Чтение 20–й страницы книги ~Ледовые приключения Плавали-Знаем~

- Спасать дураков! - сказал Солнышкин.

- Ха! - сказал Перчиков. - Во-первых, не все дураки, а во-вторых,
возьмёшься! Сердце не выдержит!

- Выдержит! - сказал Солнышкин. И тут он увидел встающую на дыбы льдину,
по которой среди шахматных фигур метался на четвереньках какой-то малый в
курсантской одежде. Фигуры раскачивались и стукали его по спине. Это был
Уточка.

- Человек за бортом! - крикнул Солнышкин.

Бросив в низ висевший рядом спасательный круг и оттолкнув Перчикова, он
перемахнул через борт сам и, прыгая с льдины на льдину, побежал к терявшему
последние силы скульптору.

- Давай руку! - крикнул Солнышкин. - Прыгай ко мне!

Но Уточка только мигал, боясь оторвать руки от качающейся льдины.

- Брось! - крикнул Солнышкин.

Уточка вцепился в льдину ещё сильней. Ближняя фигура покачнулась и с
размаху двинула своего создателя по самой макушке, зацепив краем Солнышкина.
Изо рта Уточки только вылетело "пых", и он упал. А Солнышкин сказал "ох", но
удержался, взвалил на себя курсанта и, перебираясь по льдам, понёс его к
пароходу.

БУДЕМ УЧИТЬСЯ, СОЛНЫШКИН!

Солнышкин не слышал, как его подобрала шлюпка, как Перчиков и Борщик
втащили его и Уточку в каюту.

Он сидел в углу, привалясь к переборке, и так громко дышал, что Перчиков
бросился за доктором: не случилось ли чего-нибудь у друга с сердцем?

Но примчавшийся Челкашкин приложил к груди Солнышкина ухо, послушал и
развёл руками:

- Отличное сердце! Послушайте - там шумит тайга и гудит океан. - И кивком
позвал радиста за собой: - Пойдемте, пусть отдыхает!

А когда Солнышкин открыл глаза, перед ним дымилась поставленная Борщиком
кружка компота, а рядом снова сидел Перчиков.

В каюте было сумрачно. Наступил вечер, и в иллюминатор, будто спрашивая
"Как дела?", заглядывала звезда.

- Ну, как дела? - спросил Перчиков.

- Порядок! Пора за учебники. Экзамены на носу? - сказал Солнышкин.

- Учиться, учиться! - послышался рядом начальственный басок.

В коридоре толпилось полкоманды и сверкали вспышки.

Репортажик готовил срочный репортаж о Солнышкине в газету.

А из-за двери вдруг донеслось:

- Будем учиться. - И мимо со стопкой учебников в руках протопал
Плавали-Знаем.

- Но пока есть и другие дела! - сказал Перчиков и показал свежепахнущие
ролики недавно проявленной киноплёнки.

Солнышкин схватил их и стал рассматривать на свет.

- Посмотрим? - спросил Перчиков.

- Не посмотрим, а покажем! - сказал Солнышкин.

- Кино? - спросил, заглянув, Плавали-Знаем.

- Шуточки! - сказал Моряков. - Опять шуточки!

- Так, масштабные шуточки! - крикнул Солнышкин, вскакивая. - На острове
люди ждали кино?

- Ждали! - крикнул Плавали-Знаем. - Ждали!

- Тогда надо показать! - согласился Моряков. И друзья бросились на
палубу.

ВСЁ ВПЕРЕДИ!

При помощи телепатии или просто сердцем уловили Солнышкин и Перчиков, что
думали на острове Камбала, - неизвестно, но па берегу шёл разговор, очень
близкий к их мыслям.

- Хоть бы несколько кадров увидеть! - говорили в толпе, смотревшей вслед
уходящим пароходам. - А то помогали, помогали.

- А увидим - шиш! - сказал Соскин. И мохнатые артисты, которые тоже
смотрели вдаль, поджав хвосты, обиженно заскулили.

- Да, конечно, хотелось бы посмотреть, - сказал лейтенант Молодцов,
надеявшийся увидеть на экране своего Бобика.

Но в небе горели только звёзды. Топала Большая Медведица. А суда уходили.

И вдруг на глазах у всех оба парохода резко изменили курс и,
приблизившись к острову, остановились рядом с ним. На мачте "Светлячка"
развернулся странный парус - это, по просьбе Солнышкина, Барьерчик и Упорный
натянули большую простыню, а с кормы "Даёшь!", где Перчиков пристроил
аппаратуру, на неё полетел длинный яркий луч.

Сначала на экране появился заледенелый "Светлячок", потом на собаках по
льдине промчался Васька-мамонт, и на палубе "Даёшь!" раздался радостный
шёпот.

- "Зимовка"! Первая серия! - Это почти кричал Плавали-Знаем. Он сидел
среди зрителей в шлёпанцах на стопке книг, по корешкам которых ползли
названия: "Родная речь", "Арифметика", "Навигация".

Около него, потирая лоб, стоял Уточка, рядом весело хохотал Васька. Но
скоро Плавали-Знаем притих и спрятал подбородок в телогрейку - на экране
возникла льдина, сидя на которой Плавали-Знаем прогонял Солнышкина: "Вон!"

Вслед за этим по полотну поползли белые шахматные истуканы. Они плыли,
как остатки какой-то неизвестной цивилизации, сталкивались, бились лбами, и,
прыгая по льдинам, на них лаяли собаки. У одного на макушке качался чёрный
кот и быстро сигналил ехидным глазом: "Конец первой серии".

Но вот собаки на экране бросились к детям, и Молодцов с берега закричал:

- Смотрите, мой Бобик!

Потом лейтенант сам пошёл по экрану впереди детей, рядом с ним заковылял
пингвин, появился весёлый Морячок, навстречу друг другу, размахивая
поварёшками, бросились Борщик и Супчик.

И тогда с берега - с настоящего берега - донёсся крик Соскина: "Звук!
Звук!" и все зрители на берегу тоже подхватили: "Звук!"

- Споём! - предложил начальник училища: ему представилась отличная
возможность озвучить этот сеанс своей новой песней.

А Солнышкин удивился: какой ещё звук? Какие ещё нужны звуки? Рядом шумели
волны, неторопливо приговаривала машина, и уже так близко была родная земля,
что, казалось, за ветром слышался шум сосен, всплески таёжной речки и
грустное "ку-ку" далёкой-далёкой кукушки.

А навстречу катил океан с гулким хлопаньем парусов, с гудками пароходов,
с весёлой перекличкой спутников. Весь мир от палубы до морозных звёзд был
полон голосов. Они переполняли пространство, и от их говора хотелось
работать, спешить на помощь людям, как Моряков и Перчиков, дружить, как
обнявшиеся на экране Супчик и Борщик. Звуков было так много, что казалось,
говорила каждая снежинка и звала куда-то самая крохотная звезда. Голоса
звали, будили, торопили, и, волнуясь вместе с ними, сердце Солнышкина
выталкивало сильные, ритмичные звуки, будто говорило: "Впе-рёд! Впе-рёд!
Впе-рёд!" Вперёд к родной земле, вперёд в плавание, всегда и везде вперёд!

Неужели никто этого не слышит? Он оглянулся.

И в этой гулкой тишине что-то вдруг плюхнуло, потом от берега донёсся
крик:

- Подождите! Подождите!

И, бросившись к борту, команда увидела, как, сидя на льдине и работая
вёслами-руками, к "Даёшь!" гребёт невысокий человечек в нарисованной яркой
тельняшке. Морячок догонял свою палубу.

Кино кончилось, а лучи всё летели. Размахивал руками и что-то пытался
петь начальник. Но его никто не слышал, так как вся команда под крики "ура!"
поднимала на борт верного члена экипажа.

А через несколько минут оба парохода, набирая скорость, быстро шли
навстречу вольному океану.

За штурвалом "Даёшь!" что-то напевал ставший на прощальную вахту Бурун.

На штурвале "Светлячка" крепко держал руки Барьерчик.

Выбросив с палубы шпаргалки, Упорный закрашивал в кубрике холодный
Уточкин костёр - последний след небывалой зимовки.

За бортом, сталкиваясь друг с другом, качались обломки льдин.

А на носу "Даёшь!" стояли в обнимку Солнышкин, Перчиков и Морячок. Над
ними, сообщая что-то таинственное и далёкое, молодо сигналили звёзды, всё
сильней и сильней - совсем как молодой капитан - кричал о чём-то родной
морозный ветер, и, словно расшифровывая их голоса, Морячок радостно
повторял:

- Всё впереди! Всё впереди! Всё впереди!

1981