мух! Ну теперь-то уж каттхультовские мухи все до единой будут обмануты
сразу, одним махом. Когда мухи проснутся завтра рано утром, они по прос-
тоте своей подумают, что все это бурое, клейкое, развешанное на длинных
веревках по всей кухне, - гигантский завтрак, который приготовили только
для них. И не успеют они сообразить, какие они дуры, как все до единой
будут беспощадно пригвождены к липучкам. "Ясное дело, их даже немножко
жалко, - думал Эмиль, - но ведь никто не звал их в Каттхульт, так что
пусть пеняют на себя". И Эмиль ликовал, представляя, как обрадуется ма-
ма. Папа, верно, тоже будет доволен, раз у них в Каттхульте теперь
столько липучек, да еще совершенно бесплатно. Ведь он не заплатил за них
ни одного эре, да и по миру с нищенским посохом ему идти тоже не придет-
ся.
дня. Завтра, рано утром, когда его мама и папа выйдут на кухню выпить
чашечку кофе, над Каттхультом разнесутся ликующие крики, уж это точно!
Но крики эти вовсе не были ликующими. Сначала раздался такой страшный
вопль, что дом содрогнулся. Это произошло в тот миг, когда папа Эмиля
запутался в первой же клейкой ленте, на которую наткнулся. А потом раз-
дался еще более ужасающий вопль, когда он, пытаясь сорвать с себя первую
клейкую ленту, почувствовал, как вторая, словно змея, обвила его шею.
Затем послышались душераздирающие крики мамы Эмиля и Лины, когда они
рванулись к папе, чтобы помочь ему, а вместо этого липучки приклеились к
их волосам, залепили им глаза и заодно еще разные другие места. И тогда
громко, на весь дом, перекрывая жалобные возгласы женщин, раздался дикий
крик папы:
хультовской кухне воцарилась тишина. Ведь вся эта троица, которая сража-
лась там в темноте с клейкими лентами, теперь окончательно запуталась в
них и уже больше не кричала. Папа, мама и Лина молча и ожесточенно боро-
лись за то, чтобы высвободиться из липких пут.
реди ночи! - возмущался Эмиль.
Эмиль как раз вернулся домой из пасторской усадьбы, куда отвел его за
руку отец, чтобы он вернул обратно две кроны и попросил прощения за то,
что обманул пасторшу.
должен был быть только Эмиль и никто другой? - спросил папа Эмиля.
пасторша - эта добрая душа - и ласково улыбнулась.
тоже ласково улыбнулся.
клейкие ленты до одной. А все каттхультовские мухи по-прежнему радостно
и назойливо жужжали у нее под носом: ни одна из них ничуть не пострада-
ла.
липучек. Вообще-то, если разобраться, то именно так и мучают животных.
Да, уж я-то знаю, каково это, когда накрепко приклеиваешься к липучке.
уплетал брюквенное пюре, а остаток дня просидел в столярной, вырезая
своего триста двадцать пятого деревянного старичка.
Мухи исчезли. Но Эмиль остался и со свежими силами совершал все новые и
новые проделки. Недаром говорила Лина:
знаешь его, - в воскресенье после Рождества был пир, и приглашены были
все жители Леннеберги - от мала до велика. Матушка Альма, мама Эмиля,
славилась своими вкусными блюдами. Даже пастор и пасторша охотно бывали
на пирах в Каттхульте. Не говоря уж об учительнице, которая была просто
сверхсчастлива, когда вместе со всеми пригласили и ее. Ведь это куда ве-
селее, чем сидеть одной в школе длинным воскресным снежным днем.
все утро проездил на снегоочистителе, а Лина, служанка в Каттхульте,
тщательно вымела крыльцо сеней, чтобы в башмаки гостей не набилось слиш-
ком много снега.
сились к окну кухни. Уже начали подъезжать на своих санях гости. Только
учительница прикатила на финских санках, потому что у нее не было ни
собственных саней, ни лошади. Но она все же радовалась, как жаворонок,
это было видно издалека.
ладил ее по головке.
пиры влетают нам в копеечку!
всюду приглашают, так что теперь - наш черед.
многом - благодаря учительнице. Она была молодая, жизнерадостная и страх
до чего находчивая. И когда все выпили по чашечке кофе, с которого начи-
нался пир, и не знали, чем можно бы еще заняться в ожидании, пока пода-
дут еду, учительница сказала:
Все удивленно посмотрели друг на друга, а папа Эмиля сказал:
так жизнь, эх! За ним длинной вереницей выбежали все дети, которые были
на пиру, - тоже очень оживившиеся. А учительница, в плаще и галошах, от-
важная и дерзкая, как полководец, уже стояла в дверях, готовая выйти во
двор.
лась она.
лась из дома, когда никто не видел, и с сияющими глазами кинулась играть
в снежки. И как раз тогда, когда всего нужнее была на кухне.
надрываясь от хохота, в каком-то дичайшем угаре расшвыривает во все сто-
роны снежки. Никогда еще ни одна служанка не вела себя так на пиру в
Леннеберге.
Ей надо нарезать хлеб, а не играть в снежки.
разие, когда сам Антон Свенссон, церковный служка, устраивает пир!
снежок все продолжать падать. Никто не обратил на папу Эмиля ни малейше-
го внимания. Все только горланили и смеялись. А хуже всех вела себя Ли-
на. Ну и, понятно, Эмиль. Он швырялся снегом во все стороны, так что ка-
залось, будто вьюга метет. Внезапно он так сильно и метко запустил снеж-
ком в окошко овчарни, что раздался страшный звон: стекло разлетелось на
мелкие осколки.
себе даже представить: снежок попал прямо в разинутый рот папы Эмиля. А
Эмиль этого даже не заметил.
больше кричать на Эмиля и не мог призвать к ответу Лину, хотя и то, и
другое было крайне необходимо. Единственное, что мог выдавить из себя
папа, было:
ся мимо нее, и радостно закричала:
там попытался вытащить снежок изо рта. Но ничего не получилось! Снежок
застрял во рту, как пушечное ядро. Снежки-то Эмиль лепил крепкие!
папа Эмиля, кипя от злости.
вдруг отца.
И, издав последний кровожадный вопль: "Эх-эх-эх!" - он заложил дверь на
засов, оставив Эмиля один на один с самим собой - осознавать, что натво-
рил он на этот раз.
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Махров Алексей
Каменистый Артем
Прозоров Александр
Круз Андрей