Вскоре нигде не осталось никаких следов черничного киселя, кроме ма-
ленького синего пятнышка за ухом Эмиля. Потом мама вымела осколки стек-
ла, а папа побежал к стекольщику за новым оконным стеклом, которое он
мигом вставил вместо разбитого. Эмиль хотел было ему помочь, но отец да-
же близко не подпустил его к оконной раме.
щайся до самого отъезда!
болтать с Готфридом. Но от голода у него сосало под ложечкой. За весь
день ему перепал лишь глоточек черничного киселя - разок он успел хлеб-
нуть, когда нырнул в миску.
по-прежнему торчал в бургомистровом саду возле забора.
нуло пятьдесят, вечером у нас будет пир, и кладовки прямо ломятся от
всякой всячины.
пересол.
релкой, полной всякой вкуснятины - сосисок, котлет, пирожков. Готфрид и
Эмиль - даром что по разные стороны забора - мигом все съели. Эмиль
опять был всем доволен. Но его спокойствие длилось только до тех пор,
пока Готфрид не проговорился:
бывало.
- жители Леннеберги не позволяли себе таких безумств. И теперь он очень
огорчился: ведь ему не придется увидеть великолепный фейерверк, потому
что надо засветло отправляться обратно в Каттхульт.
этот ярмарочный день! Ни коня, ни фейерверка - одни беды да напасти, к
тому же дома его ожидает столярка.
своего друга и утешителя во всех бедах.
крестьян, приехавших на ярмарку, да еще вперемешку с горожанами из Вим-
мербю? Отыскать Альфреда в этой толчее оказалось делом нелегким. Эмиль
затратил на поиски своего друга несколько часов и за это время успел не-
мало напроказить. Но эти проделки не попали в синюю тетрадь, так как о
них никто никогда не узнал... Альфреда он так и не нашел.
сегда канет в вечность этот ярмарочный день. Крестьяне уже собрались
разъезжаться, да и горожанам из Виммербю, пожалуй, пора было по домам.
Но напоследок всем хотелось еще посмеяться, поболтать, покричать, пошу-
меть, и на улицах царило веселое оживление. Еще бы, ведь день-то необыч-
ный! И ярмарка, и день рождения бургомистра, и кто знает, может, послед-
ний день жизни на Земле, если и в самом деле прилетит эта дымящаяся ко-
мета. Понятно, что все чувствовали себя не в своей тарелке, толпясь на
улицах и не зная, чего ждать - радости или беды. Когда люди одновременно
и боятся и радуются, то они утрачивают чувство меры. Поэтому сутолока на
улицах не уменьшалась и веселье не стихало, а в домах царили тишина и
покой: в них остались лишь кошки да дряхлые старушки, нянчившие внучат.
может, и в день ярмарки, и в сумерки, ты знаешь, как весело шагать по
улочкам, мощенным булыжником, и разглядывать в окнах домиков бабушек, их
внучат и кошек. А как бьется сердце, когда крадешься темным переулком,
заходишь в чужие ворота, на темный двор, забитый крестьянскими телегами,
между которыми толкутся крестьяне и пьют пиво, перед тем как запрячь ло-
шадей и отправиться восвояси по хуторам.
был о своих недавних горестях и уже не сомневался, что рано или поздно
найдет Альфреда. Так оно и вышло, только сперва он нашел нечто совсем
другое.
мый шум, доносившийся со двора. Кричали и ругались крестьяне, отчаянно
ржала лошадь. Эмиль тотчас шмыгнул в ворота, желая узнать, что там про-
исходит. Его глазам представилось зрелище, заставившее его вздрогнуть.
Во дворе была старая кузница, и в отблесках пылающего горна, в толпе
злющих-презлющих крестьян Эмиль узнал своего буланого конька. Крестьяне,
все как один, были вне себя от злости. Угадай, почему они злились? Да
потому, что молодой буланый конь ни за что не давал себя подковать. Как
только коваль пытался поднять его ногу, конь вставал на дыбы, бешено бил
копытами и лягался так, что крестьяне рассыпались в разные стороны. Ко-
валь просто не знал, что делать.
я еще не встречал.
лошадей. Да, да, потому что коню, так же как и тебе, нужна обувка, а не
то он в кровь сотрет копыта и будет спотыкаться и скользить по обледене-
лой дороге. Обувь эта не обычная - это железные скобы, которые накрепко
прибивают гвоздями к копытам. И называют их подковами; тебе, может, слу-
чалось их видеть.
Он стоял смирно и кротко до тех пор, пока не дотрагивались до его задних
ног. Но стоило кузнецу приблизиться к коню и чуть коснуться его ноги,
как снова начинался настоящий цирк - конь лягался и отпрыгивал в сторо-
ну, хотя полдюжины крестьян висели на нем, пытаясь удержать на месте.
Барышник из Молиллы, купивший коня, постепенно приходил в ярость.
давший за происходящим. - Нет уж, поверьте мне, этого коня не подковать!
Ведь дома в Туне его пытались подковать раз двадцать, не меньше.
ется с глаз долой!
его слова, ему надо было как-то вывернуться. И он сказал:
они ни пытались удержать жеребца, этого никому не удалось.
всех в Леннеберге и даже во всем Смоланде. Когда буланый конек взвился
на дыбы, захрапел и начал лягаться, Эмиль подумал: "Ну точь-в-точь как
Лина, когда ее щекочут! "
дался. Конек просто-напросто боялся щекотки. Поэтому он фыркал и брыкал-
ся - совсем как Лина, когда, бывало, к ней чуть прикоснешься, а она так
и закатывается от смеха. Да ты ведь и сам знаешь, что бывает, когда ще-
кочут.
кайся, я обещаю тебя не щекотать.
схватил его прямо за заднее копыто и поднял ногу. Конь повернул голову и
добродушно покосился на Эмиля, словно желая понять, что он там делает.
Видишь ли, копыта у лошадей так же нечувствительны, как твои ногти, и
если лошадь взять за копыто, ей нисколько не щекотно.
вать коня на все четыре ноги.
нил, что обещал, но не хотелось ему отдавать коня. Вытащив из кошелька
пять крон, он протянул их Эмилю.
ну слову и умели его держать.
чтобы избежать позора, пришлось ему сдержать слово.
бирай своего подлого конягу и дуй отсюда!
ванного коня и выехал из ворот, будто важный какой генерал.
марочную толпу, а навстречу ему по улице Стургатан в страшной давке про-
бирался не кто иной, как Альфред.
ится щекотки, точь-в-точь как Лина.
шадей.
Мацумото Сэйте
Березин Федор
Шилова Юлия
Василенко Иван
Шилова Юлия
Белоусов Валерий