Альфреда совсем онемела, потому что голова Лины навалилась на нее всей
тяжестью. Но все же, как и его хозяин, Альфред был бодр и в самом лучшем
расположении духа. Обратившись к Эмилю, гарцевавшему рядом, он сказал:
здорово! духа. Обратившись к Эмилю, гарцевавшему рядом, он сказал:
здорово!
Это горел огонь на кухне дома в Каттхульте - Креса-Майя поджидала их с
ужином.
бы не так! Два дня скакал он на Лукасе, но уже на третий день, стало
быть третьего ноября, принялся за старое. Угадай, что он натворил...
Ха-ха-ха, не могу не смеяться, вспоминая об этом. Так вот, Эмиль в тот
день... нет, стоп! Молчок! Я обещала его маме никогда не рассказывать,
что он натворил третьего ноября. Ведь, по правде говоря, как раз после
этой проделки жители Леннеберги собрали деньги, чтобы отправить Эмиля в
Америку. Понятно, маме Эмиля вовсе не хотелось вспоминать о том, что
тогда произошло. Она даже ничего не написала об этой проделке в своей
синей тетради, так что с какой стати мне рассказывать об этом! Нет, не
буду, но зато ты услышишь, что выкинул Эмиль на второй день Рождества
[10].
волчью яму
осень. Осень - довольно грустная пора где бы то ни было, а в Каттхульте
и подавно. Под мелким сеющим дождем Альфред шагал вслед за быками, вспа-
хивая лоскутки каменистой пашни, а за ним по междусапогах, облепленных
комьями грязи, чем выводили из себя Лину, которая тряслась над своими
выскобленными добела полами.
минуты покоя всю жизнь не узнаешь.
мне никак не сказать ей про это.
и решительнее. Но Альфред не захотел.
не собирается жениться на ней, но нужных слов так и не нашел.
пополудни на кухне зажигали керосиновую лампу, и все рассаживались там,
занимаясь каждый своим делом. Мама Эмиля сидела за прялкой и сучила чу-
десную белую пряжу на чулки Эмилю и Иде.
помогала ей. Папа Эмиля чинил башмаки и тем самым сберегал деньги, кото-
рые иначе достались бы городскому сапожнику. Альфред не уступал хозяину
в прилежании и сам штопал свои носки. На них вечно зияли большущие дыры
- и на пальцах, и на пятках, но Альфред быстренько затягивал их нитками.
Ясно, Лина охотно помогла бы ему, но Альфред не позволял.
Эмилю. - Потом уж никакие слова не помогут.
раз Эмиль попробовал внушить Иде, что эта кошка на самом деле не кошка,
а волк. Но она не хотела ему верить, и тогда он протяжно завыл
по-волчьи, да так, что все на кухне подскочили. Мама Эмиля спросила, что
означает этот вой, и Эмиль ответил:
Эмиль и Ида вылезли из-под стола, чтобы ее послушать. Ну, теперь страху
не оберешься, это уж точно; про какие только ужасы не рассказывала Кре-
са-Майя! Если не об убийцах и ворах, привидениях и призраках, то уж неп-
ременно о жестоких казнях, страшных пожарах, жутких бедствиях, смер-
тельных хворях или о лютых зверях вроде волков.
от волков просто спасу не было.
чтоб им пусто было, - встряла Лина.
древняя старуха, какой хотела изобразить ее Лина.
ла.
про злых волков и о том, как рыли волчьи ямы и ловили в них волков в те
времена, когда она была совсем маленькая.
Лина и тут же осеклась.
Король Карл Двенадцатый, скажу тебе, жил лет двести назад, и КресаМайя
уж никак не могла быть такой древней старухой.
еще пострашнее волков, которые выползали из логова лишь лунными ночами и
неслышно крались по лесу. Чудища эти умели говорить, сообщила Креса-Ма-
йя, ведь они были не просто волками, а оборотнями - полулюдьми-полувол-
ками, и опаснее их никого на свете не было. Встретится, бывало, этакое
чудище при лунном свете - пиши пропало, ведь страшнее зверя не придума-
ешь. Поэтому по ночам, когда светит луна, людям из дома не надо и носа
высовывать, сказала Креса-Майя и осуждающе посмотрела на Лину.
сказала, что ей пора домой, мол, стара она и сильно притомилась.
заговорили о волках.
нет волчьей ямы, чтоб их ловить?
больше он думал, тем больше убеждался, что, будь у них яма, в нее обяза-
тельно попался бы волк. Задумано - сделано, уже на следующее утро Эмиль
принялся копать яму между столярной и кладовой. Летом здесь буйно росла
крапива, а теперь она лежала на земле, черная и увядшая.
выбраться из нее, если уж туда угодит. Альфред помогал Эмилю и время от
времени брался за лопату, но все же яма так и осталась невырытой почти
до самого Нового года.
зимы, пока не похолодает и у них от холода животы не подведет.
волков, которые студеной зимней ночью выйдут тайком из леса, подкрадутся
к дому и завоют под окнами.
глядел на Альфреда, представляя себе, как волк свалится в его яму.
метил, - сказал он, довольный, и Альфред с ним согласился.
схватив вошь пальцами ног, - добавил Альфред.
ду не следовало бы ее повторять, поскольку Дурень-Юкке как-никак прихо-
дился ему родным дедушкой и жил на старости лет в Леннебергской бога-
дельне, приюте для бедняков. А над своим дедушкой нехорошо смеяться, хо-
тя Альфред вовсе не имел в виду ничего дурного, а лишь повторял то, что
говорили другие.
за горами. В самом деле, они скоро и нагрянули.
вает, повалил снег. То-то было радости! Снег кружил и кружил над хутором
Каттхульт, над Леннебергой и над всем Смоландом, пока вся округа не
превратилась в один сплошной снежный сугроб. Из снега чуть торчали лишь
колья изгородей, и по ним можно было догадаться, где проходит дорога. И
ни один даже самый острый глаз не мог бы разглядеть волчью яму. Яму,
словно ковром, накрыло пушистым снегом, и Эмиль каждый вечер беспокоился
только о том, как бы ветки и еловые лапы не провалились под тяжестью
снега до той поры, когда явится волк и рухнет в яму.
новательно! Сперва устраивали большую стирку. Лина и Креса-Майя, стоя на
коленях на обледенелых мостках хуторского ручья, полоскали белье. Лина
дула на потрескавшиеся от мороза пальцы и плакала.
словам Лины, не осталось места на кухне. Там рядом с блюдами свиного
студня, ветчины, копченой грудинки и другой вкусной еды громоздились го-
ры пальтов, кровяной колбасы, свиной колбасы, жареной колбасы, зельца и,
наконец, колбас, начиненных кашей и картошкой. А какое Рождество без
можжевелового кваса! Он долго бродил в большой деревянной кадушке, в пи-