Чтение 2–й страницы книги ~Тарантул~

кармана пиджака большой кожаный бумажник.

- Давайте руку, гражданин! - крикнул сверху старшина. - Влезайте!

"Рыбак" встал, повернулся... Все остальное произошло в одну секунду.
Пахомов почувствовал, как задержанный сильно качнул лодку и, как бы потеряв
равновесие, взмахнул рукой. Бумажник полетел в воду, а мужчина ухватился за
борт катера.

"Прячет концы. В бумажнике что-то важное", - подумал моряк и без
колебания прыгнул в воду.

В детстве, ныряя в светлой воде, Пахомов без труда находил на
значительной глубине монетки, но сейчас, в одежде, в утренних сумерках,
найти что-нибудь в холодной и мутной воде было трудно. К счастью, он взял
верное направление и под водой оказался на одном уровне с бумажником. Рука
сразу наткнулась на него.

Сверху, на катере, не видели, что произошло в лодке.

- Человек за бортом! - крикнул старшина и схватил спасательный круг.

- Не торопись, - остановил его лейтенант.

Пахомов вынырнул за кормой катера и барахтался в воде. Его сносило
течением, а в двух метрах от него несло и лодку.

- Держи круг, Пахомов! - крикнул лейтенант.

- Не надо... я сам...

Он подплыл к лодке и уцепился за борт

- Вот черт! Как это он вывалился! - сказал с облегчением Киселев.

- Старшина, надо ему водки дать да растереть всего! - приказал лейтенант.
- Выкупался ради праздничка! - Он нарочно прыгнул в воду, товарищ лейтенант,
- сердито пояснил старшина, - Этот чего-то вы бросил, а Пахомов и нырнул.

Лейтенант взглянул на "рыбака", скромно стоявшего около рубки.

- Что вы там выбросили?

- Я не выбросил... я обронил.

Когда Пахомов поднялся на катер и, передав бумажник лейтенанту, ушел
переодеваться, задержанного увели в каюту. Катер развернулся и плавно
направился на место своей стоянки.

2. ПИСЬМО

"Уважаемый Сергей Дмитриевич!

Если бы вы знали, с каким восхищением и гордостью мы следим за
титанической борьбой Ленинграда! Каждое самое незначительное и мелкое
сообщение о ваших героических делах волнует всех истинных патриотов. О вас,
ленинградцах, ходят легенды, и я не сомневаюсь, что эти легенды переживут
века и будут передаваться из поколения в поколение. Должен сознаться, что я
завидую вам и жалею, что оказался в тылу. хотя, само собой разумеется, отдаю
все силы и работаю не покладая рук для победы. Приятно будет сознавать
потом, что в этой великой войне есть и мои усилия. С радостью сообщаю вам,
что наконец добился командировки, и надеюсь числа двадцатого лично
засвидетельствовать вам мое восхищение и пожать руку. Рассчитываю
воспользоваться вашим любезным приглашением и остановлюсь у вас, если,
конечно, не стесню. Что касается продуктов, то захвачу с собой, сколько
унесу.

Еще раз примите мои самые лучшие пожелания. До скорой встречи.

Ваш почитатель Мальцев".

Подполковник государственной безопасности, выстукивая пальцами по столу
ритм какой-то мелодии, задумчиво смотрел на лежащее перед ним письмо. Его
только что принесли из лаборатории. Самое тщательное исследование ничего
интересного не обнаружило. Обычное письмо ленинградцу с Большой земли.

Он еще раз внимательно перечитал его и откинулся на спинку кресла.
"Неужели тут сложный шифр?"

Письмо это находилось в числе других документов в бумажнике мужчины,
задержанного сегодня утром у Крестовского острова. Предполагалось, что немцы
отбуксировали лодку из Петергофа в ночь на седьмое ноября до фарватера, а
дальше он уже сам добрался до устья Невки. Письмо имело какое-то особое
значение.

Шестое чувство чекиста подсказывало Ивану Васильевичу, что с приездом
этого "почитателя" начинается серьезная операция. Перехватить Мальцева в
день приезда, конечно, ничего не стоило, но это не решение. За Мальцевым,
несомненно, стоят еще люди, и неизвестно, с какой целью он собрался в
Ленинград.

Положение на фронте требовало от советской контрразведки глубокой, четкой
и быстрой работы. Фашисты терпели поражение за поражением, и от них можно
было ждать чего угодно. Они чувствовали, что Ленинград окреп и готовится к
наступлению.

Если у него в руках находится кончик ниточки, надо распутать весь клубок.

Письмо адресовано уважаемому и известному в городе человеку. Сергей
Дмитриевич Завьялов - ученый-химик, общественник - работал на оборонном
заводе.

Чем больше думал Иван Васильевич, тем загадочнее становилось это простое
на первый взгляд письмо. Десятки всевозможных и правдоподобных догадок
мелькали в голове, но все они не имели под собой твердой почвы. Он, конечно,
не собирался разматывать клубок, сидя за письменным столом, но любил
поломать голову над сложной задачей, прежде чем приступить к расследованию.
Потом, когда дело распутывалось и все становилось ясным, полезно было
проверить ход своих мыслей и догадок.

Иван Васильевич достал лист бумаги, сделал несколько пометок, спрятал его
в боковой ящик стола и позвонил по местному телефону.

- Товарищ Бураков? У вас там все готово? Я сейчас приду.

Затем он набрал городской номер. Через минуту послышался звонкий женский
голос,

- Номер слушает.

- Какой номер? Цирковой или эстрадный? - шутливо спросил Иван Васильевич.

- Это говорит дежурная. Вам кого нужно, товарищ? Я не расположена шутить,

- Извините. Я не заметил, что у вас нахмурены брови. Скажите, пожалуйста,
когда я могу видеть Сергея Дмитриевича Завьялова?

- В любое время... кроме ночи.

- А точнее? От и до?

- С восьми утра до десяти вечера. Кто это говорит? Коля?

- Нет, не Коля.

- Ну да! Я сразу вас узнала. Что вы делаете завтра вечером?

Иван Васильевич повесил трубку. "Скучно, бедняжке, дежурить в праздник",
- с усмешкой подумал он.

Положив содержимое бумажника: паспорт, продовольственные карточки, письмо
- и протокол задержания в папку, он взглянул на часы и вышел из кабинета.

В комнате следователей кроме ожидавшего помощника сидела стенографистка и
чинила карандаш. При входе подполковника оба встали.

- Здравствуйте, Надежда Аркадьевна. Извините, что пришлось вас
потревожить сегодня, - с улыбкой сказал Иван Васильевич, протягивая руку.

- Ну что вы, Иван Васильевич!

- Признаться, я и сам рассчитывал сегодня отдохнуть, но ничего не
поделаешь...

Бураков выжидательно смотрел на начальника, Иван Васильевич вынул из
папки письмо и спрятал его в ящик стола. Остальное разложил на столе.

- Ну что ж, давайте приступим к допросу, - сказал он, обращаясь к
помощнику. - Вы начинайте, а я посмотрю, что это за человече...

Когда Бураков вышел, Иван Васильевич переставил стул в темный угол
комнаты. Здесь его будет не видно. Яркий свет лампы, стоявшей на столе,
отражался рефлектором и освещал середину комнаты. Слева, за маленьким
столиком, сидела Надежда Аркадьевна.

- Долго мы будем работать? - спросила она.

- Боюсь, что да. Дело спешное. Как Славик поживает?

Даже в тени было видно, как покраснела от удовольствия стенографистка.

- Благодарю вас. Здоров. Переменил профессию. Сейчас решил стать
танкистом. Только и занятий, что танки из коробочек строит..

Вошел арестованный. Разговор прекратился.

- Садитесь сюда, - сказал Бураков.

Человек опустился на указанный стул, положил ногу на ногу и сунул руки в
карманы. Почти тотчас же он переменил позу: опустил ногу и скрестил руки на
груди. Затем снова сунул руки в карманы.

Бураков сел за стол, неторопливо достал портсигар, зажигалку и закурил.

- Как ваша фамилия? - начал он с обычных вопросов.

- Казанков.

- Имя, отчество?

- Александр Семенович.

- Какого года рождения?

- Тысяча девятьсот первого.

- Где родились?

- Под Самарой.

- Точнее?

- Деревня Максимовка.

- Национальность?

- Русский.

Иван Васильевич чувствовал, что Бураков волнуется, но держал он себя
хорошо и вопросы задавал спокойным, ровным голосом. Арестованный отвечал
вяло, почти равнодушно. Видимо, он был подготовлен к такому повороту своей
судьбы и успел заранее примириться. "Знал, на что идет", - решил
подполковник.

- Где вы жили до войны?

- В Ленинграде.

- А как переехали в Ленинград? - Это долгая история.

- Ничего, у нас времени хватит,

- Приехал учиться и остался совсем.

- Расскажите, пожалуйста, подробней.

Арестованный начал рассказ о том, как в первые годы революции он приехал