Чтение 43–й страницы книги ~Тарантул~

опасаясь, что топот их ног, треск ломаемых сучьев кто-нибудь услышит.

- Молодец, Миша! - похвалил Трифонов, проходя мимо и хлопая юношу по
плечу. - Жди здесь.

Яркие лучи фонарей вспыхнули вокруг склепа. Они перекрещивались,
перескакивали с места на место, медленно ползли по низу, ощупывая землю.

Миша погасил свой фонарь и, отступив назад, залез на высокую, обложенную
камнем, могилу. Здесь прислонился к большому тополю, росшему в изголовье.
Скоро он услышал глухой стук и голос Трифонова:

- Эй вы там!.. Открывайте!

Через некоторое время стук повторился.

- Слышите! Вылезайте, говорю. Все равно никуда не скроетесь. Вы
окружены...

Прошло минуты две, и Трифонов дал команду:

- Кроши, ребята!

Миша видел, как два здоровенных солдата встали по краям входа, взмахнули
руками, и резкие, звонкие удары тяжелых ломов о железную дверь ворвались в
тишину кладбища. Били ровно, как цепами молотили, но, видимо, дверь не
поддавалась.

И вдруг все стихло.

Миша приподнялся на носки, пытаясь разглядеть, почему перестали ломать
дверь. Напряжение было такое сильное, что короткая очередь из автомата
оглушила, и Миша не сразу понял, что произошло.

Крики... Мельканье огней... Стоны... Какая-то тень бросилась в сторону от
склепа и исчезла в темноте...

- Налево! - закричал один из солдат, - Никитин! Налево свети... сюда!

Лучи фонариков заметались в разных направлениях, но натыкались они только
на деревья, кресты, решетки, могилы. Человек исчез.

И вдруг короткая очередь снова резанула слух. Фонари погасли. Солдаты
попрятались за ближайшие укрытия.

- Никитин, спокойно! - раздался твердый голос

Трифонова, и Миша облегченно вздохнул.

- Никуда не уйдет. Не горячитесь. Я спущусь вниз, а вы ловите. Федя, за
мной...

Теперь Миша понял, что произошло. Один из шпионов распахнул дверь,
очередью из автомата расчистил себе дорогу и выскочил из склепа в темноту.
Кладбище он хорошо знает, и в этих зарослях, среди могильных построек легко
прятаться. Фонари зажигать нельзя. Он видит огонь и будет стрелять.

"Что же теперь делать? - с волнением думал Миша. - Он побежал в мою
сторону и прячется где-то поблизости".

В этот момент кто-то из солдат зажег фонарь возле склепа. И сейчас же
недалеко от Миши заблестели красные вспышки автоматной очереди. От
неожиданности Миша присел, но успел заметить, в каком месте спрятался шпион.

"Ждать нельзя. Действовать быстро, решительно. Надо осветить его".
Спрятавшись за толстый ствол дерева, Миша поднял фонарь, направил его в
сторону шпиона и зажег.

Почти тотчас же раздались выстрелы. Несколько пуль со звонким щелканьем
впились в тополь, остальные ударились в каменный крест и с визгом улетели.

Нагнувшись еще ниже, Миша выглянул из-за дерева, повел фонарем...

И снова оглушительный треск. Завизжали, защелкали пули...

Миша инстинктивно спрятал голову, но руки с фонарем не опустил. Он успел
разглядеть спрятавшегося за памятником мужчину в финской шапке, в очках. Луч
его фонаря нашел шпиона и ослепил.

"Теперь не опускать... Пускай стреляет... Он меня не видит", - убеждал
себя Миша, напрягая все мускулы, чтобы сдержать невольную дрожь руки.

Выглянув из-за дерева вторично, он увидел, что фонарь освещает каменную
глыбу с выпуклым крестом.

"А где же он? Сбежал?" - со страхом подумал Миша, но, повернув слегка
фонарь, сразу его нашел.

Мужчина стоял, прижавшись к высокой решетке. Миша видел, как блеснули его
очки, как быстро перекинул он автомат, и в то же мгновение пуля ударила о
край фонаря и вырвала его из рук.

Стало темно, но не надолго. Почти одновременно с двух сторон вспыхнули
два фонаря и осветили шпиона. Отчаянно отстреливаясь, он попытался
перебежать на другое место, но фонари продолжали гореть, и светлые пятна
упорно преследовали.

"Горя-ат! - радостно думал Миша, высовываясь из-за дерева. - Тоже
укрылись от пуль".

И вдруг из темноты выскочил солдат.

- Не уйдешь, гад!

Оба они с криком и руганью упали на могилу, затем скатились вниз. Все
остальное произошло очень быстро.

В полосе света появились еще две фигуры в шинелях и навалились на
отчаянно барахтающегося врага. Всюду загорались фонарики; лучи их метались,
прыгали, но все стремились к месту борьбы.

- Тихо, Горелов, тихо! - кричал на бегу Никитин. - Не задуши до смерти.
Связывайте руки... У кого веревки? Давайте сюда!

Возбуждение борьбы быстро погасло.

- Давайте его в машину, - через минуту уже спокойно приказал Никитин. -
Горелов, ты и веди.

Освещая дорогу, Горелов пошел вперед, а двое других, поддерживая под
руки, повели связанного шпиона.

- А кто его первый осветил? - спросил Никитин.

- Мальчишка наш... тот, который проводником шел.

- А где он? Жив ли?.. Как его зовут?

- Кажись, Михаил...

- Эй, Миша! Откликнись!

- Я здесь! - отозвался Миша,

- У тебя все в порядке? Где ты там? Не царапнул он тебя? - спросил
Никитин, обращаясь в темноту.

- Нет, фонарик только разбил.

- Ну, эта беда не велика!

Возле склепа замелькали огни, и внимание солдат переключилось туда.

Минут через двадцать машина увезла под конвоем трех пойманных шпионов и
одного убитого солдата.

На второй машине возвращались раненые. Трифонову пуля попала в руку, но,
несмотря на это, он, туго перетянув ее, довел облаву до конца.

34. ТАРАНТУЛ

Судьба благоволила к Тарантулу. Он уже попадался в сети советской
контрразведки, но в самый последний момент благополучно уходил.

Вот и сейчас. Счастливый случай привел на набережную, и здесь он выяснил,
что сети снова расставлены...

Осенью сорок первого года Тарантул лихорадочно засылал в Ленинград группу
за группой, а сам собирался войти в город вместе с германской армией.

Осенью сорок второго года, когда готовился решительный штурм, пришлось
приехать самому. Штурм не состоялся, но людей он потерял много, а сам едва
успел скрыться.

Осень сорок третьего года. Он снова в Ленинграде, и снова дела
складываются не в его пользу.

Было уже совсем темно, когда Мальцев вышел из трамвая и, не оглядываясь,
медленно зашагал к дому. Теперь он знал, что за ним наблюдают, но тем более
не следует показывать, что это ему известно. Завтра утром он исчезнет, и
советская контрразведка останется с пустыми руками.

"А что, если сегодня ночью?.." Эта мысль заставила остановиться. Тарантул
никогда не ждал. Так он учил и других. Малейшее подозрение - и немедленно
принимаются меры. Без паники, с трезвым, холодным расчетом, и немедленно...
Но на квартире Завьялова остались вещи и нечто такое, что он не может
бросить... Как же быть?

Сегодня он был на кладбище. Там все спокойно. Казанков, который его
предал - а в этом он теперь не сомневался, - ничего не знал о Лынкисе, и,
значит, вторая явка в безопасности. Неизвестно, что говорил Казанков о
Шарковском и не вызван ли арест аптекаря его разоблачением. Но даже если и
так, Шарковский никогда не сознается. В этом Тарантул был уверен...

Под воротами дома горела синяя лампочка. Мальцев увидел, как оттуда вышел
человек и торопливо направился в его сторону.

"Мужчина или женщина? Если женщина, надо рискнуть", - задумал он.

Человек быстро приближался, и, когда поравнялся, Мальцев разглядел
солдатскую шинель.

- Опоздал, дружок? - спросил он.

- Да, засиделся, - ответил тот на ходу. Солдат ушел, но вопрос остался
нерешенным. Рискнуть или не рискнуть?..

Снова и снова он взвешивал свои шансы на успех, восстанавливал в памяти
последние дни, проведенные в Ленинграде, стараясь разгадать план советской
контрразведки. Никаких признаков, что сегодня ночью намечен его арест, не
было. Значит, надо рискнуть!

Перелезая через кучи мусора, Мальцев еще испытывал тревогу, но когда
поднялся по лестнице и остановился перед дверью квартиры, окончательно
успокоился. Почему, собственно, он решил, что сегодня ночью?

Лена, открывшая дверь, встретила его необычайно приветливо, почти
радостно, но и в этом он не увидел ничего подозрительного.

- Долго вы сегодня, Григорий Петрович.

- А Коля еще не пришел? - спросил Мальцев, взглянув на вешалку.

- Нет. Он звонил, что придет очень поздно. У них там какие-то срочные
работы. Судно ставят на зимовку... Чаю вам согреть?

- Пожалуйста...

Мальцев разделся, прошел в свою комнату и зажег свет. Вещей не было. Не
веря своим глазам, он откинул одеяло и заглянул под кровать. Пусто. С
перекошенным от отчаяния и злобы лицом он выскочил в прихожую. Там стоял