уберут с дороги Мигу и Жулио, а заодно и Незнайку с Козликом.
ном углу за небольшое вознаграждение, или, если сказать проще, убьют, -
пояснил свою мысль господин Дубе.
как, говоря о том, что дело надо убить в зародыше, он вовсе не подразу-
мевал, что кого-либо следует убить в буквальном смысле этого слова.
Спрутс. - Поскольку дело уже получило широкую огласку, интерес к ги-
гантским растениям лишь возрастет, если кто-нибудь расправится с Мигой и
Жулио столь энергичным способом. Это может заставить владельцев ги-
гантских акций добиваться ускорения доставки семян с поверхности Луны, и
из всех наших усилий не выйдет никакого толка. Убить нужно самую мысль о
существовании гигантских растений, то есть сделать так, чтобы никто
больше не верил в существование этих фантастических семян, а этого можно
добиться, если Мига и Жулио сбегут с вырученными от продажи акций
деньгами.
у нас появились эти дурацкие семена? - задал вопрос капиталист Туле.
торых принято называть дуботолками, так как голова у него была вполне
благообразная и свободно вертелась в любую сторону, однако ж соображал
он, по всей видимости, так же туго, как и господин Дубе.
господин Спрутс. - Они понимают, что всем нам было бы чрезвычайно выгод-
но, если бы они убрались отсюда куда-нибудь подальше со своими жульни-
ческими гигантскими семенами, и поэтому требуют с нас три миллиона.
фабрикант Скрягинс.
видом напоминавший сухую воблу. Глаза у него были такие же тусклые и по-
тухшие, как у уснувшей рыбы, и оживлялись, только когда разговор заходил
о деньгах. Вот и теперь, как только Скрягинс услышал слова "три миллио-
на", в глазах его засветились беспокойные огоньки и он подскочил с такой
живостью, словно его кто-нибудь неожиданно ткнул сзади шилом.
три миллиона старых галош, а три миллиона фертингов.
о чем шла речь. - Значит, три миллиона фертингов должны дать мы им?
лиона дали они нам, это было бы выгодно, а если мы им - невыгодно.
Спрутс.
вскочил, энергично затряс головой и сказал:
нер Жадинг. Он сказал:
отдавать, но когда нужно отдать, то легче их вынуть все же не из своего
кармана, а из чужого... Правильно я говорю?
дин Жадинг громко захохотал, после чего продолжал:
но если ее разложить на всех богачей, в том числе и на мелких, а мелких
богачей, как известно, больше, чем крупных (известно, что всякой мелкоты
значительно больше на свете, чем вещей порядочных... Верно я говорю?
Ха-ха-ха!), то каждому придется заплатить не так уж много... Таким обра-
зом, можно собрать и не три, а целых четыре миллиона и даже больше. Три
миллиона отдадим этим авантюристам Миге и Жулио, пусть катятся, а ос-
тальные деньги возьмем себе за труды. Правильно я говорю?
с разной мелкоты деньги, всем станет известно, для чего нам это нужно.
Все поймут, что богатым не хочется, чтоб появились эти фантастические
растения. Вот тогда докажи попробуй, что на свете нет никаких гигантских
растений. Нет, господа, деньги на это дело должны дать только мы с вами:
только те, кто сейчас находится в этой комнате. И никто - понимаете,
никто, - ни одна живая душа не должна знать, о чем у нас здесь разговор
был. А вам, господин Жадинг, должно быть стыдно! Тут вопрос стоит о сох-
ранении всех наших богатств, а вы и в этот момент думаете только о том,
чтоб погреть руки, хотите прикарманить лишнюю сотню фертингов. Стыди-
тесь!
что ж... Сотня фертингов - всегда сотня фертингов. Правильно я говорю?..
Сотня фертингов на дороге не валяется. Разве вам самому не нужна сотня
фертингов? А не нужна, так дайте мне ее. Правильно я говорю?
конец он унялся. Господин Спрутс решил, что со всем этим делом уже по-
кончено, но тут слово попросил господин Скуперфильд, являвшийся вла-
дельцем огромнейшей макаронной и вермишельной фабрики, известной под
названием "Макаронное заведение Скуперфильда".
лунного города Брехенвиля. Нужно сказать, что среди брехенвильцев никто
не прославился больше, чем эти Жадинг и Скуперфильд. Справедливость все
же требует упомянуть, что прославились они оба не какими-нибудь добрыми
делами, а исключительно своей скупостью. Жители Брехенвиля никак не мог-
ли прийти к окончательному решению, кто же из этих двух скупцов более
скуп, и из-за этого вопроса между ними постоянно возникали раздоры. Если
кто-нибудь утверждал, что более скуп Скуперфильд, то тут же находился
другой коротышка, который начинал доказывать, что более скуп Жадинг. Оба
спорщика приводили сотни примеров в подтверждение своей правоты, каждый
призывал на помощь свидетелей и очевидцев, так или иначе пострадавших от
скупости того или иного скряги, в спор постепенно втягивались все новые
и новые коротышки, и дело нередко кончалось дракой.
сходство характеров, Жадинг и Скуперфильд были полной противоположностью
друг другу по виду. Жадинг по своей внешности очень напоминал господина
Спрутса. Разница была в том, что лицо его было несколько шире, чем у
господина Спрутса, а нос чуточку уже. В то время как у господина Спрутса
были очень аккуратные уши, у Жадинга уши были большие и нелепо торчали в
стороны, что еще больше увеличивало ширину лица. Что касается Скупер-
фильда, то он, наоборот, по виду больше смахивал на господина Скрягинса:
такое же постное, как у вяленой воблы, лицо, но еще более, если так мож-
но сказать, жилистое и иссохшее; такие же пустые, рыбьи глаза, хотя в
них наблюдалось несколько больше живости. В отличие от Скрягинса, госпо-
дин Скуперфильд был абсолютно лыс, то есть на его голове не было ни од-
ного волоса; худая кожа настолько туго обтягивала его череп, что каза-
лось, будто голова у него была костяная. Губы у него были тоненькие, со-
вершенно бескровные. Голос к тому же у него был крайне неблагозвучный:
какой-то резкий, дребезжащий, скрежещущий. Когда он говорил, то каза-
лось, будто кто-то залез на крышу дома и скоблит там по ржавому железу
тупым ножом.
как и у господина Скрягинса, слышал он чрезвычайно скверно. Ему постоян-
но чудилось, будто его кто-то о чем-то спрашивает, поэтому он поминутно
вертел во все стороны головой, прикладывал к уху ладонь и препротивно
пищал: "А? Что?.. Вы что-то сказали? Я что-то вас плохо расслышал..." -
хотя никто и не думал обращаться к нему с вопросом.
рил бы, что перед ним миллионер, настолько он весь был худой и, если так
можно выразиться, узловатый. Нужно, однако ж, сказать, что худел госпо-
дин Скуперфильд вовсе не от того, что ему нечего было кушать, а от
собственной жадности. Каждый раз, когда ему приходилось истратить фер-
тинг, он так нервничал, так терзался от жадности, что терял в весе. Что-
бы возместить эти потери, он съедал ежедневно по четыре завтрака, по че-
тыре обеда и четыре ужина, но все равно не мог потолстеть, так как ему
не давала покоя мысль, что он истратил на пищу слишком уж большую сумму
денег.
здоровью, но со своей собачьей натурой (так он говорил сам) ничего поде-
лать не мог. Он почему-то забрал себе в голову, что его и без того ко-
лоссальное состояние непрестанно должно расти, и если ему удавалось уве-
личить свой капитал хоть на один фертинг, он готов был прыгать от радос-
ти; когда же необходимо было истратить фертинг, он приходил в отчаяние,
ему казалось, что начинается светопреставление, что скоро все фертинги,
словно под воздействием какой-то злой силы, уплывут из его сундуков и он
из богача превратится в нищего.
для своих прихотей и удовольствий, то в отношении Скуперфильда можно бы-
ло сказать, что деньги всецело владели им. Он полностью находился в их
власти, был у своих денег покорным слугой. Он старательно лелеял, берег
и растил свои капиталы, не имея от них никакой хотя бы самой ничтожной
для себя пользы.
нормального, поскольку в обществе, где наибольшей ценностью считались
деньги, такое поведение казалось естественным, и никому не приходило в