и прогоняли хозяев.
тала выступать против рабочих. Многие полицейские выбрасывали свои ружья
и пистолеты, закапывали в землю свои полицейские мундиры и каски и,
одевшись как обыкновенные коротышки, нанимались работать на фабрики и
заводы. Они говорили, что это гораздо приятнее, чем летать сломя голову
по воздуху в состоянии невесомости, получая ожоги, ранения и увечья.
как им уже не нужно было отдавать богачам часть своего заработка; товары
же сильно подешевели. Поэтому каждый и питаться стал лучше, и покупал
больше товаров. Поскольку товаров стало требоваться больше, все фабрики
начали увеличивать выпуск продукции, а для этого им понадобилось больше
рабочих. Безработных скоро совсем не стало, так как все, кто хотел рабо-
тать, получали работу. В лакеях у богачей теперь никто не хотел служить.
От них удрали и служанки, и горничные, и прачки, и швейцары, и полотеры,
и в первую очередь повара. Все повара и поварихи предпочитали теперь ра-
ботать в столовых и ресторанах, где они были сами себе хозяева. Столовых
же и ресторанов с каждым днем становилось больше, так как многим теперь
не хотелось затевать стряпню у себя дома. У каждого хватало денег, чтоб
пообедать в ресторане или принести обед из столовой.
как у него отобрали фабрику, не знал, как ему теперь быть. Сначала он
ходил обедать к своим знакомым, но потом убедился, что знакомым это осо-
бенного удовольствия не доставляет, и кончил тем, что поступил работать
на свою бывшую макаронную фабрику. Никто не препятствовал ему в этом.
Все знали, что макаронное дело он любит, и надеялись, что работать он
станет исправно и добросовестно.
тестомешалке, ему поручили работу на макаронном прессе. Здесь обязан-
ностью Скуперфильда было следить, как из макаронного пресса бесконечным
пучком лезли макаронные трубочки, и регулировать их плотность и толщину.
Если тесто становилось слишком жидким - а это сразу отражалось на толщи-
не трубочек, - он давал сигнал тестомешальщикам подбавить муки; если же
тесто становилось слишком густым, он давал сигнал прибавить водички. Как
только трубочки достигали надлежащей длины, Скуперфильд нажимал кнопку,
в результате чего приходил в движение электрический нож и разрезал тру-
бочки, которые падали в паровой котел, где их обдавало влажным горячим
паром, после чего они попадали на конвейер, который тащил их в сушилку.
Поработав у макаронного пресса с недельку, Скуперфильд придумал пристро-
ить к прессу небольшое колесико с выступом. Колесико, вращаясь, время от
времени нажимало на кнопку выступом и тем самым автоматически включало
электрический нож. Благодаря этой рационализации Скуперфильду уже не
нужно было нажимать каждый раз на кнопку, когда макаронина достигала не-
обходимой длины, и он смог работать уже не на одном, а сразу на двух
прессах. Он говорил, что на этом не остановится и добьется того, чтоб
машина автоматически регулировала густоту макаронного теста и сама до-
бавляла сколько нужно муки и воды. Теперь, когда работать приходилось
ему самому, Скуперфильд хорошо понял, как важно облегчать труд рабочего.
В общем, работать ему понравилось, тем более что вокруг всегда были ко-
ротышки, с которыми можно было поговорить, перекинуться шуткой, посове-
товаться о каком-нибудь деле.
сунув ее под мышку, отправлялся гулять в зоопарк. Он очень любил смот-
реть на животных, особенно на водоплавающих птиц. Увидев плавающих пос-
реди пруда уток, он смеялся от радости и кричал:
подплывали к берегу и начинали клевать угощение. Со временем они так
привыкли к этому, что стали узнавать Скуперфильда и, завидев издали его
черный цилиндр, спешили к берегу, что приводило Скуперфильда в умиление.
Скормив уткам полбулки, он говорил обычно:
леньким медвежатам и, если поблизости публики было немного, просил у
сторожа разрешения погладить кого-нибудь из зверят. Сторож иногда разре-
шал. Тогда Скуперфильд перелезал через ограду, гладил всех зверушек по
очереди и, поцеловав на прощание какого-нибудь хорошенького медвежонка,
совершенно счастливый отправлялся домой.
род: в лес или на реку. Там он дышал свежим воздухом, слушал пение пти-
чек, глядел на цветочки. Со временем он запомнил названия многих цветов,
и для него они были теперь не просто синенькие, красненькие или жел-
тенькие цветочки, а незабудки, ромашки, кувшинки, ландыши, колокольчики,
ноготки, фиалочки, одуванчики, васильки, мускарики или анютины глазки. С
тех пор как Скуперфильд стал называть цветочки по именам, они сделались
для него как бы близкими и родными, и он еще больше радовался, когда ви-
дел их.
чего этого не видел: ни цветов, ни травки, ни милых пичужек, ни красивой
реки с ее чудесными берегами. Мне всегда было некогда. Я только и думал,
как бы нажить побольше денег, а на все остальное у меня не оставалось
времени, провалиться мне на этом самом месте, если я вру! Зато теперь я
знаю, что настоящие ценности - это не деньги, а вся эта красота, что
вокруг нас, которую, однако, в карман не спрячешь, не съешь и в сундук
не запрешь!
вынуждены были поступить на работу и в конце концов поняли, что это даже
лучше, чем по целым дням и ночам трястись над своими капиталами, теряя
сон и аппетит и думая лишь о том, как бы облапошить кого-нибудь и не
дать другим облапошить себя.
зато сохранили свои капиталы. Рабочие считали, что эти деньги по праву
принадлежат народу, так как богачи нажили их обманным путем, заставляя
работать на себя других. Поэтому рабочие издали приказ все эти неправед-
но нажитые денежки сдать в общую кассу и построить на них большие теат-
ры, музеи, картинные галереи, стадионы, плавательные бассейны, больницы
и прогулочные пароходики.
них, однако, схитрили и часть своих денег припрятали для себя. Среди по-
добного рода хитрецов оказался и всемирно известный мануфактурщик
Спрутс. Никто не знал в точности, сколько у него денег. Поэтому половину
своего капитала он сдал, а другую половину оставил себе. Он рассчитывал,
что, имея денежки, ему можно будет жить по-прежнему, не трудясь.
Каждый коротышка нуждается в услугах других, - значит, и сам должен
что-нибудь для других делать. Спрутс же захотел устроиться так, чтоб ни-
чего для других не делать, а чтоб только другие делали для него. Ему в
первую очередь надо было, чтоб кто-нибудь варил для него обед, но так
как все слуги от него убежали, то он стал ходить обедать в столовую.
Сначала его там кормили, но в один прекрасный день к нему подошел глав-
ный повар и сказал:
кушанья, а вы для нас ничего не делаете, нигде не работаете, только еди-
те.
не все награбленные у народа денежки сдали?
зал:
уже проел и теперь буду работать.
яиц, картошки и других разных продуктов и понес все это домой. Половину
яиц он разбил по дороге, а из другой половины решил сделать яичницу, но
зазевался, и яичница у него сгорела на сковороде. Тогда он принялся ва-
рить в горшке картошку, но картошка разварилась, и из нее получилась ка-
кая-то несъедобная слизь вроде клейстера, который употребляется для
приклеивания обоев. Словом, за что он ни брался, у него каждый раз полу-
чалось не то, что надо, а то, что надо, почему-то не получалось. Все,
что он варил, ему приходилось есть либо в недоваренном, либо в перева-
ренном виде, а все, что жарил, он съедал недожаренным или пережаренным,
а не то и вовсе сырым или горелым. От такой пищи у него часто болел жи-
вот, и от этого он был злой, как пес.
теперь было некому, а самому Спрутсу было лень работать щеткой и шваб-
рой. К тому же он не любил мыть посуду. Позавтракав, пообедав или поужи-
нав, он ставил грязную посуду куда-нибудь на пол в угол, а на следующий
день брал из шкафа чистую посуду. Поскольку посуды у него было много, то
все углы скоро были завалены грязными чашками, блюдцами и стаканами,
ложками, вилками и ножами, тарелками, мисками, соусницами, чайниками,
кофейниками, молочниками, салатницами, графинами, старыми консервными
банками и бутылками разных форм и размеров. На столах, на подоконниках и
даже на стульях громоздились покрытые сажей горшки, чугунки, кастрюли,
судки, котелки, противни, сковородки с остатками испорченных блюд. На
полу всюду валялись лимонные и апельсинные корки, банановая кожура, яич-
ная и ореховая скорлупа, обрывки бумаги, пустые пакеты, засохшие и пок-
рытые зеленоватой плесенью хлебные корки, яблочные огрызки, куриные кос-
ти, селедочные хвосты и головки. Нужно сказать, что эти хвосты и головки
и даже целые рыбьи скелеты можно было увидеть не только на полу, но и на
стульях, столах, шкафах, подоконниках, книжных полках, а также на спин-