- брызги разлетались в разные стороны, и писарь задумался вдруг о тех
миллионах живых, невидимых простым глазом существ, которые взлетают
вместе с водяными каплями на огромную, по сравнению с их собственными
размерами, высоту, - вот как если бы мы, например, очутились над облака-
ми. Размышляя об этом, а также о своем превращении, наш писарь улыбнул-
ся: "Я просто сплю и вижу сон. Но какой это все-таки удивительный сон!
Оказывается, можно грезить наяву, сознавая, что это тебе только снится.
Хорошо бы вспомнить обо всем этом завтра утром, когда я проснусь. Какое
странное состояние! Сейчас я все вижу так четко, так ясно, чувствую себя
таким бодрым и сильным - и в то же время хорошо знаю, что если утром по-
пытаюсь что-нибудь припомнить, в голову мне полезет только чепуха.
Сколько раз это бывало со мной! Все эти чудесные вещи похожи на золото
гномов: ночью, когда их получаешь, они кажутся драгоценными камнями, а
днем превращаются в кучу щебня и увядших листьев".
которые весело распевали свои песенки, перепархивая с ветки на ветку.
ность! Счастлив тот, кто ею одарен. Если бы только я мог превратиться в
птичку, я бы стал вот таким маленьким жаворонком!"
обросли перьями, а вместо калош появились коготки. Он сразу заметил все
эти превращения и улыбнулся. "Ну, теперь я вижу, что это сон. Но таких
дурацких снов мне еще не приходилось видеть", - подумал он, взлетел на
зеленую ветку и запел.
том: калоши, как и все, кто хочет чего-нибудь добиться, выполняли только
одно дело зараз. Захотел писарь стать поэтом - стал, захотел превра-
титься в птичку - превратился, но зато утратил свои прежние свойства.
канцелярии, занимаюсь важнейшими делами, а ночью мне снится, что я жаво-
ронком летаю по Фредериксбергскому парку. Да об этом, черт возьми, можно
написать целую народную комедию!"
кие травинки, казавшиеся ему теперь огромными африканскими пальмами.
него набросили какое-то гигантское одеяло! На самом же деле это мальчик
из слободки накрыл его своей шапкой. Мальчик запустил руку под шапку и
схватил писаря за спинку и крылья; тот сначала запищал от страха, потом
вдруг возмутился:
ку по клюву и пошел с нею дальше, на горку.
по своему положению в обществе, и в низшем - по умственному развитию и
успехам в науках. Они купили жаворонка за восемь скиллингов. Таким обра-
зом полицейский писарь вернулся в город и оказался в одной квартире на
Готской улице.
здорово рассердился! Сначала я стал поэтом, потом - жаворонком. И ведь
это моя поэтическая натура внушила мне желание превратиться в такую ма-
лютку. Однако невеселая это жизнь, особенно когда попадешь в лапы к по-
добным сорванцам. Хотел бы я узнать, чем все это кончится?
ла толстая улыбающаяся женщина. Она ничуть не обрадовалась "простой по-
левой птичке", как она назвала жаворонка, тем не менее разрешила мальчи-
кам оставить его и посадить в клетку на подоконнике.
кой взглянула на большого зеленого попугая, который важно покачивался на
кольце в роскошной металлической клетке. - Сегодня у попочки день рожде-
ния, - сказала она, глупо улыбаясь, - и полевая птичка хочет его поздра-
вить.
и вперед. В это время громко запела красивая канарейка, которую сюда
привезли прошлым летом из теплой и благоухающей родной страны.
вой платок.
ленькую клетку, рядом с клеткой канарейки и по соседству с попугаем. По-
пугай мог внятно выговаривать только одну фразу, нередко звучавшую очень
комично: "Нет, будем людьми!", а все остальное получалось у него столь
же невразумительным, как щебет канарейки. Впрочем, писарь, превратившись
в птичку, отлично понимал своих новых знакомых.
канарейка, - вместе с братьями и сестрами я летала над чудесными цветами
и зеркальной гладью озер, и нам приветливо кивали отражения прибрежных
растений. Я видела стаи красивых попугаев, которые рассказывали множест-
во чудеснейших историй.
разования. Нет, будем людьми! Что же ты не смеешься, глупая птица? Если
этой остроте смеется и сама хозяйка и ее гости, так почему бы не посме-
яться и тебе? Не оценить хороших острот - это очень большой порок, дол-
жен вам сказать. Нет, будем людьми!
ревьев? Помнишь сладкие плоды и прохладный сок диких растений?
Меня прекрасно кормят и всячески ублажают. Я знаю, что я умен, и с меня
довольно. Нет, будем людьми! У тебя, что называется, поэтическая натура,
а я сведущ в науках и остроумен. В тебе есть эта самая гениальность, но
не хватает рассудительности. Ты метишь слишком высоко, поэтому люди тебя
осаживают. Со мной они так поступать не станут, потому что я обошелся им
дорого. Я внушаю уважение уже одним своим клювом, а болтовней своей могу
кого угодно поставить на место. Нет, будем людьми!
твоих темно-зеленых деревьях, чьи ветви целуют прозрачные воды тихих за-
ливов, о светлой радости моих братьев и сестер, о вечнозеленых храните-
лях влаги в пустыне - кактусах.
смешное. Смех - это знак высшей степени духовного развития. Вот разве
могут, к примеру, смеяться собака или лошадь? Нет, они могут только пла-
кать, а способностью смеяться одарен лишь человек. Ха-ха-ха! - расхохо-
тался попочка и окончательно сразил собеседников своим "нет, будем
людьми!"
ку, - ты тоже стала пленницей. В твоих лесах, наверное, холодно, но зато
в них ты свободна. Лети же отсюда! Смотри, они забыли запереть твою
клетку! Форточка открыта, лети же - скорей, скорей!
дверь в соседнюю комнату открылась, и на пороге появилась кошка, гибкая,
страшная, с зелеными горящими глазами. Кошка уже совсем было приготови-
лась к прыжку, но канарейка заметалась в клетке, а попугай захлопал
крыльями и закричал: "Нет, будем людьми!" Писарь похолодел от ужаса и,
вылетев в окно, полетел над домами и улицами. Летел, летел, наконец ус-
тал, - и вот увидел дом, который показался ему знакомым. Одно окно в до-
ме было открыто. Писарь влетел в комнату и уселся на стол. К своему
изумлению, он увидел, что это его собственная комната.
гая и в ту же минуту вновь стал полицейским писарем, только зачем-то
усевшимся на стол.
заснул? И какой дикий сон мне приснился. Какая чепуха!
постучали, и вошел его сосед, снимавший комнату на том же этаже, - моло-
дой студент-богослов.
сыро, да больно уж ярко светит солнышко. Хочу туда сойти выкурить тру-
бочку.
слива и груша; впрочем, даже столь скудная растительность в Копенгагене
большая редкость.
всего шесть часов утра. На улице заиграл рожок почтового дилижанса.
быть лучше! Это предел всех моих мечтаний. Если бы они осуществились, я
бы тогда, наверное, угомонился и перестал метаться. Как хочется ехать
подальше отсюда, увидеть волшебную Швейцарию, поездить по Италии!
студент, пожалуй, забрался слишком далеко и для себя самого и для нас с
вами. В тот же миг он уже путешествовал по Швейцарии, упрятанный в поч-
товый дилижанс вместе с восемью другими пассажирами. Голова у него тре-
щала, шею ломило, ноги затекли и болели, потому что сапоги жали немило-
сердно. Он не спал и не бодрствовал, но был в состоянии какого-то мучи-
тельного оцепенения. В правом кармане у него лежал аккредитив, в левом
паспорт, а в кожаном мешочке на груди было зашито несколько золотых.
Стоило нашему путешественнику клюнуть носом, как ему тут же начинало ме-