помине, говоря по-русски. Много веков назад перевод звучал иначе... Я ведь
очень много знаю, Олег, я ведь из богатой семьи, мать держала корову, на
молоко и масло я выменивал в голодное время книги, от которых люди
торопились избавиться. Еще больше дали мне парады, я увидел контрасты.
Военно-морской флаг, который нес я, нуждался временами в стирке, я и стирал
его. И над знаменем потрудился, поношенное требует ухода... Ладно, в сторону
это... Так где же я встречал эту женщину?
теперь говорили вполголоса, доверительно, стесняла женщина; позавчера,
оказывается, газетчик болтался у вокзала, наблюдал за посадкою
демобилизованных, видел и Манцева, спросил, как удалось тому управиться со
сборной командой "психов, калек и подследственных". Ведь Манцеву, как он
заметил, так и не дали двух матросов в помощь. "Самоустранился", - хмыкнул
Званцев, узнав, как без комендантской повязки наводил в вагонах корабельные
порядки корабельный офицер, и, вбивая в память свою это случайно найденное
им слово, повторил: "Самоустранился". Потом вернулся к женщине: где увидел
ее Манцев впервые? Услышав ответ, застыл, думал.
Теперь стало яснее. Давай помиримся?
вводил на батарее уставную норму? Что было на заднем плане и что
сверхзадачей, когда "меру поощрения" отменял?.. Даю честное слово, ни при
каких обстоятельствах сказанное тобою не появится на страницах "Славы
Магадана".
Потом возникло. Переписку затеял с семьями моих матросов, вынужден был, я
ведь своих матросов только на приборках вижу, во время стрельб я от них
далеко, далеко... Расчет КДП только по боевой тревоге подчиняется мне,
обычно же он, повседневно, - в группе управления, расчет этот я вижу, знаю.
а своих наводчиков и заряжающих - нет, такой вот нюансик в организации
службы на линкоре... Разные письма приходили, матросы разными оказались, и
фактик один поразил меня, ударил по мне этот фактик... Вестовой у меня -
Дрыглюк Василий Мефодьевич, 1932 года рождения, и мальчишкою Дрыглюк Вася
бандеровским бандам помогал, сало да самогон таскал им в лес. В том же
возрасте другой матрос, из того же расчета 3-го орудия, Ковылин Сергей
Дмитриевич, обворовывал немецкие госпиталя, медикаментами снабжал
партизанский отряд... Улавливаешь?
смотреть на Манцева, хотел понять.
настоящем, на корабле они - равны, и уравнивает их нечто высшее, защита
Отечества делает их братьями, гражданами, а меня - старшим братом их... Вот
тогда и появились на заднем плане три слова: Россия, Флот, Эскадра. Ну?
что-то сказать- и не осмеливался, порывался что-то сделать - и не решался.
Поднялся, пошел к печке, где лежала шинель его, достал что-то из кармана ее,
сел - не против Манцева, а рядом с ним, разжал пальцы его и вложил в ладонь
связку ключей, заговорил тишайшим голосом:
Ленинграде, потом - мельком - здесь, и вот сейчас и здесь опять же. И ты
увидел ее восемь часов назад. Пренебрегать такими случайностями нельзя, мы
живем в надуманном нами мире, мы замечаем только то, что хотим заметить, и
где-то во тьме, за чертою придуманных нами закономерностей, действуют не
ощущаемые нами силы, и если ты воспользуешься случайностями, о которых я
говорю, если вклинишь судьбу свою в работу тех сил, ты сможешь спасти
себя... Плохо, очень плохо с тобой хотят поступить, не буду уточнять, кто
хочет, я сам еще не знаю, и из Севастополя ты живым вырвешься, но только
живым; но стоит тебе сыграть на случайностях-и случайности помогут тебе, я
уже - не могу. Долгушин меня раскусил, меня рядом с тобою уже не будет, меня
из Севастополя вышвыривают, я уже не смогу употребить ложь во спасение, тебе
-крышка, тебе - каюк, хана, как выразился мой друг Илюша, поэтому - спасай
себя, вот ключи от моей комнаты и квартиры, дом 58, не доезжая до
комендатуры, увидишь, узнаешь, трехэтажный, серый, второй этаж, квартира 7,
вот этот ключ - от общей двери, комната моя - по коридору последняя, бери
эту женщину, она пойдет за тобой, этой ночью ты замкнешь цепь случайностей,
другого выхода у тебя нет и не будет!..
эта - жена офицера. И... не верю я тебе, ничего со мной не случится. Другие
закономерности в этом мире.
принесла свежие новости: штормовое предупреждение отменено, дождь кончился,
а женщину она поведет к себе.
желая видеть, ни завтра, ни послезавтра, ни во все годы.
закрыл ее -тоже в последний раз. Он нес чемодан свой по безлюдным палубам
спящего линкора и на долгую минуту остановился у каюты старшего помощника
командира. Так и напрашивалась фраза из золотого фонда Жени Петухова:
"Разрешите, господин кавторанг, поблагодарить за то исключительное радушие,
которое встретил я на борту вашего корабля..." Но как ни искал Манцев, как
ни копался в душе своей, не мог найти в ней ничего дурного или плохого. на
Юрия Ивановича обращенного. Он благодарен был ему.
на ют и посмотрел туда, где была каюта командира. Он простился с ним,
приложив руку к фуражке, он подумал о тяжком и давящем бремени служения и
пожелал себе сохранить хотя бы часть того, что смог сохранить командир
линкора, и еще неизвестно, что в капитане 1 ранга Манцеве останется от
старшего лейтенанта Манцева.
проститься, но не будить его, а оставить на столе записку. Вошел, включил
свет - и замер, пораженный. Болдырев спал сидя, одетым, голову положив на
стол, руки его свисали. Так спать мог или очень уставший человек, или
больной, и то, что Болдырев болен, Манцев знал, он видел его чаще всех, и
всякий раз, когда Болдырев шел на ходовой мостик заступать на вахту, Олег
беспокоился: не найдет ли вновь на Болдырева затмение, как в тот раз, на
командирской игре.
козырьком вперед, закрыв им глаза свои, и никак не мог понять, почему ничего
не видит, и Манцев с площадки формарса наблюдавший за ним, взлетел на КП
Болдырева, сорвал с него шлемофон, надел правильно.
шатким и скользким ступеням поднялся Манцев на Корабельную сторону и
оглянулся на шестнадцать месяцев жизни. Эскадра сверкала огнями надстроек и
палуб, на фоке "Кутузова" мерцал, пробивая редкий туман, синий дежурный
огонь. Вдруг он остался единственным огоньком на крейсере, корабли,
повинуясь сигналу флагмана, стали затемняться, и вся эскадра погрузилась во
мрак.
глаза утром 18 ноября. Впереди- полтора месяца сплошного увольнения на
берег.
ужин, "большой газ" по-московски Вся Сретенка колыхалась от новой морской
песни "По диким степям Забайкалья подводная лодка плывет " В полночь Олег
выскочил на мороз, под небо нашел во дворе сарайчик, в котором прятал
портфель когда прогуливал школу, чокнулся с сарайчиком, выпил, разбил бокал.
Снежинки крутились, падали, взлетали Олег заплакал, вспомнив мать. Днем он
был на кладбище, смял в горсти плотный лежалый снег и долго стоял так, пока
рука не застыла. И сейчас вот на могилу матери падают те же снежинки, что и
на него, и отец лежит под снегами ровных русских равнин. Есть в мире что-то
такое, что объемлет всех людей и делает людей снежинками, оторванными от
места и времени. ,
все же беспокойство не оставляло Манцева. Он выбегал на угол дома, смотрел
направо, смотрел налево, будто кто-то обещал прийти к нему, но не приходит,
забыл, обманул, потерялся... Кто - Борис Гущин? Степа с Риткой, из
Архангельска через Москву проезжавшие? И что-то будило по ночам, он
прислушивался к шорохам квартиры, к шелестящей дроби снежинок, бьющихся о
стекло, к редкому кваканью автомобилей.
вышел на площадь у Московского вокзала, и каждый шаг по Невскому приближал
его к Неве, к морю.
лейтенанта Шмидта увидел сумрачный Гогланд, пирсы Болдераи, таллиннский
Кадриорг, матросский клуб в Кронштадте. Четыре курсантских года, сжатых до
одного глубокого вдоха, вошли в него кружащим голову чувством
неотвратимости, и в обширности того, что чудилось в ветре Балтики, в ветрах
всего мира и всего века, тоже была неотвратимость.
фигурою Крузенштерна. "На набережной Шмидта, где вывеска прибита о том, что
здесь старейшее стоит..." - так когда-то пелось на мотив Вертинского.
спешившим на мурманский поезд. Поговорить с ним не удалось, но то, что тот
Акунин Борис
Андреев Николай
Максимов Альберт
Черепнин Владимир
Жюль Верн
Афанасьев Роман