замелькали братья Мустыгины. Предчувствие беды охватило Андрея
Николаевича. "Га-лоч-ка..." -- прошипели Мустыгины, отшвыривая
попутчицу. За локотки подхватили Андрея Николаевича и вынесли
его из-под крыши Павелецкого вокзала. Посадили в машину,
отвезли от вокзала на добрый километр и наконец посвятили в
грозящую всем им опасность: на их жизненном горизонте появилась
неистовая мстительница, та самая Маруся Кудеярова, едва не
ставшая жертвой сексуально-кибернетического интереса Лопушка.
Она окончила философский факультет МГУ и не без протекции мужа
устроилась на непыльную работенку, замзавом в райкоме, отныне
дает пропагандистские установки и ненавидит свое деревенское и
раннемосковское прошлое. Удалось выяснить: тот эпизод на кухне
ею не переосмыслен и не понят. Она, конечно, знала тогда, что
ждет ее, охотно даже согласилась с предложением братьев, имея
втайне от них матримониальные цели, присущие всякой
деревенщине, попавшей в столицу. Но на беду свою, абсолютно
невинное желание Андрея -- познать работу челюстей -- приняла
сдуру за попытку изнасилования в особо извращенной форме.
Марксизму в стенах МГУ она обучена, следовательно -- нетерпима,
злобна и оружием классовой борьбы владеет, как д'Артаньян
шпагою. Его, Андрея Николаевича Сургеева, она готова стереть с
лица земли. Надо спасаться. До института, где он преподает,
Маруся не дотянется. Но живет-то он -- в том районе, над
которым властвует ее партийный офис. Выход единственный:
немедленное переселение! Бегство!
надуманными. Нужен он этой Марусе! Да она и забыла обо всем! А
если и не забыла, то он готов исправить ошибку, причем в
общепринятой форме. И вовсе она не злопамятная. По его
наблюдениям, женщины, у которых угол расхождения сосков
приближается к 135 градусам, добры и великодушны.
поднялись дыбом. Братья ором кричали на Андрея Николаевича, ибо
собрали обширный материал на Марусю. Слопала парторга
факультета! На семинаре по Канту обвинила философа в недооценке
им работ Ленина.
требуется. Тут братья замялись. Нужны деньги, но поскольку они
и так ему должны, то все расходы по обмену квартиры берут на
себя. С него же причитается следующее: две статьи по общим
вопросам естествознания, но со свежинкой, с некоторым
ошеломлением. И хвалебное предисловие -- к еще не изданной и
даже не написанной книге одного болтуна.
после чего братья развернули бешеную деятельность; серия
проведенных ими махинаций носила сугубо идеологический характер
и завершилась вселением Андрея Николаевича в очень уютную
двухкомнатную квартиру, в семи километрах от старой, через два
района от того, где орудовала Маруся. Мустыгины лично посносили
вещи, четыре ящика с наиболее ценными книгами Андрей Николаевич
не доверил никому и сам погрузил их, сам внес в новую обитель.
С хозяйской дотошностью осматривая каждый метр новой
жилплощади, он обнаружил на кухне каморочку, глухую без окон
комнатенку, без света, неизвестного предназначения. Сюда он и
втащил четыре ящика, забыл о них, и однажды, когда уже всякой
вещи нашлось свое место, услышал странные звуки, будто кто-то
ворочался, освобождаясь от пут и тяжело дыша. Андрей Николаевич
обошел всю квартиру и остановился наконец у каморки. Там
определенно кто-то был и негромко стонал от неволи и темноты.
Расхрабрившись, он дернул на себя дверь и увидел четыре ящика,
так и не расколоченных в эти недели обустройства квартиры.
Сильно пристыженный, он наказал себя лишением трех чашек кофе и
бросился исправлять вопиющую ошибку. Утром сколотил полки и
навесил их, ящики вскрыл и книги расположил вдоль стен в
произвольном порядке, наугад, так чтоб Эмпедокл мог подружиться
с рядом стоящим Ясперсом, а Ибсен -- с Чебышевым. Кажется,
вздох облегчения пронесся по каморке. Люди и мысли, разделенные
книжными переплетами и ими же сближенные, начали знакомиться
друг с другом так, как делают это первоклашки на большой
перемене. Завязывались приятельские отношения, хотя кое-кто
явно брезговал соседом и воротил нос. Были патриции, не
желавшие замечать плебеев, и были рубахи-парни, лезущие
целоваться с отнюдь не компанейскими снобами. Века давно
минувшие переговаривались с веками не столь далекими, не
замечая разницы во времени и месте, не подозревая, что точно
такой же сумбур царит в человеческом мозге, образы которого
теснятся в некотором объеме и никакие расстояния и временные
интервалы им не помеха.
посиживал на кухне. Он догадался, что рядом с ним обитает
Мировой Дух, находящийся пока в младенческом состоянии. Пройдет
сколько-то лет -- и мыслители прошлого освоятся в заточении и
начнут препираться друг с другом, упрекать, взывать, наставлять
и плакаться.
уверявший московского инженера Андрюшу Сургеева, что хороший
ланкинский комбайн (ККЛ-3) совхозу не нужен! Совхозу он
вредный! Как-то так получалось -- по расчетам и по всей
практике совхозной жизни, -- что лучше в хозяйстве держать
беспрестанно ломающийся рязанский комбайн, чем безотказно
действующий Ланкина! Рязанский -- выгоднее! Всегда дадут
другой, зная, что предыдущий -- брак, допущенный и разрешенный
свыше. Не дадут -- так пригонят студентов на уборку картофеля.
Не пригонят -- зачтут условно в план неубранную картошку.
Мари Франсуа Аруэ, хилявший, как сказали бы нынешние студенты,
за Вольтера, и, прислушиваясь к его смешочкам, Андрей
Николаевич без единой помарки за полчаса написал язвительную
статью о преимуществах самого передового общества --
социализма. Он, социализм, готовится к гигантскому прыжку, к
прорыву в цивилизацию будущего века, для чего заблаговременно
кует кадры, неутомимо изготовляя абсолютно ненадежную технику,
в ремонт которой из года в год втягивается все население
страны. Для любого тракториста или шофера вверенный им механизм
не "черный ящик", не "вещь-в-себе", а учебное пособие, игрушка,
сварганенная на трудотерапии в Кащенке. Страну ждет блестящее
будущее, частые авиакатастрофы инициируют появление махолетов
на мускульной силе, негодные паровозы приведут к увеличению
поголовья лошадей, коневодство станет важнейшей отраслью
хозяйства, истощение природных ресурсов планеты не застанет
СССР врасплох, вот почему надо славить бракоделов.
дождался одобрительного хмыканья Мари Франсуа Аруэ и упрятал
озорную писанину в стол.
почитывал студентам лекции, сочинял книги, купил -- не без
помощи Васькянина -- "Волгу", холил и нежил ее, как кобылу,
единственную в крестьянском хозяйстве. Изредка наносила ему
визиты Галина Леонидовна, ошарашивая каморку политическими
откровениями. Так, свой психотелесный дефект, называемый
конституциональной фригидностью, она связывала почему-то с
Конституцией РСФСР. Родители процветали, мать стала заслуженной
учительницей, отца, прославленного областной газетой, наградили
очередным орденом. Маруся не давала о себе знать, но, кажется,
готовая пожертвовать семечками, склонялась к тому, от чего
когда-то сбежала, потому что кандидатскую диссертацию Андрея
Николаевича Сургеева ученый совет не только благосклонно
принял, но даже признал ее докторской, чему не воспротивился
капризный ВАК. (Узнав о сем, братья Мустыгины бурно
возликовали: теперь неугомонно зудящая совесть разрешала им
становиться кандидатами наук.) Раз в два месяца Андрея
Николаевича привозили к себе Васькянины, на "диспансеризацию",
приглашали врача, сами же провокационно заводили речь о
картошке и комбайнах, и Андрей Николаевич смущенно признавался,
что картошку он не любит, а про комбайны и не вспоминает.
Спрашивали его, как относится он к последнему пленуму (съезду,
сессии), и в ответ получали тягостное молчание. На самом деле
Андрей Николаевич выборочно просматривал газеты и знал, кто
первый человек в государстве, кто второй, а кто дослужился и до
третьего. В притворстве порою заходил так далеко, что и впрямь
путался, сам себя сбивая с толку. И досбивался до того, что сам
не заметил, как Высшие Судьи, то есть обитатели каморки,
озлобились и сообща решили поставить на нем эксперимент,
ввергнуть хозяина квартиры в беды и горести, коими не были
обделены когда-то сами.
символической и смехотворно маленькой суммой накоплений в