профессионально, с соблюдением всех советских атрибутов. Шрифт,
кажется, правдинский. Хитро придумано.
но и подброшенного было достаточно. Мастерски уйдя от возможной
погони, он покинул "Волгу" на стоянке у офиса Васькянина, а сам
городским транспортом добрался до Политехнического музея, не
раз его выручавшего. На обратной стороне фальшивки
располагались в урезанном виде разные корреспонденции, и -- к
удивлению Сургеева -- по ним он выявил: да, газета "Правда", но
не в единственном экземпляре, а из массового тиража
двухнедельной давности, и "Жопа" оказалась смятым и облитым
томатным соусом названием фельетона "Жатка в опале". Мираж,
кажется, начинал развеиваться, но когда Андрей Николаевич по
старой памяти заглянул в курилку, где всегда буйствовало
народное творчество, то узрел на стене четверостишие -- не
шедевр, но и небесталанное произведение:
истине, и за догадку был вознагражден. Кто-то из дымивших
сообщил другому куряке, что по некоторым слухам в каком-то
районе какой-то области некий механизатор создал нечто
фантастическое, гибрид амфибии с картофелеуборочным комбайном.
а неделю отвел на все областные газеты, никаких упоминаний о
новом комбайне не нашел, но тем не менее утвердился в мысли,
что комбайн этот -- существует, он не может не существовать,
потому что тот рязанский КУК-2, усовершенствованный до КУК-4,
полностью доказал свою непригодность, но несмотря на брань
продолжал производиться и, по дополнительно наведенным справкам
(в той же курилке), замены ему не было.
читальных залах Москвы и все чаще задумывался над тем, почему в
четверостишии упоминалась Мельпомена.
существующем комбайне, Срутник, короче, не помощник в
грандиозном деле.
Мустыгиных, вытащить их из-за границы, если они там. Все планы
перевернула эта "Жатка в опале", сузив разнообразие целей и
средств до единственного желания: найти, увидеть, оценить и
открыть, показать всему миру комбайн безвестного пока
механизатора. И не повторять прошлых ошибок.
разумеется, жили в разных концах столицы, исходя из соображений
оптимальной безопасности. Но ни в одной из указанных квартир ни
того, ни другого не оказалось. Все известные Сургееву
мустыгинские телефоны отвечали брюзжанием или рявканьем: таких
нет! Братья себя не рекламировали, это уж точно. Кое-какие
надежды подавала Ленинка: пополняя свой информационный банк,
братья не могли не пользоваться библиографическим отделом
публичной библиотеки. Старая знакомая, помнившая Сургеева еще
по студенческим временам, помогла отыскать мустыгинские
формуляры. Последний раз они сидели в Ленинке год назад и, судя
по затребованной литературе, подбирались уже к вице-президенту
США. Как раз шла перерегистрация читательских билетов, и
Мустыгины указали один и тот же адрес, по которому не
проживали, естественно; почтовую корреспонденцию, однако,
следовало отправлять только туда.
Николаевич на такси доехал до Каланчевки, последним втиснулся в
троллейбус, вновь схватил такси и, никем не замеченный,
подкрался к заветной квартире. Никто, естественно, не хотел
открывать ее, соседка же сказала, что хозяин в заграничной
командировке, а хозяйка -- в Сочи; квартира, кстати, под
охраной милиции... Андрей Николаевич поспешил к себе. Коньяк не
только не приободрил, а, наоборот, вверг в еще более
томительное состояние неопределенности.
Андрей Николаевич, от макушки до пят вспугнутый, глянул в давно
установленное телескопическое приспособление. В поле зрения
первоклассной оптики попала вся лестничная площадка и на ней --
Мустыгины. Поля шляп скорбно надломлены, поникшие плечи
говорят: все пропало! У ног братьев -- какие-то фирменные
коробки. Не произнося ни слова, они внесли их в комнату.
Глянули в окно, задвинули шторы. Видимо, у них тоже были
серьезные основания не доверять шестнадцатиэтажным зданиям.
Сбросили плащи, сняли шляпы. Андрей Николаевич пригляделся к
коробкам: стереосистема "Грюндиг", телевизор "Сони" и прочие
меломанские приспособления. На стол полетели ключи от "ягуара"
и доверенность на него. Маруся, без всякого сомнения, совершила
прыжок и встала чуть ли не рядом с троном. На всякий случай
Андрей Николаевич спросил прямо, чем она занимается, и братья
ответили коротким смешком:
казалось: род занятий Маруси адекватен, эквивалентен, конформен
и конгруэнтен лузганью.
еще один подарок. Звание Героя Социалистического Труда,
сообщили они, Андрей Николаевич получит в установленный срок,
тут уж заминок не будет, но сейчас они, Мустыгины, обрабатывают
Нобелевский комитет и точно к указанному Андреем Николаевичем
времени премия ему обеспечена, сто тысяч долларов без вычета
налогов...
суетились, вспомнили вдруг еще об одном подарке, с поклоном
вручили "Розу дома Орсини" Кристофера Шайнера, в полутьме
(шторы-то -- сдвинуты!) не разберешь -- подлинник ли 1630 года
или факсимильное издание. Неужто сперли из Национальной
библиотеки в Амстердаме? Нет, не может быть, люди они в высшей
степени честные. Тем не менее вляпались в какую-то историю и
стесняются рассказывать.
печали и сочувствии. Братья крупно погорели. На двоих они
снимали квартиру, для разных надобностей, в том числе и такой:
отдавали ее иностранным коллегам на недельку-другую, чтоб те
взаимно давали им кров и пищу при странствиях по Европе или
Америке, и такого рода гостеприимство -- не из-за денег, а для
свободы, черт возьми. Вот из этой квартиры и пропали при
таинственных обстоятельствах заграничные паспорта братьев.
Прощай теперь симпозиум в Ла-Валетте, не видать Мустыгиным
тамошних пляжей, не встретят их на Мальте коллеги из США,
Франции, Австралии, более всего будет горевать профессор Таунли
(Канада, университет в Торонто), помимо официального
приглашения приславший и частное. Путь на Запад вообще закрыт,
месяцев на шесть.
открытую о помощи, тем не менее Андрей Николаевич приступил к
допросу потерпевших. Не может того быть, чтоб кража не была
связана с неизвестным изобретателем картофелеуборочного
комбайна. Мировой Дух отыщет закономерности, подскажет, надо
лишь следовать высшему смыслу, а им в нынешнюю эпоху обладает
только он, Андрей Николаевич Сургеев.
Мустыгиных были гости, две дамы, одна -- из МХАТа, кажется