общественный способ возделывания сельскохозяйственных культур?
А это громадное, в тысячу гектаров пространство, на котором
раскинулась столица, -- тоже история страны. Кстати, что за
страна? По утрам поют: "Союз нерушимый республик свободных..."
Историю математики, физики и механики Андрей Сургеев знал, в
прочих историях путался, заходил в глухие тупики, порой на
экзаменах отвечал так, что преподаватели торопливо обрывали
его; кое-кто из них полагал, однако, что очень эрудированный
студент оскорблен примитивным вопросом и отвечает поэтому
намеренно неточно и грубо.
студенты хмыкнули. Им это было не в диковинку, Лопушок --
парень со странностями, стебанутый малость.
техника обработки почвы на общественных полях? На
высокоурожайных огородах -- лопата и мотыга, вилы и ведро.
Выходит, что колхозно-совхозные угодья лишены и этого
первобытного инвентаря?
доха, колючий февральский ветер сдул бы картофельщика на
трамвайные рельсы. Подошел вагон, искря дугой, блистая огнями,
как новогодняя елка. Андрей легко переставил старика со снега
на подножку.
И комбайн скоро появится. Государственный. Но картошки хорошей
все равно не будет. И урожаи будут падать.
уже заметил Андрей, проясняться в образах человеческого
сознания, не шло в руки, а попытки заглянуть в истоки
мироздания всегда связывались почему-то со злокозненностью.
Мефистофели владели тайнами, но не честные бюргеры или
гелертеры. С другой стороны, сказано же было немцем: "Даже
преступная мысль злодея величественнее всех чудес неба". Так
что же есть истина? На земле она или на небе? И что есть
картошка?
-- А если истина и нужна, то для того, чтобы искать и не
находить ее. Думать о ней. Но не тебе, олуху. Человек,
постигший тайну общественной картошки, на эшафот пойдет. По
розам.
чуланчике при кухне склонился над остатками картошки. Включил
свет, рассматривал плоды земли гороховейской. Неужели в каждом
из них -- тайна?
Пятницкую вязанку книг, завещанных Андрею. Старикашка, видимо,
признал его не совсем тупым.
библиотеке.
увидел перед дверью Галину Костандик, без мешка картошки, но со
знакомыми уже корзинами и сумками. Протянула пропуск -- письмо
от родителей Андрея -- и смело перекидала через порог поклажу
свою, не встретив сопротивления. Появилась она весьма кстати --
у Андрея засиделась однокурсница Марина, изрядно ему надоевшая:
льнула к нему с пугающим бесстрашием, укромным шепотом
выкладывая все свои семейные тайны, и так втерлась в доверие к
тетке, что ходила с нею на рынок.
оценила обстановку, надменно-суховато кивнула Марине, чтоб
потом разлиться радостью: "Мы вам так рады, так рады...
Да уж не вставайте, сидите, мы уж вас чайком угостим,
самоварчик поставим, за калачами пошлем..." Андрей захохотал, а
тоненькая Марина стала неуклюжей гусыней, саданула боком по
этажерке, засмущалась, прикрыла ладошкою рот, захихикала вдруг
деревенской дурочкой, ушла -- и больше уже на Пятницкую не
зарилась.
студенческом конкурсе; что о статьях его в научных журналах
знает весь Гороховей; что подательница сего письма Галочка
Костандик существо удивительное: не обладая обширными знаниями,
она тем не менее умна и проницательна; что для славы средней
школы No 1 города Гороховея ему, Андрею, надлежит подготовить
Галю к поступлению в институт; что...
родителей -- облапошила, иначе бы не хлопотали педагоги,
устраивая судьбу гадкой девчонки, которая сейчас мурлыкала и
щебетала сразу, обнимая и расцеловывая тетку. Сбросила с ног
туфли на непривычном высоком каблуке, вошла в комнату Андрея,
согнула в локтях руки, уцепилась пальчиками за верх
крепдешинового платья и по-змеиному повела спиной, бедрами,
плечами, словно хотела выползти из прошлогодней выцветшей кожи.
На самом деле -- всего лишь провентилировала тело, окатила его
воздушными потоками. На Андрея смотрела так, будто видела его
каждое утро. Заскрипела сумками и корзинами, вытаскивая
гостинцы для тетки. Мигом окрутила старушку, даже что-то про
Бога прогнусавила. Затем принялась за Андрея. Сказала, что
поступать будет в педагогический, сочинение напишет, но вот по
физике ее надо поднатаскать.
обрадовала она Андрея. -- Не у тебя буду жить...
Стройность как-то диковинно совмещается с гибкостью. Лицо
продолговатое, подбородок оттянут книзу, но овал правильный,
нос точеный, крупный, глаза синие, мрачные, тонкие и прямые
брови умели округляться, превращая низкий лоб неандерталки во
вместилище высокоумных мыслей. Октавою ниже стал голос, но не
потерял умения быть по-детски умилительным. Грудь и бедра -- в
обычной восемнадцатилетней норме, почти не выделяются, но уж
Андрей-то знал, что они могут расширяться и укрупняться, что
они -- как лошадиные силы в моторе, временно отключенном.
Какой-то скрытый порок гнездился в этой девчонке, оборудованной
механизмами с криминогенными приводами.
невежество. Ни один репетитор не мог ей помочь -- и тем не
менее все экзамены сдала на "хорошо" и в институт просунулась.
остался в Москве. Теткина квартира уже изживала себя, она
приглянулась внучке, собиравшейся замуж, и рязанский женишок ее
с нетерпением посматривал на Андрея: ну-ка, милок,
выматывайся... И Андрей перебрался в общежитие для молодых
специалистов.
каждую квартиру -- два, три и более инженера, в теплые дни все
окна распахнуты, радиолы мяукают и гнусавят, разнородная музыка
обрушивается на обитателей еще не снесенных бараков, прекрасная
половина их похаживает в гости к инженерам, чопорно покуривает,
сидит, самоотверженно процеживает: "Руки-то убери, парень, а то
-- оженю...", однако же долго не сопротивляется.
пятом этаже, потом один женился, но выписываться почему-то не
хотел, хотя твердо обосновался у супруги; второй же постоянно
жил на полигоне, в Москве появлялся только на праздники,
открывал комнатенку свою, видел в ней следы недавней попоечки,
удрученно сплевывал, захлопывал дверь и шел к лифту. Самую
большую комнату оккупировали братья Мустыгины, с этого-то
ведомственного дома началось приятельство Сургеева с ними,
дружба на технической основе здесь заложилась, чтоб перерасти
позднее в научное сотрудничество с клиринговыми расчетами, с
бартерными сделками.
братьями их называли еще с института, Мустыгиным никто из них
не был, и почему именно такой сводный псевдоним взят был ими,
знали только сами мнимые братья, большие шутники и
конспираторы. Оба -- блондинчики, умеющие и любящие стильно
одеваться, привившие себе одинаковую манеру говорить,
прикуривать и накренять шляпу вперед, по-гангстерски. Им
нравилось иметь деньги -- сверх всяких окладов, премий и прочих
официальных вознаграждений за честный труд в стенах ОКБ,
зарабатывать такие деньги стало потребностью души, обоих
отличала редкостная смышленость, умение перенимать чужие
навыки, они могли бы -- при хорошей оплате -- резать мозоли,
выводить новые сорта тюльпанов для продажи, делать аборты, но
мозольный бизнес отвоевали татары в Сандунах, тюльпанное дело