угодного Богу занятия, потому что голос еще хлеще взметнулся к низкому небу;
вздернутые руки звали Царя Небесного к наказанию заблудших...
и который невозмутимо продолжал свой путь, вдруг остановился, повернул
назад, всмотрелся в неистовца, забрался на холмик и решительно приблизился к
нему, отмашкой руки предложив людям возобновить поход к далекой стране за
морем, и когда толпа поредела, тихим шепотом укоризненно произнес:
Но до сих пор не могу поверить - ты это или не ты!..
нечистой силы и вытянул перед собою хилую, чуть толще виноградной лозы руку,
казавшуюся особенно тонкой в широком рукаве рясы.
тучи, на небеса, как бы призывая их испепелить нечестивца и грешника,
вздумавшего прервать богоугодную речь.
Родольфо всмотреться...
тайну, в которую оба они были посвящены много лет, если не веков, назад.
из свиной кожи, а вовсе не босая, коснулась - не без отвращения - камня
размером с воловью голову. Не приходилось сомневаться, что камень этот
символизировал величину и тяжесть грехов брата Родольфо, и в вещное
доказательство своего желания грехи эти искупить брат таскает его повсюду с
собой. - Мне чудится, - с насмешкой продолжал брат Мартин, - что твое
желание вразумить толпу и обратиться к ней с проповедью объясняется просто:
тебе захотелось скинуть с плеч камень и отдохнуть, но поскольку перед камнем
у тебя какие-то обязательства, то ты от него - ни на шаг...
прошипелась ненависть, полная любви; чувства эти смешались, и в разъяренную
душу брата Родольфо тихо вползала радость от того, что на путаных дорогах
Европы он встретил бывшего наставника своего, брата Мартина.
попытку спихнуть брата Мартина с холма вниз, но тот лишь презрительно
усмехнулся и ни на пядь не сдвинулся с места. - Неужели ты не чуешь
бесовского наваждения толпы? Иль ты веришь басням о том, как Петр Пустынник
добрался до Святых мест в Иерусалиме, как уснул в храме при Святом Гробе и
явившийся к нему во сне Спаситель вручил ему письмо патриарху, чтоб тот
побудил сердца верующих очистить Святые земли от язычников? Враки все это,
враки, ибо кому, как не тебе, известно по донесениям наших монахов, что Петр
Пустынник, он же Петр Амьенский, на контрольной встрече в Иерусалиме так и
не появился. Неужто нос твой не обоняет запаха серы? Зачем, подумай сам,
Гроб Господень этим несчастным? Плодороднейшие земли Европы лежат
невспаханными, хлеб, рожденный ими, даст пищу этим обуянным гордынею людям,
- здесь пища будет, здесь, рядом с их семьями, а не за морем, где поджидают
их сабли и копья сарацин. В монастырях, сам знаешь, куется знание, что
облегчит труд землепашца и ремесленника, освободит их головы и руки от
грешных помыслов и дел, направит на служение заповедям Христовым, которые
растоптаны богоотступниками - как мирянами, так и служителями церкви...
бессвязными пьяными выкриками проехали повозки с проститутками, и старшая в
их обозе матрона издевательски предложила обоим монахам полакомиться
свеженькими девочками, которые тут же задрали юбки, издавая при этом
похотливые вопли. С доброй улыбкой человека, который испытал всю сладость
греха ради возвышенного самоуничижения, брат Мартин горько посетовал матроне
на оковы ордена, запрещавшего блуд, на что та мудро заметила: нетленность
мужских чувств превыше всего, и то, что под рясой, ордену не подчиняется, а
подвластно скорее им, Божьим избранницам. Не могла матрона не обратить
внимания на костыль и, хитро изменив стиль зазываний, обратилась к монахам с
просьбой - не помогут ли они оба снять с нее, именно с нее, вериги
воздержания, она ведь терпела столько ночей и дней!
толстушка, замахала руками и задрыгала ногами, требуя от обоих монахов того
же; едва не вспылил брат Родольфо, и рука брата Мартина легла на его
воспаленный лоб, призывая к спокойствию и благоразумию.
выбранный тобой и аббатством, омрачил твой рассудок кошмарами, ты забыл о
поручении руководства. Оно, как и ты, с недоверием относится к наплыву
чувств, охвативших народы, что ныне стремятся к югу. Но ты забыл, с какой
целью посылали тебя под видом странствующего и кающегося грешника в земли
европейские. Тебя обязали изучить, как папская власть взаимодействует с
мирской, каковы земельные отношения в срединной Европе и что замышляют враги
ордена. Ты должен был заглянуть во все закоулки городов и узнать, что нового
в настроениях горожан и как движется мысль ремесленников. Тебе поручили
найти чертежи камнеметной машины и подлинники документов, хранящихся в
известных тебе монастырях. Руководство ордена обеспокоено тем, что нет
сведений о способах, какими улучшается в Европе конское поголовье... Или ты
забыл?
Родольфо, - и находится в верном месте... Но, согласись, никакое одеяние не
может скрыть во мне дарованную Богом и, возможно, излишнюю трезвость
рассудка. Ты ведь помнишь, что я был в монастыре владыкою пасеки, и мед
моими трудами тек не только в кувшины и бочки для продажи в городах, но и,
прости, в глотки братьев наших по ордену, послушников и всех, кто по вечерам
пировал в трапезной, где в нарушение устава бывали и те, которые только что
притворно жаловались на вериги воздержания...
Мартин, не преминув заметить, что Папа Римский отпустит все грехи тем
мужчинам, которые возьмут в жены этих дерзких девиц. Брат же Родольфо, будто
не расслышав, продолжал:
погнавших под гнусным предлогом народ куда-то подальше от дел, от
творчества, от трудов праведных во славу...
на заблуждения миллионов! Ибо в них, в заблуждениях этих, спасение мира и
мирян. И, чего уж скрывать, сама вера - заблуждение, иначе не развелось бы
так много апостолов, каждый из которых глаголет истину... Да, люди эти,
голодные и вшивые, мерзкие и развратные, ленивые и жадные, - люди эти идут
неведомо куда, повинуясь высокой мечте о справедливости, потому что в слепой
вере они убеждены: там, на Востоке, они, отвоевав Гроб Господень, заодно и
нахапают кучу золота и женщин, и нахапают так много, что не понадобятся весы
для справедливого дележа добычи, те самые весы, которые всегда лгут. Эти
спотыкающиеся от голода и мучимые князьями простолюдины получат по
потребности... Так им думается, именно так, но, сам понимаешь, ни шиша им не
достанется, и все же терзает меня мысль: как ты, такой чуткий и
сострадательный, не познал истину, вытекающую из основ Отца нашего. А она
такова: не для ковыряния в земле рожден человек, ибо он не вол и не
хрюкающая свинья, не для заполнения утробы вином и мясом, не для ублажения
плоти, жаждущей женщин. Бессчетное количество зверья кишит в лесах и
долинах, тучи насекомых и птиц кружат над ними, гады заселяют каждую
расщелину, рыбы резвятся в пучинах морей и океанов, все они, каждая особь
жрет, пьет и совокупляется. Неужто думаешь ты, что мир сущий создан для
этого непотребства? Нет! Человек создан Богом, чтоб оправдать все им
сотворенное, Творец не ради тварей старался: Бог, единый и триединый,
наделил людей позывами к чему-то бессмысленному и возвышенному, и чем тощее
люд, чем громче и слышнее вопит голодный желудок, тем к большим свершениям
надо их, обездоленных мирян, звать именем Господа Бога!..
Мартина, но тот продолжал:
дух человека - святыня, дух заставлял подвижников нашего братства уходить в
пустыню под жала змей, жить в промозглых пещерах, питаться ящерицами. Они,
брат мой, раздирались когтями львов или умирали, побитые камнями обманутых,
науськанных простолюдинов. Но молча, молча! Ибо их вера - в понимании того,
что эти бессмысленные движения людских масс с запада на восток, с юга на
север и обратно суть тайные желания Высших Сил из числа тех, что никогда не
слетают с уст Господа нашего!
наставника. Не мог он не заметить, что ряса наставника подбита мехом,
дорогим мехом.
когда-нибудь?
кельях! Но не под небом, которое Бог! А оно учит нас боготворять вонючую,
подлую и мерзкую толпу, ибо она, и только она, исполняет Высшую Волю Господа
нашего!
том, что сотни тысяч людей тронулись в гибельный путь потому лишь, что... я
открою тебе страшную тайну, в которую боюсь сам поверить... - Родольфо
приблизился к Мартину вплотную. - Страшную... Люди бегут из Европы потому,
что она, Европа, перенаселена бесами в человеческом обличье, что крестовый
поход такая же необходимость, выявленная Богом, как чума, что косою пройдет
по миру...
дьявольским смехом и прибегнул к последнему доводу, спихнув ботинком вниз
отягощавший и душу и тело камень.