провалы агентуры, причем каким-то непостижимым образом, - Бузгалин только
сокрушенно покачал головой, - катастрофа в Австралии, вызванная изменой
посольского работника, теперь объяснялась забросом туда Кустова. Что
перетянет - было ясно, уже и подсказано было: двадцать пять лет, а может - и
высшая мера. И скорее всего - да, высшая мера, потому что не о майоре
Кустове пеклось начальство, а о том, как обезвредить предателя в руководстве
разведкой, как обмануть его, - вот и решили изобличать Кустова до конца,
сделать его виновником не только высылки двух дипломатов, но и тех арестов,
о которых шла речь на подмосковной даче под квас, водочку, балычок и
грибочки. Как все-таки допытался Бузгалин, молодой и неопытный офицер, вслед
за ним выстреленный на Запад, по его намеченному маршруту через резидентуры
и явки добравшийся до Штатов, еще на полпути обнаружил слежку, загодя
организованную, и чтоб уж наверняка удостовериться, за кем это нога в ногу
следуют штатники, бросил ложную приманку и едва не проглотил ее сам в Лиме,
откуда еле унес ноги. Выходило, что московский предатель о разработанном
маршруте Бузгалина - знал, а о Кустове - нет, и затеялась никому не понятная
игра, майору Кустову И. Д. было предъявлено обвинение в измене Родине
(статья 64 УК РСФСР, пункт "а"). Вину свою майор полностью признал и
единственным смягчающим обстоятельством посчитал усталость от многолетней
службы и неконтролируемое им поведение, что и стало причиной ущерба,
нанесенного им обороноспособности Родины; майор полагал к тому же, что
длительный разрыв с родной страной отрицательно повлиял на его образ мыслей,
отчего и капитулировал он перед агрессивным идеологическим напором чуждой
ему среды.
Майор Кустов уверял руководство, что стремился попасть на Родину, для чего
использовал враждебно настроенного дядю Жозефины: подтолкнул его к прилету в
Прагу, чтобы там связаться с посольством.
писалось о мистере Одуловиче, вмятине у темечка и энцефалопатическом кризе.
Начальство сокрушенно вздыхало и сетовало: вот если бы к отчету приложить те
бумаги, что в шкафу у ассистентки... Раздражавшие Бузгалина игры
продолжались, доведя его до вопроса: "А кто у Кустова адвокат?", после чего
он понял, на какие сценические подмостки попал.
признанием в любви, и наконец выпалил: пришлось червончик подбросить этим
гадам газовщикам. Зажженная спичка поднеслась к кругляшку конфорки - и
возник голубой венчик, еще большую радость доставила тумба, называемая
"АГВ": теперь и зимой будет тепло, поворот ручки - и тепленькие батареи
станут горячими. Через пару недель на ВДНХ начнут продавать саженцы яблонь,
кусты смородины, которые на возделанной почве дадут мало кому нужный урожай.
Малецкий и Коркошка обходили участок, присматривались к каждой кочке и,
подтверждая репутацию опытных следопытов, нашли логово ежа, установили
численность семейства, приступили к разработке его и в сумерках пронаблюдали
шествие всего выводка.
полосочке от магазина к дачам, но уже не тянуло глянуть на березу с
застрявшей в ней пулей, и все казалось решенным: месячный отпуск
продолжается, приказ о новом назначении подпишут перед ноябрьскими
праздниками, впереди - упоительная работа. Ныне же - опята, хождение по лесу
и доносящийся из четвертьвековой давности голос инструктора, который на
вопрос "а что после?" ответил завистливо: "Маслят собирать будете!.." В
беглом обзоре поляны с последующими крохоборческими поисками грибов было
умиротворяющее повторение всего того, что делалось в командировках, но
всегда со счастливым исходом. Теперь этот исход здесь, среди своих, путник
вышел из чужого леса и добрался до своего, где все знакомо, где по запаху
узнается, кто свой, а кто нет. С опятами пришел он к дяде Феде, внимал
жалобам гундосого инвалида на дурость власти, что-то опять запретившей,
произвел обмен - корзина только что срезанных грибов на трехлитровую банку
их же, засоленных. Почему-то пошел, не заходя к себе и о банке забыв, на
электричку, проехал три станции, вылез, долго сидел на платформе, а
электрички катили и катили мимо него в Москву и обратно, - зеленые вагоны,
наполненные тихой болью, самым постоянным свойством русских душ. В уже
родной пятиэтажке - то же ровное чувство несчастья, которого еще нет, но
которое будет и которое надо пережить...
паспорт, но и удостоверение личности, которое не понадобилось: ни одна
охрана не смела попридержать человека, через все посты проходившего так,
будто он на своем дачном участке. 15-е отделение - анклав, территория в
территории, как Сан-Марино в Италии, часовой у калитки; кроме обычного
госпитального запаха еще и что-то заградительное, ни к собакам, ни к
животным не относящееся, и оно, будто разбрызганное, пропитало все отделение
духом чего-то неземного. Двадцать дней назад следователь вынес
постановление, майор Кустов И. Д. подлежал освидетельствованию, не раз
привозился в это отделение, имевшее права судебно-психиатрической
экспертизы.
Кустова, человек, собиравший все заключения врачей - от инфекциониста до
невропатолога, - даже взгляда не бросил на вошедшего в его кабинет
Бузгалина, бровью не повел, орудуя дыроколом и пересчитывая какие-то
бумажки; что-то, однако, дрогнуло в нем, когда посетитель сел, не испрашивая
разрешения, и так же свободно закурил, себя так и не назвав. Дырокол убрался
наконец со стола, все бумажки свелись в некое единство, сверху прихлопнутые
какой-то железякой, а сам капитан м/с Терентьев унял рукоблудие и ждал, что
скажет ему тот, кто, конечно, имел право сказать, внести уточнение в
диагноз, который ставился, конечно, ими, врачами, но с оглядкой на некую
инстанцию, не имевшую названия, неизвестно где расположенную и, возможно,
вообще не существовавшую.
медицинской книжке майора Кустова - полное благополучие, врачи призывной
комиссии, другие врачи многих военно-медицинских комиссий, специалисты,
ответственные за те или иные участки или органы тела вплоть до жидкости в
суставных сумках, - все в один голос уверяют в полном здоровье, нигде
никаких отклонений от нормы.
Терентьевым вошел в чей-то большой кабинет. Пятеро - в белых халатах - сели
за длинный стол, Терентьев и Бузгалин устроились на стульях вдоль стены.
Председательствовал моложавый хозяин кабинета, дважды звонил куда-то и
удовлетворенно соглашался со сказанным ему. Вопросительно глянул на
Бузгалина, потом на Терентьева, и тот что-то сделал со своим лицом - то ли
ужал какие-то мышцы, то ли скривился... Но и того было достаточно, никто
более на Бузгалина не смотрел, всех взволновало то, что сгоряча - в сердцах,
что называется, - произнеслось кем-то: Гайдуков-то - в отпуске! Наконец
огласили очередность: Кустов и Митрофанов, поскольку на Менташина и
Кузовлева документы не подготовлены, а, наоборот, как Кустов, так и
Митрофанов уже всем знакомы, Кустов трижды содержался в стационаре, двое,
трое и пятеро суток, Митрофанов вообще здесь, но лечащий врач его на
консультации и будет через полчаса. Итак - Иван Дмитриевич Кустов, 1937 года
рождения, майор, Терентьев сейчас доложит, что и как...
докладывать, и Бузгалину не надо было вспоминать значения терминов, потому
что по смыслу и тону речи было ясно: майор Кустов здоров, возникавшие ранее
психосоматические эффекты патологического характера не носят и...
без галстука; лет на десять помолодел он за эти недели, сухая кожа обтянула
скулы, шел к стулу посреди кабинета легко, с учтивым полупоклоном
приветствовал комиссию за длинным столом. Но без улыбки, понимал, куда его
привезли и зачем. Сел на стул перед комиссией. Ни леса в нем, ни зверей, ни
вообще какой-либо живности - пустыня, бескрайние пески или, точнее, макет
местности с искусственными холмиками, руслами рек и фигурками людей из
папье-маше. На вопросы отвечал не сразу, с небольшим раздумьем, и все ответы
его свидетельствовали: человек правильно понимает и правильно отвечает, во
времени и пространстве ориентирован. О присяге помнил, о работе, то есть
службе, много не говорил, ограничился коротким "справляюсь, хотя не всегда
получается". В Бузгалине он не увидел того, с кем больше месяца вояжировал
по Америке, Австралии и Европе, и не мог увидеть, потому что с дядей
Жозефины очную ставку ему не сделали, и тот, следовательно, благополучно
выскользнул из Праги и сейчас - это уж точно - не на Кубе. Накануне
военно-врачебной комиссии все средневеково-европейские, пражские и
мельбурнские страсти в нем увяли, и реальностью стала присяга, нарушить
которую он не мог, как не могли того сделать и все в этом кабинете.
Председательствующий наклонился к соседу, что-то сказал, тот поднялся,
глянул на дымчатый рентгенснимок, подошел к Кустову, пальцами помассировал
кожу головы. Тот спокойно отнесся к этой процедуре, ничто не дрогнуло на
лице его и не могло дрогнуть, потому что Иван Дмитриевич Кустов был вне
себя, вне тела своего, он как-то безучастно посматривал на человека, который
сидел на стуле посередине большой комнаты. На вопрос о происхождении вмятины
на черепе ответил очень просто:
испытуемого: