же не знаем в точности, что придется выпускать через три месяца. Главк дает
план, и сам же его перечеркивает, у него свои, недоступные нам соображения,
а наши возможности, наши трудности он не желает учитывать. Подай ему план --
и точка. Выложи цифирьку -- и все. А цифры-то с потолка берутся. На этот год
нарядили нам повысить производительность труда на два процента. Откуда эта
цифра? Да по всем главкам в среднем пришлось, а главк нам спустил. Мы
средненькие -- нам два процента, кто посильнее -- тому три, слабейшим -- по
одному, а в среднем -- все те же несчастные два процента. Я как-то
рассвирепел, встать захотелось на совещании и заявить: беру повышенное
обязательство, на двадцать процентов увеличу выпуск продукции во втором
полугодии! Встал и сел. Не взял повышенных обязательств... Я тертый, тертый
и еще раз тертый... Хорошо, взял бы, сделал бы. За меня спрятались бы те,
кто всегда жалуется в главке. Понимаете меня, Игумнов? Мне мой институт и
мой завод дороже всего, я хочу, чтобы люди спокойно работали и получали
неплохие деньги. Провален план -- беда, и мне беда, и всем беда. Премии нет
-- я хожу злой, покрикиваю, поругиваю... А хочется ли мне ругаться и
кричать? Не люблю. Пусть все будут довольны. Думаете, Игумнов, один я так
рассуждаю? Станете когда-нибудь директором (а вы будете им), убедитесь, что
нет, не один я. Вы бы присутствовали на совещании в начале года, когда
диктуют нам план. Торгуемся, как на рынке. В главке и министерстве нас
насквозь видят, знают, что мы жмемся, прибедняемся, знают цену нашей
слезы... Жмут, покрикивают, расставили западни, понатыкали флажков, директор
не знает, куда податься, мечется, как заяц, и приходится ему занимать у лисы
ума. Приходится ему хитрить. Так-то...
речи, но не любил их. Взгляд, короткий жест, несколько решительных фраз -- и
все понятно. Там, где он появлялся, сразу исчезала неясность, люди сразу
понимали, что и как делать. В лабораториях, в цехах возникал неожиданно, без
сопровождающих, если самодеятельно образовывалась свита -- разгонял ее. Лицо
Труфанова подпорчено оспою, кажется простецким, грубовато-свойским,
маленькие глазки утоплены, перехватишь взгляд их -- и становится не по себе:
впервые видишь директора, а он все, абсолютно все знает о тебе.
футлярчик, раскрыл его, поднял к свету, как драгоценность, прекрасно
сделанную авторучку. Впрочем, это была не авторучка, а дозиметр
индивидуального пользования. -- Хорошо? Да? Умно, толково, красиво... И кто
сделал? Академия наук, в пяти экземплярах, чтоб себя показать, а заодно и
серость нашу министерскую. Не умеем мы еще делать так, наши дозиметры хуже,
видели небось "карандаши"... Надежны -- это у них не отнимешь, -- грубы,
требуют предварительной зарядки, замерил дозу -- и вновь заряжай,
однократны. Этот же, смотрите, многократен и... просто хорошо сделан! А как,
Игумнов, хочется прийти и небрежно показать министру: ну, товарищ министр,
как вам это нравится? Не деньги нужны мне, не повышение, не уважение...
Просто чувство, просто радость, что и мы научились так работать. Но не
умеем. Пока. Руки не дошли, нет базы, сборка здесь ювелирная по чистоте,
чтоб ни одна пылинка внутрь не попала, сборщик в белом халате под стеклянным
колпаком сидит... Чепуховый приборчик, не так уж нужен, а приятно смотреть.
-- Труфанов медленно, с сожалением закрыл сейф. -- Наладим производство и
таких дозиметров.
думал: почему же распустил язык директор НИИ Анатолий Васильевич Труфанов?
Которому не поверит ни одна инстанция, буде инженерик в инстанции
обращаться. И себя ли он раскрыл?
Яков Иванович, задерганный диспетчерскими делами, ошибся -- превысил в
наряде количество ящиков. Штатных упаковщиков цех не имел, монтажники Дятлов
и Пономарев, которым поручили упаковку комплектов, ошибку обнаружили сразу.
Ящики заколотили, наряды попридержали, потеряли их якобы, а через два месяца
предъявили к оплате.
скандале.
Игорь Борисович Молочков, попросил личные дела Пономарева и Дятлова.
в природе нет.
случайного в природе нет и не бывает. Парторг тем временем изучал папки.
Стал опрашивать мастеров. Те выдавливали слова по капле, о каждом монтажнике
и сборщике они могли говорить часами -- но не начальству. Есть недостатки --
мы и разберемся. Очередь дошла до Игумнова. Он сослался на то, что в цехе
недавно, еще не присмотрелся к людям.
Молочков. -- Надо знать народ.
собрание, пусть готовятся. Молочков достал блокнот, Баянников продиктовал
все заводские ЧП первого полугодия. Один пункт возбудил любопытство
парторга: исчез комплект чертежей на ИМА -- индикатор меченых атомов.
производство ленинградским заводом. Их представители, вероятно, и увезли с
собой чертежи. Тогда ведь -- помните -- заминка с ними получилась в седьмом
отделе, ленинградцы ждать не хотели.
не уверять меня, что советские инженеры, посланцы героического Ленинграда,
могли украсть документы государственной важности.
побледнел, намотал на кулак галстук.
инженерах, так и о роли Ленинграда в истории государства.
Молочкова за инициативу, а заместителю своему сказал, что второму цеху нужен
диспетчер -- давно пора решить этот вопрос. Баянников расстелил на столе
список ИТР, стали обсуждать кандидатуры. Ничего подходящего не нашли. Один
не нравился директору, о втором плохо говорил Баянников, третьего отклонил
Молочков. Сговорились наконец на одном снабженце и, возможно, утвердили бы
его диспетчером, но помешал Степан Сергеич Шелагин -- пришел за подписью.
заводу и работе: есть такой человек Шелагин и вроде нет его Сейчас же, весь
в мыслях о будущем диспетчере, он с неясной пока для себя целью отметил
выправку Степана Сергеича, его такт, уважительные интонации в голосе, когда
он обратился к Баянникову предварительно испросив на то разрешения директора
-- по военной привычке. Заметил, что листок с приказом положил он перед
Баянниковым так, что и директор при желании мог прочесть напечатанное. И все
это -- неназойливо, с одинаковым уважением к себе и начальству.
Чувствовалось: человек гордится своею работой, значением -- не малым --
своей должности.
скромно посиживал на партийных собраниях, ни в чем предосудительном замечен
не был.
партийный и служебный долг обязывает вас присутствовать сегодня на собрании
во втором цехе?
скороговоркою произнес:
просил бы выступить после меня, поддержать линию парткома.
библиотеку и отыскал несколько емких цитат.
поставили стол для президиума, монтажники, чтобы зря не терять времени,
потихонечку копались в блоках, регулировщики вообще не вышли из своей
комнаты, открыли дверь, слушали речи. Степана Сергеича, к его удивлению,
выбрали в президиум.
и он будет выполнен. О Дятлове и Пономареве отозвался резко и кратко,
заметил вскользь, что впредь выданные наряды следует контролировать особо.
Это уже затрагивало всех.
Круглов предложил тут же объявить им выговор, за упаковку не платить ни
копейки, снизить на три месяца разряд. Это возражений не вызвало.
хвалили на всех совещаниях, об этом знал не причастный к производству
Шелагин и гордился Игумновым: моя выучка!
Перумов Ник
Маккарти Кормак
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Конюшевский Владислав
Херберт Фрэнк