Шелагина пришлось бы не один выговор заработать, без него не стал бы он
уважаемым директором, прокладывающим новую дорогу.
непредвиденных неприятностей. Как говорится, пошумели -- и хватит.
Благоговейная тишина должна быть теперь в НИИ и на заводе.
институт. Встречались они редко. В четверг и вторник Лена занималась
вечером, Петров поджидал ее на "Бауманской", довозил до дома, рассказывал
цеховые новости, целовал в подъезде. Она входила в лифт, кабина уплывала
вверх, Петров отходил к стене и прослушивал набор звуков, отдалявших его от
Лены, -- мягкий скрип лифта, щелчок остановки, лязг закрываемой двери,
минуту тишины и привычно раздраженный голос матери: "Ты опять
опаздываешь..."
тепло, свет и обилие еды -- это почему-то радовало, приятно было смотреть на
розовое, красное и желтое мясо, на консервные башенки, в винном отделе --
радужное разнообразие бутылок, чуть дальше -- россыпи конфет и пахнет
свежемолотым кофе.
решительным условием: девиц не таскать. Ключ Сорин взял, но к Петрову не
ездил.
желанием напиться и поскандалить умеренно. Выбрал ресторан при гостинице,
куда ходят иностранцы. Соседи по столику немного выпили, жаловались на
тренера, который лупит по икрам тренировочной перчаткой. Русские ребята. Еще
русская компания -- молокососы с юными дамами. Мальчишки уже в подпитии,
горделиво посматривают вокруг, девчонки неумело курят длинные сигареты и
хлещут крюшон бокалами. Боксеры заспорили ("с чего это школьники пить
стали?"), заспорили намеренно громко. Петров предположил, что юнцы продали
подержанные учебники, прибавили к ним "Детскую энциклопедию" и сэкономленные
копейки. Мальчишки, забыв о школьных уроках вежливости, картинно порывались
в драку, благоразумные дамы повисли на них, какой-то худосочный мальчик
разрешил унять себя и бросил Петрову: "Я тебя схаваю вместе с котлетой!" Тот
проявил большое миролюбие.
всегда найдет.
для чистки фруктов -- ножами. Появились дружинники. Петрова, главного
зачинщика, поволокли на расправу к администратору, метрдотелю или как он
здесь называется... Радуясь, что денег хватит на самый грабительский штраф,
Петров спокойно шел к столу.
кабинете.
подальше...
Первоначальное смущение прошло, взятый Петровым тон придал встрече старых
друзей непринужденность. Традиционное рукопожатие, улыбки -- и Стригунков
посадил друга за дружеский столик. Открыл ликер-бар, вынул русскую водку с
иностранной наклейкой, коньячные рюмки. Щелкнул зажигалкой.
случилось у тебя?
командировке был, когда ты скоропостижно отвалил из НИИ.
сказать...
ко двору я там пришелся. Никто меня всерьез не принимал за инженера, хотя я
не хуже других добивался выходного импульса такой-то длительности, такой-то
полярности, такой-то амплитуды... В отделе снабжения тоже не любили, потому
что доставать шайбы Гровера поручали не мне, а им, меня берегли для особых
заданий, как глубоко законспирированного шпиона. С тем и другим мириться
можно. Когда я в военно-морское поступал... как ты думаешь, поступал я туда
ради адмиральских погон? Никто туда, единицы разве честолюбивые, за
адмиральской пенсией не идет. Простой расчет показывает, что адмиралов в
тридцать раз меньше, чем капитанов первого ранга, не говоря о втором...
Поступал с ясно осознанным желанием вести труднейшую жизнь. Была жертвенная
цель прожить с толком и умереть достойно, не ждал от жизни ничего теплого...
Не получилась служба, попал в струю, тогда, в пятьдесят третьем, гнали с
флота за ничтожную провинность -- оздоровляли флот. Не обиделся, когда
выгнали, за кормой было у меня уже предостаточно. Потом, уже на гражданке, я
скурвился окончательно, а оставался в сознании момент этот славный,
жертвенный -- жить для приказа о смерти, для жизни других, -- оставался в
чувствах момент этот... Забрал меня Труфанов к себе. Я, думаешь, шел к нему
с мечтой аферы крутить во славу НИИ? Работать хотел честно, воли хватило бы
наступить на свою пьяную глотку. Но Труфанову не такой Стригунков нужен был.
И жалость, конечно, была у него и человеколюбие, но и то и другое -- не
главное. Анатолий Васильевич человек умный. Дальновидный даже. Водка его не
пугала, нет! Он что понял? Что взял? Что азарт во мне есть, что, кинь мне
идейку, заданьице -- побегу, как щенок за палкой. Ну и крутился и радовался,
спасал-веселил -- себя, его и вас всех, между прочим. Ну, а на смысл глаза
закрыты. Когда не видишь и не хочешь видеть смысла, это для собственной
шкуры весьма полезно. Степана Сергеича уважают в НИИ за смысл, который он,
зная или не зная этого, вкладывает во все...
музыканты, а микрофон испорчен.
куда надо... А тут еще общежитие. Устроил меня Труфанов к молодым
специалистам, нормально устроил, ребята правильные. Переженились, разошлись,
другие пришли, новенькие, современные, последней модификации, принюхался я к
ним -- и тошно мне, Саша, стало. Они меня презирали за опохмеления по утрам,
за пьянство, заметь это себе, но не за лакейство перед Труфановым. И я их
молча презирал. Помнил моментик жертвенный... Ведь они, эти пятеро
специалистов, не о благе народа, институт кончив, думали... Нет. О себе,
только о себе! Наиболее способные хотели прославиться и швырять небрежно
идеи коллегам из Харуэлла, а идеи разрабатывать в четырехкомнатных квартирах
на Ленинском проспекте. Середнячки накрепко усвоили, что талант -- это пот и
труд, задницей мечтали высидеть докторов наук и опять же получить квартиру,
окладик и современную жену, умеющую накрывать стол, модно танцевать и
восторгаться Борисовой в "Иркутской истории"... Тебе, может, неинтересно
слушать?.. -- Петров возразил взглядом... -- И у всех пятерых какой-то
ненормальный зуд к загранице и заграничному. Видел бы ты, как смотрели они
на референта одного академика, часто бывавшего на конференциях во Франции и
Испании! Восхищало их не то, что референт умней стал, наглядевшись на новое.
В трепет приводил голый факт пребывания за границей -- один голый факт,
подкрепленный безделушкой. Ну и сцепились.
повидал в регулировке достаточно. Год пройдет, два -- и у большинства нет
уже кандидатского зуда...
что я -- во сто крат хуже! Что я вообще ничтожество, что мною помыкают и
брезгуют, имея на то полное право. Что употребили меня и выжали с радостного
моего на то согласия. Вот что противно! Добровольцем пошел!
снабженцем, ни переводчиком. Могли некоторые директора взять, но что им я?
Будут они из-за меня портить отношения с Труфановым. Да и самому не хотелось
идти загаженной дорожкой. А сюда -- случайное знакомство с бывшим моряком.
Комнатку снял у одного пенсионера. Днем стиляжничаю на пианино, стоит
инструмент у пенсионера, фильмики смотрю. К вечеру -- сюда. Дежурный
администратор со скользящим графиком работы. Вот какой я есть, нравится вам
это или не нравится, но я живу, и не влезайте в мою душу. Бо я человек есмь.
-- Стригунков отпил -- самую малость. -- Неудобство раньше испытывал, а
сейчас хоть бы хны. Иногда подумываю злорадно: нате вот вам! Довольны?..
роликов кино.
докажешь, друг мой Мишель.
если подумать не о Труфанове, а об обществе... нет, Саша, обществу не должно
быть безразлично, что думаю я, что думаешь ты. Пойдем провожу тебя, --
быстро сказал он, заметив нетерпеливое движение Петрова. -- Ты-то сам,
кстати, как?
забывать. Забываю уже... Никуда не лезу, живу скучно, скоро женюсь и невесту
себе выбрал такую же серую и скучную: не дура и не умница, не урод и не
красавица.
какой-то регулировщик... В тебя столько вложено.
обрадовано вздернул руки, покатил навстречу; заговорил по-английски,
зажаловался: в ресторане нет скоч-виски, что делать?
Маккефри Энн
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия