Чтение 11–й страницы книги ~Пора, мой друг, пора~

подошли к двери ее номера.

- Сюда, мразь поганая, ты не войдешь, - сказал я.

Он засмеялся.

- Надо было все-таки сбросить тебя вчера. Путаешься под ногами.

- Скажи-ка, мразь поганая, как тебя зовут?

Он улыбнулся:

- Меня зовут Потрошитель подонков. Понял?

- Скажи-ка, мразь поганая, папочка у тебя небось шишка на ровном мес-
те?

С этими словами я постучал в дверь, и он отошел.

- Войдите! - крикнула Таня из глубины номера.

- Сегодня сбросим, ладно? - сказал он, уходя. - Или еще что-нибудь
сделаем, а?

Я вошел в номер.

- Валька, что с тобой?! - закричала Таня и бросилась мне на шею.

Я стал ее целовать. Она забылась на несколько секунд, и я целовал ее
в губы, в глаза, и все мое вчерашнее унижение растворялось, растекалось;
она подставляла мне свое лицо, еще ничего не зная, но уже утешая меня,
ободряя, - она была настоящей женщиной.

- Что у тебя с лицом?

- Вчера напали хулиганы, - сказал я. - Какая-то портовая шпана.

- Ты был один?

- Да.

- А их?

- Восемь человек.

- Хорошо еще, что финкой не пырнули.

- Да, хорошо, - сказал я.

Она отошла и спросила издали, от окна:

- Ничего опасного?

- Нет, ничего. Просто сделали вот таким красавчиком.

Минуты проходили в молчании, а за окнами начинался закат. Минуты про-
ходили в молчании, а одна стена стала красной. Шли минуты, а из коридора
слышались шаги и смех американцев. Я сидел на тахте, она в кресле у ок-
на. Несколько раз звонил телефон, она снимала трубку и нехотя говорила
что-то, от чего-то отказывалась - видимо, от разных встреч. И потом сно-
ва молчала.

- Таня, - сказал я, - вышли мои рассказы, Таня.

Это была моя старая привычка: в прежнюю пору любую фразу я начинал с
ее имени и кончал им. Она смеялась над этим.

- Да, я читала, - тихо проговорила она. - Здорово.

- Таня, могла бы меня поздравить, Таня.

Она засмеялась.

- Поздравляю.

- Таня, не так, Таня. Иди сюда.

Она послушно встала и пересела на тахту, обняла меня. Я провел рукой
по ее груди. Мне было очень странно, как будто я был с другой девушкой,
и в то же время разные мелочи воскрешали наши привычки, напоминали о не-
долгом нашем счастливом супружестве. Мы оба молчали, и только один раз
она спросила:

- Это из-за рассказов ты ко мне пришел?

- Нет, - ответил я. - Из-за вчерашней драки.

- Почаще дерись, - шепнула она и стала целовать мое избитое лицо,
гладить меня по голове.

Уже настала ночь, когда мы вышли из гостиницы, пересекли площадь и,
взявшись за руки, вошли в темные улочки Старого города. Никто нам не ме-
шал, все словно сгинули куда-то.

Мне казалось, что я говорю ей: "Ты моя единственная любовь на всю
жизнь, и мне уже не отвертеться от тебя. Силы небесные соединили нас, и
силы земные, и силы морские, магниты всего мира и те, что спрятаны в
недрах Луны. Мир рассыпается, как мусорная куча, когда тебя нет. Мир
превращается в кристалл, когда ты со мной. Ты моя единственная любовь, и
я отвечаю за тебя, за твою беззащитную жизнь".

Мне казалось, что она отвечает мне: "Мне было тошно и страшно без те-
бя, ведь ты единственный, на ком кончается одиночество. Все наши ссоры -
это ерунда, а измен не было. Мы будем всегда вместе, и я рожу тебе де-
тей. Наша любовь будет проста, без всяких изломов и ухищрений. Пусть
другие хитрят, а наша любовь будет примером для всех".

Мы молча шагали по Старому городу под качающимися фонарями, мимо ред-
ких витрин, кошки перебегали нам дорогу, изредка проезжали такси, и так
мы оказались на улице Лабораториум.

Как сочинял царь Соломон?

"О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!

глаза твои голубиные".

"О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен!

и ложе у нас - зелень".

"Кровли домов наших - кедры, потолки наши - кипарисы".

Когда Таня спрыгнула со стены мне на руки, я вспомнил об этом и пожа-
лел, что никто из нас уже не может так сочинить, что несколько раньше
это написано.

- Ну и вечерок мы провели, - устало сказала она и пошла вперед по
лунному булыжнику. Ей было трудно идти на острых каблучках.

- Таня, - сказал я, - давай заберем назад наши заявления, а, Таня?

- Да? - сказала она. - Восстановим счастливое семейство?

- Ну да. Они прожили вместе сто лет и умерли в один день. Подходит
тебе такая программа?

- Нет, - резко сказала она. - Что за глупости? Нельзя же быть таким
старомодным... Послушай, Валька, - она обернулась и поцеловала меня. -
Ты скоро будешь знаменитым писателем, я знаменитой актрисой. Ну, вот и
все, никакой идиллии у нас не получится.

- Как ты глупа! - вскричал я. - Глупа и пошла!

- Может быть.

Я взял ее под руку, и мы быстро пошли по асфальту. Она откидывала во-
лосы со лба.

- Ты меня не любишь? - спросил я.

- Не знаю. То, что было сегодня, я никогда не забуду, но завтра так
уже не будет, это я знаю.

- Так будет всегда!

- Нет, завтра уже начнется семейная жизнь. Хватит с меня, я намучи-
лась с тобой. Да, я люблю тебя.

- Все дело в том, - проговорил я с большим трудом, - что я не могу
тебя оставить одну, тебе будет плохо без меня.

- Пусть будет плохо, - она опять отбивала дробь своими каблучками, -
зато в этом фильме счастливый конец.

Опять я должен был смирять себя, опять должен был бороться со своей
глупой мужской гордыней, но я не выдержал опять.

- Тогда я завтра уеду, - сказал я. - Получу по почте гонорар и укачу
куда-нибудь ко всем чертям.

- Ну что ж, - она вздохнула и остановилась, прижалась ко мне. - Ты
только напиши мне. Может быть, встретимся когда-нибудь.

- Понятно, - я оттолкнул ее. - Вот, значит, как ты хочешь? Ведь так
ты и шлюхой можешь стать, Татьяна.

- А, брось! - она поправила волосы и пошла вперед.

На следующий день я получил гонорар. Впервые в жизни я держал в руках
такую огромную сумму - 637 рублей с копейками. Прямо с почты я заехал к
директору картины и взял расчет.

Вечером я укатил из этого города. Я был хмельным и усталым после су-
масшедшего пира, который закатил для технического состава группы. Прово-
жал меня один Кянукук. Мы с ним забросили на верхнюю полку чемодан и
рюкзак и вышли на перрон покурить. Я посмотрел на него очень вниматель-
но, и мне почему-то стало не по себе оттого, что я оставляю его здесь,
длинного, нескладного, инфантильного, шута горохового.

- Поехали со мной, Витька, - вдруг сказал я. - Двадцать минут оста-
лось - успеешь до спортзала добежать за имуществом. А я пока возьму би-
лет.

- Я бы поехал с тобой, Валя, - печально сказал он, - но...

- Что "но"? Некогда рассуждать - беги.

- Нет, не могу.

- Опять будешь здесь всякое дерьмо потешать? Загадка ты для меня, Кя-
нукук. Страшно мне за тебя.

Он нервно захохотал.

- Ну, чего же страшно? Я скоро устроюсь.

- Давай свои координаты, - сказал я.

- До востребования, - сказал он.

Я записал его фамилию, имя и отчество в свой блокнот.

- Скажи, Валя, правду говорят, что ты вчера был у Тани? - вдруг тихо
спросил он.

Я посмотрел ему в глаза, он моргал и отводил взгляд.

- Правда, - сказал я, - был у нее.

Он растерянно хлопал глазами под моим взглядом, а потом засмеялся ве-
ликолепным театральным смехом прожженного циника.

- Вот что значит стать знаменитым! Из грязи в князи, как говорится.

- Ничего, - утешил я его, - вот станешь корреспондентом радио и тоже
сходишь к кому-нибудь. - Потом хлопнул его по плечу. - Ладно, я напишу
тебе. Глупость какая-то, но я за тебя волнуюсь. Тебе, дружище, еще в ин-
дейцев играть, а не жить среди взрослых людей. Прощай, петух на пне.

Я встал на подножку вагона. Поезд еще стоял, но мне казалось, что ве-
тер уже хлещет мне в лицо, и брызги дождя и сажа попадают в глаза, и я
включаюсь в мерное, расписанное по графикам движение людей по земному
шару.

Я ехал в город Пярну к Сережке Югову, ну, а потом сам не знаю куда -