няты прощанием, между служанкой Фрумой и Гергеле-вором разыгралась не-
большая драма. Заметив Гергеле, Фрума покосилась на него своим кривым
глазом и спросила Фейгеле-черта: "Что делает здесь этот вор?" Гергеле,
не дожидаясь, пока Фрума получит ответ, спросил в свою очередь: "А что
делает здесь эта слепая?" Тут мог бы вспыхнуть большой скандал, если бы
Шолом не взял своего приятеля за руку и не пошел с ним во двор (в такой
день позволено все, даже водиться с Гергеле-вором) .
из-под полы свои старые сапожки и протянул их приятелю. Гергеле, очевид-
но, ожидал другого подарка, а не пары изношенных сапог. Кроме того, он
был раздражен столкновением с кривой Фрумой и недоволен тем, что Шолом
скрыл от него место, где лежит клад, да и вообще он в этот день был не в
духе. Сапоги Гергеле взял, но тут же со злостью швырнул их прочь, выбе-
жал босиком со двора и скрылся.
ему прощание с местечком и всю прелесть первого большого, далекого путе-
шествия. Сколько ни старался он после отогнать от себя печальный образ
обиженного приятеля, тот все не выходил у него из головы, стоял перед
глазами и вызывал ноющее чувство в груди: "Обидел, обидел бедного това-
рища!"
христианский погост, вот уж и мостик проехали, и "леваду" оставили поза-
ди, исчезла Воронка! И вдруг герой этой биографии почувствовал странное
стеснение в горле, чувство жалости к маленькому местечку пронизало его
насквозь, точно оно осталось сиротой. Это чувство вместе с досадой от
случая с Гергеле смягчило его сердце и увлажнило глаза. Отвернувшись,
чтобы братья не заметили, Шолом вытер слезу и тихо в последний раз поп-
рощался с местечком:
вая остановка в пути. - Борисполь. - Носатые хозяева постоялого дво-
ра.-Ночлег на полу.-Герой прощается с Bopoнкoй навеки
мир, поймет то ощущение счастья, безмерной радости и душевного подъема,
которое охватило детвору при их первом долгожданном путешествии. Вначале
ребята места себе не находили от восторга: они то лежали в повозке, об-
локотившись, как отец во время пасхальной трапезы на своем ложе из поду-
шек, то вытягивались, засунув руки в карманы, то становились во весь
рост, держась за стойки навеса. Этого уже извозчик Меер-Велвл никак не
мог стерпеть, и хоть жил он с ребятами в согласии и всю дорогу рассказы-
вал им свои извозчичьи истории, он без всякого стеснения пообещал выр-
вать у них кишки, если они что-нибудь сломают в его повозке. Изрекши
это, Меер-Велвл стегнул своих "рысаков" и покатил дальше.
мчится назад дорога, как земля убегает из-под колес и копыт лошадей, как
все плывет у вас перед глазами, как пахнет поздняя травка или задетая
ветка одинокого дерева, как свежий воздух проникает во все поры вашего
существа и ласкает, ласкает вас так, что вы испытываете полное бла-
женство. И вас вздымает ввысь, вам хочется петь-хорошо, бесконечно хоро-
шо! Оставив позади дома, мостик, леваду и кладбище, вы мчитесь все
дальше и дальше, и вдруг перед вами вырастают какие-то высокие "живые
мертвецы", которые машут руками вверх-вниз, вверх-вниз, даже страх бе-
рет. Когда же подъезжаете ближе, оказывается, что это просто-напросто
ветряные мельницы. Но вот и они скрываются, и вы видите только поле и
небо, небо и поле. И хочется вам спрыгнуть с повозки, или, верней, взле-
теть и раствориться в синеве, у которой нет ни конца, ни начала. Понево-
ле возникает мысль о том, как мал человек и как велик тот, кто сотворил
большой, прекрасный мир. Убаюканный этими мыслями, вы начинаете дремать.
Но вот перед глазами вырастает телега, запряженная парой огромных волов
с большими рогами, и шагающий рядом босоногий крестьянин в широченной
шляпе. Меер-Велвл здоровается с ним наполовину по-украински, наполовину
по-еврейски: "Здорово, чоловiче, хай тобi буде сердцебиение в животе и
понос в голове". Крестьянин не понимает, чего пожелал ему этот чело-
век-хорошего или плохого; он стоит некоторое время в раздумье, потом,
кивнув головой, бормочет себе под нос "спасибо" и идет дальше, а ребята
разражаются громким хохотом. Меер-Велвл, который даже не улыбнулся, по-
ворачивает голову к своим юным пассажирам: "Что это за смех напал на
вас, байстрюки?" Вот тебе раз-он еще спрашивает, что за смех! Так прохо-
дят день, первый день этого счастливого путешествия на исходе лета.
ханы, хлеб давно убран, но кое-где еще виднеется колос, стебелек расте-
ния, цветок. На крестьянских бахчах дозревают арбузы, дыни, продолгова-
тые тыквы, высокие подсолнухи, горделиво вытянувшись, выставляют напоказ
свои пышные желтые шапки. И весь этот мир еще полон мушек и козявок, ко-
торые жужжат, гудят, полон прыгающих кузнечиков, мотыльков и бабочек,
радостно кружащихся в воздухе. Аромат полей наполняет легкие, и мир вок-
руг кажется таким большим, небо вверху таким бесконечно высоким, что
вновь приходит мысль о том, что люди слишком малы, слишком ничтожны для
такого большого света и что только бог, чьей славой наполнена вселенная,
только он ей и соразмерен...
ра, бог даст, поедем дальше.
кие же, как в Воронке, и люди такие же, только вот носы у них другие.
Может быть, это было простое совпадение. Ребята крайне удивились тому,
что хозяин постоялого двора, хозяйка и их четыре взрослые дочери были
все длинноносыми. А для полноты картины служанка их обладала носом еще
длиннее, чем у хозяев. Узнав от извозчика, кто такие его пассажиры,
длинноносый хозяин почтил их своим вниманием, достойно приветствовал,
тут же велел длинноносой служанке поставить самовар, подмигнул длинноно-
сой хозяйке, чтобы она подала закусить, а длинноносым дочерям приказал
надеть ботинки, так как они ходили босиком.
Девушки с любопытством расспрашивали ребят, откуда и куда они едут, как
их зовут и как им нравится Борисполь,-они все хотели знать, даже сколько
лет каждому. Потом все вместе - мальчики и девушки-попробовали кислого
повидла, которое тетя Годл дала им в дорогу, и хохотали до упаду.
которой одному завязывают глаза и он должен кого-нибудь поймать. Девушки
пришли в азарт, и когда им удавалось поймать кого-либо из мальчиков, они
его так крепко прижимали к груди, что у того дух захватывало.
обиженными, хозяйка показала им, что в другом углу этой же комнаты спят
ее дочери, тоже на полу. "Растут, не сглазить бы, и совсем непло-
хо",-прибавила она и высморкала свой длинный нос. Ребята охотно примири-
лись бы с этим ложем, если бы не стеснялись раздеваться при девушках. А
девушки без всякого смущения скинули с себя кофтенки и, стоя босиком в
одних юбках с обнаженными шеями и распущенными волосами, странно перег-
лядываясь, бросали взгляды на мальчиков и хохотали, хохотали без конца.
те в обоих углах все еще слышался сдавленный смех и шуршание сена. Но
это длилось недолго, ибо вскоре крепкий невинный сон сомкнул молодые
глаза.
лого двора, возвестила ребятам, что наступил день и что нужно ехать в
Переяслав. Это снова окрылило их и наполнило сердца радостью. Возница
Меер-Велвл сложил свое молитвенное облачение, и лицо его сияло, как у
истинного праведника. Потом он пошел запрягать "рысаков" и на своем язы-
ке объяснился с "Мудриком", "Танцором" и "Аристократкой", угощая кнутом
каждого в отдельности, хотя больше всех досталось "Танцору", "чтобы не
плясал, когда не играет музыка..."
брильянтами переливалась роса. Даже куча мусора, накопившаяся за лето, а
может и за два, была золотой. А петух и куры, которые копошились в этой
куче, казалось, до последнего перышка отлиты из чистого золота. Их ку-
дахтанье ласкало слух, лапки, разгребавшие мусор, были полны прелести. И
когда желтый петух, взобравшись на вершину кучи, закрыл глаза и залился
великолепным долгим головокружительным кукареку на манер заправского
кантора, дети с особенной силой ощутили красоту мира и величие того, кто
сотворил его. Им захотелось воздать ему хвалу-не молиться, конечно, как
это делали хозяин бориспольского постоялого двора или возница Ме-
ер-Велвл, нет, к этому у ребят особой охоты не было, молитвы им уже дав-
но надоели,-только сердцем воздать хвалу творцу.
вал их Меер-Велвл. Он расплатился за овес и сено и попрощался с хозяева-
ми постоялого двора. Ребята тоже сердечно распрощались с длинноносой
семьей, забрались в повозку, и, как только она, громыхая, выкатилась из
Борисполя на широкий простор садов и полей, песков и лесов, к безбрежным
небесам, их вновь обняла приятная свежесть, вновь охватило чувство без-
мерной свободы. Однако не слишком ли уж много этого неба! Им уже стало
надоедать и небо, и звезды, и возница Меер-Велвл со своими россказнями.
К тому же стало стучать в висках, в глазах зарябило, бока заболели от
невыносимой тряски. Казалось, громыхание повозки будет продолжаться веч-
Шилова Юлия
Махров Алексей
Корнев Павел
Маккефри Энн
Херберт Фрэнк
Афанасьев Роман