но, никогда не прекратится. Уже возникло желание слезть с нее, появилась
тоска по твердой земле, по дому, по местечку Воронке. И герой этой биог-
рафии забился в угол повозки, вздохнул легонько и снова стал мысленно
прощаться с местечком. Он шептал тихо, чтобы не услышали братья:
заработков нет. - Отец озабочен
они вдоволь наглотались пыли и наслушались извозчичьих историй, юные пу-
тешественники к вечеру почувствовали, что они уже вот-вот у цели. Еще
немного, и в темноте замелькали огоньки-признак города. Потом колеса
застучали по камням, и повозку затрясло еще больше. Это уже был настоя-
щий город, большой город Переяслав. Дребезжа и громыхая, повозка Ме-
ер-Велвла подкатила к темному двору, над воротами которого висел закоп-
ченный фонарь и пучок сена-отличительный знак заезжего дома.
весьма обидным. Как, их отец, реб Нохум Вевиков, выходит встречать пос-
тояльцев, их мать, Хая-Эстер, стряпает, их бабушка Минда прислуживает!
Большего падения, худшего позора они и представить себе не могли. И меч-
татель Шолом, вечно грезивший о лучших временах, о кладе, потом долго
грустил в тишине, плакал тайком, в тоске вспоминал свою милую маленькую
Воронку. Он никак не мог понять, почему взрослые говорили: "Перемена
места - перемена счастья". Нечего сказать, хорошо счастье!
как с протяжным тпр-р-р-у остановил лошадей у крыльца заезжего дома.
повозки, расправляя затекшие члены. В доме тотчас отворилась дверь, и на
крыльце начали одна за другой появляться фигуры, которые в темноте можно
было различить только по голосу. Первая фигура была прямой и широкой-это
бабушка Минда. Вытянув свою старую шею, она воскликнула: "Слава богу,
приехали!" Вторая фигура была маленькая, юркая-это мать. "Уже приеха-
ли?"-спросила она кого-то. "Приехали!"-радостно ответила ей третья фигу-
ра, длинная и худая. Это был отец, реб Нохум Вевиков, теперь уже реб Но-
хум Рабинович (в большом городе дедушке Вевику дали отставку).
но как-то холодно. Потом их спросили: "Как поживаете?" Что можно отве-
тить на такой вопрос? "Ничего..." Бабушка Минда первая спохватилась, что
дети, вероятно, хотят есть. "Вы голодны?" Еще бы не голодны! "Хотите че-
го-нибудь поесть?" Еще бы не хотеть! "Вечернюю молитву читали?" - "Ко-
нечно, читали!"
временем экзаменовал мальчиков, далеко ли они ушли в ученье. О, они ушли
далеко! Но зачем им морочат голову, когда им хочется поскорей осмотреть
новое место, дом!
видят себя в большом доме, мрачном и нелепом, со множеством комнатушек,
разгороженных тонкими дощатыми переборками. Это комнаты для постояльцев,
а постояльца - ни одного. В центре дома-зал. В зале ребята узнали всю
воронковскую мебель: круглый красный стол о трех ножках, старую красную
деревянную кушетку с протертым сидением, круглое зеркало в красной раме
с двумя резными руками над ним, будто простертыми для благословения, и
застекленный буфет, из которого выглядывали цветные пасхальные тарелки,
серебряная ханукальная лампада и старый серебряный кубок в форме яблока
на большой ветке с листьями. Всех остальных серебряных и позолоченных
кубков, бокалов и бокальчиков, а также ножей, вилок, ложек-всего столо-
вого серебра - уже не было. Куда оно девалось? Только много позже дети
узнали, что родители заложили его вместе с маминым жемчугом и драгоцен-
ностями у одного переяславского богача и больше уже никогда не смогли
выкупить.
принесла из кухни далеко не роскошный ужин: подогретую фасоль, которую
нужно было есть с хлебом; да и хлеб был черствый. Мама сама нарезала
хлеба и дала каждому его порцию. Этого у них никогда не бывало-повадка
бедняков! А отец сидел сбоку и не переставал их экзаменовать. Он, видно,
был доволен - дети много успели. О среднем, Шоломе, и говорить не прихо-
дится-этот все знает наизусть и произносит целые главы "Исайи" на па-
мять.
со стола и пряча его в шкаф. Этого тоже не бывало у них в Воронке. Это
уже вовсе неприлично. То ли путь оказался слишком долог и тяжел и ребята
устали, то ли встреча была не слишком приветливой, а ужин нищенским, но
новое место, о котором дети так мечтали, выглядело не столь уж привлека-
тельно. Слишком много они, видно, ожидали, поэтому и велико было разоча-
рование; они чувствовали себя словно выпоротыми и обрадовались, когда им
велели прочитать молитву и ложиться спать.
большой темной проходной комнате без всякой мебели - между залом и кух-
ней,-герой этой биографии долго не мог уснуть. В голове копошились вся-
кого рода мысли, и один за другим возникали бесчисленные вопросы. Почему
здесь так мрачно и уныло? Почему здесь все так озабочены? Что с мамой,
почему она вдруг стала так скупа? Что стало с отцом, почему он так сог-
нулся, ссутулился, так сильно постарел, что сердце сжимается при взгляде
на его желтое морщинистое лицо. Неужели все из-за того, что, как говори-
ли в Воронке, доходы падают? И это называется "перемена места - перемена
счастья"? Как быть, чем помочь? Одно спасенье - клад. Ах, если бы при-
везти с собой хоть небольшую часть того клада, который остался в Ворон-
ке!
его удивительные сказки о золоте, серебре, алмазах, брильянтах в подзем-
ном раю и о том кладе, который лежит за воронковской синагогой еще со
времен Хмельницкого. Шолому снятся груды золота, серебра, алмазов и
брильянтов. И Шмулик является ему во сне, милый Шмулик с его привлека-
тельным лицом и блестящими, смазанными жиром волосами. И слышится ему
его мягкий хрипловатый голос; он говорит с ним дружески-приветливо и,
как взрослый, утешает его ласковыми словами: "Не горюй, Шолом, дорогой!
Вот тебе от меня подарок-камень, один из тех двух чудесных камней: выби-
рай, какой хочешь, - камень, который называется "Яшпе", или камень, ко-
торый зовется "Кадкод". Шолом в нерешительности, он не знает, он забыл,
какой из них лучше, - камень, который зовется "Яшпе", или тот, который
называется "Кадкод". Пока он раздумывает, подбегает Гергеле-вор, выхва-
тывает оба камня и скрывается с ними. А Пинеле, сын Шимеле,-откуда он
взялся?-сунул руки в карманы и покатывается со смеху. "Пинеле, над чем
ты смеешься?" - "Над твоей тетей Годл и ее повидлом, ха-ха-ха!"
этот хлам! Пора обед варить, а они разоспались, спят сладким сном,-жалу-
ется мать, маленькая, проворная, захлопотавшаяся, обремененная работой в
доме и на кухне-одна на весь дом.
держивает ее бабушка Минда, которая держит в руках молитвенник и, пере-
листывая страницу за страницей, ревностно молится.
после праздников, - ласковей всех говорит отец.
дворе еще тепло. Сгорбленный, озабоченный, он затягивается крепкой папи-
росой и вздыхает так глубоко, что сердце разрывается. Кажется, он даже
стал ниже ростом, старше и ниже... И ребятам хочется поскорей вырваться
на волю, побегать по улицам, посмотреть город, познакомиться с родней.
героя по библии. - Экзамен по письму у дяди Пини
оказался полным сияния и блеска в глазах воронковских мальчиков - мес-
течковых ребят, приходивших в восторг от каждой мелочи. Они еще в жизни
не видели таких широких и длинных улиц с деревянными "пешеходами" (тро-
туарами) по обеим сторонам; они никогда не видели, чтобы дома были крыты
жестью, чтобы на окнах снаружи были ставни, окрашенные в зеленый, синий
или красный цвета, чтобы лавки были сложены из кирпича и имели железные
двери. Ну, а базар, церкви, синагоги и молельни, не будь они рядом помя-
нуты, и даже люди - все это так величественно, прекрасно и празднич-
но-нарядно! Нет, Пиня не преувеличивал, когда рассказывал чудеса о
большом городе. Ноги, точно на колесиках, скользили по деревянным "пеше-
ходам", когда дети шли рядом с отцом знакомиться с родными и приветство-
вать их. Только уважение к отцу мешало им останавливаться на каждом шагу
и восхищаться чудесами, которые представлялись их глазам. Как водится,
отец шел впереди, а дети плелись сзади.
дор, они вступили в великолепные покои с навощенными полами, мягкими ди-
ванами и креслами, высокими до потолка зеркалами, резными шкафами, со
стеклянными люстрами, свисающими с потолка, и медными бра на стенах.
Настоящий дворец, царские палаты!
Бажанов Олег
Сертаков Виталий
Ильин Андрей
Конюшевский Владислав
Орлов Алекс
Круз Андрей