одним махом! И молодая парочка живет, слава богу, припеваючи. Он портняжит,
ходит в Бойберик, из одной дачи в другую, набирает работу, а она день и ночь
в труде да заботе: варит и печет, стирает и моет, таскает воду. Едва-едва на
кусок хлеба хватает. Если бы я не приносил иной раз кое-чего молочного, а в
другой раз немножко денег, было бы совсем невесело. А спросите ее, -- она
говорит, что живется ей, благодарение богу, как нельзя лучше, был бы только
здоров ее Мотл... Вот и толкуй с нынешними детьми!
пестовал", -- работай как вол ради детей, бейся как рыба об лед, -- "а они
пренебрегли мною", а они говорят, что лучше нас понимают. Нет, как хотите,
--чересчур умны наши дети!
когда-либо. Не взыщите, будьте здоровы и всего вам наилучшего!
Осунулся, говорите, как-то сразу поседел? Эх-эх-эх! Если бы вы знали, с
какими горестями, с какой болью носится Тевье! Как это там у нас сказано:
"Прах еси и в прах обратишься", -- человек слабее мухи и крепче железа.
Прямо-таки книжку обо мне писать можно! Что ни беда, что ни несчастье, что
ни напасть -- меня стороной не обойдет! Отчего это так? Вы не знаете? Может
быть, оттого что по натуре я человек до глупости доверчивый, каждому на
совесть верю. Тевье забывает, что мудрецы наши тысячу раз наказывали:
"Почитай его и подозревай", а по-еврейски это означает: "Не верь собаке!" Но
что поделаешь, скажите на милость, если у меня такой характер? Я, как вам
известно, живу надеждой и на предвечного не жалуюсь -- что бы он ни творил,
все благо! Потому что, с другой стороны, попробуйте жаловаться, -- вам
что-нибудь поможет? Коль скоро мы говорим в молитве: "И душа принадлежит
тебе и тело -- тебе", то что же может знать человек и какое он имеет
значение? Я постоянно толкую с ней, с моей старухой то есть:
А за этой дочерью следуют, не сглазить бы, еще две, а за этими двумя -- еще
три!
слово сказали. Есть в книге поучений...
поучение...
достаточный, и "товар" к тому же хорош, грех жаловаться! Одна другой краше!
Не полагается, конечно, самому расхваливать своих детей. Но я слышу, что
люди говорят: "Красавицы!" А всех лучше -- старшая, звать ее Годл, вторая
после Цейтл, той, которая втюрилась, если помните, в портнягу. И хороша же
она, вторая дочь моя, Годл то есть, ну, как вам сказать? Совсем, как
написано в сказании об Эсфири: "Ибо прекрасна она обличьем своим", -- сияет
как золото. И как на грех, она к тому же девица с головой: пишет и читает
по-еврейски и по-русски, а книжки -- книжки глотает, как галушки. Вы,
пожалуй, спросите: что общего у дочери Тевье с книжками, когда отец ее
всего-навсего торгует сыром и маслом? Вот об этом-то я и спрашиваю у них, у
наших молодых людей то есть, у которых, извините за выражение, штанов нет, а
учиться -- страсть какая охота. Как в сказании на пасху говорится: "Все мы
мудрецы", -- все хотят учиться, "все мы знатоки", -- все хотят быть
образованными... Спросите у них: чему учиться? Для чего учиться? Козы бы так
знали по чужим огородам лазить! Ведь их даже никуда не допускают! Как там
сказано: "Не простирай руки!" -- брысь от масла! И все же посмотрели бы вы,
как они учатся! И кто? Дети ремесленников, портных, сапожников, честное
слово! Уезжают в Егупец или в Одессу, валяются по чердакам, едят хворобу с
болячкой, а закусывают лихоманкой, месяцами куска мяса в глаза не видят.
Вшестером в складчину булку с селедкой покупают и -- "да возрадуешься в день
праздника твоего", -- гуляй, голытьба!
такой паренек, живший неподалеку от наших мест. Я знавал его отца, был он
папиросник и бедняк, -- да простит он меня, -- каких свет не видал! Но не в
этом дело. Чего уж там! Если нашему великому ученому, раби
Иоханав-Гасандлеру* не стыдно было сапоги тачать, то ему, я думаю, и подавно
нечего стыдиться, что отец у него папиросник. Одного только я в толк не
возьму: с чего бы это нищему хотеть учиться, быть образованным? Правда, черт
его не взял, этого парнишку, -- голова у него на плечах неплохая, хорошая
голова! Перчиком звать его, этого недолю, а мы его на еврейский лад
переименовали -- "Феферл"*. Он и выглядит, как перчик: неказистый такой,
щупленький, черненький, кикимора, но --башковит, а язык -- огонь!
свой товар -- целый транспорт сыра, масла, сметаны и прочей молочной снеди.
Сижу и по обыкновению своему размышляю о всяких высоких материях: о том о
сем, о егупецких богачах, которым, не сглазить бы, так везет и так хорошо
живется, о неудачнике Тевье с его конягой, которые всю жизнь маются, и тому
подобных вещах.
Широко раскинулся мир, огромный, просторный, хоть подымись и лети, хоть
растянись и плыви!..
обливается, едва дышит.
малость, все равно порожняком еду. Как там у нас говорится: "Ослу друга
твоего, если встретишь, в помощи не откажи", а уж человеку и подавно...
учится.
голову?
я, знает, что делает.
такой?
всякая скотина..." Я спрашиваю, откуда ты родом? Из каких краев? Из наших
или, может быть, из Литвы?
наверное, меня знаете.
быть, ты -- сын папиросника Перчика?
сокровище мое, чем же ты, к примеру, живешь?
если нет ничего, закусываешь губу и ложишься натощак. И все это ради того,
чтобы учиться в "классах"? По егупецким богачам равняешься? Как в писании
сказано: "Все любимые, все избранные..."
Тевье умеет. Но, думаете, он, Перчик то есть, в долгу остается?
Плевать я на них хотел!
поделил ты с ними отцовского наследства...
имеем, быть может, очень большую долю в их наследстве.
что парень ты не промах, за язык тебя тянуть не приходится... Если будет у
тебя время, можешь забежать ко мне сегодня вечером, потолкуем с тобой, а
заодно, кстати, и поужинаешь с нами...
гости, в самую точку угодил, когда борщ уже на столе стоял, а пирожки на
сковороде жарились.
руки мыть. А не хочешь, можешь и так за стол садиться. Я у бога в стряпчих
не состою, и сечь меня на том свете за тебя не будут.
этому человечку. Почему, -- сам не знаю, а только тянет. Люблю, понимаете,
человека, с которым можно словом перекинуться -- иной раз изречением, другой
Громыко Ольга
Черепнин Владимир
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Шилова Юлия