Чтение 9–й страницы книги ~Тевье-молочник~

-- кто добр к людям, тот недобр к себе. Нехорошо, правда, что уж чересчур он
простоват... Но ничего не поделаешь! Не всем же грамотеями быть! Мало ли в
Анатовке, и в Мазеповке, и даже в Егупце богатых и весьма уважаемых людей,
для которых слово печатное -- потемки?

А все же, дай бог мне столько счастья, сколько почета им оказывают. Как
в писании сказано: "Нет хлеба, нет и учения", то есть ученость -- она в
сундуке, а мудрость -- в кармане...

-- Ну, реб Тевье, -- говорит он, -- чего же вы молчите?

-- А чего мне кричать? -- отвечаю я, будто в нерешительности. -- Это,
реб Лейзер-Волф, понимаете ли, такое дело, которое нужно обмозговать как
следует, со всех сторон. Это ведь не шуточки: первое дитя у меня.

-- Вот именно, -- говорит он, -- именно потому, что первое дитя, не
надо откладывать. Потом уж, с божьей помощью, вы сможете выдать вторую дочь,
а там и третью. Понимаете?

-- Аминь! -- отвечаю. -- И вам того же! Замуж выдать -- не велика
штука, дал бы только всевышний каждой своего суженого...

-- Нет, -- говорит он, -- я не об этом, реб Тевье, я совсем о другом.
Приданого я не прошу, а справить все, что девице требуется, это я беру на
себя, да и вам, надо думать, кое-что перепадет...

-- Фи! -- отвечаю я. -- Разговариваете вы со мной совсем, извините, как
в мясной лавке. Что значит "перепадет"? Фи! Моя Цейтл, упаси бог, не такая,
чтобы ее нужно было за деньги продавать. Фи! Фи!

-- Ну что ж, -- говорит он. -- "Фи!" так "фи". Я, наоборот, хотел как
можно лучше... Но раз вы говорите "фи", пусть будет "фи". Вам любо, так и
мне хорошо. Главное, -- поскорее бы, не откладывая, хозяйку, так сказать, в
дом! Понимаете?

-- За мной, -- отвечаю, -- остановки нет. Но ведь еще и со старухой
надо переговорить. В таких делах -- она указчица. Дело-то не шуточное, как в
писании сказано: "Рахим оплакивает сынов своих", что означает: мать --
превыше всего! Наконец и ее самое, Цейтл то есть, тоже не худо бы
спросить... Как это говорится: всю родню на свадьбу отправили, а жениха дома
оставили...

-- Вздор! -- отвечает он. -- Спрашивать? Только сказать, реб Тевье!
Надо приехать домой, сказать -- так, мол, и так, -- и сразу под венец, раз,
два, три и -- магарыч!

-- Не скажите, реб Лейзер-Волф, не скажите! Девица -- это не вдова...

-- Ну, конечно, -- отвечает он. -- Девица -- это девица, а не вдова...
Но потому-то и надо заранее обо всем условиться. Тут, понимаете, и платья, и
то да се, и всякая дребедень... А пока, давайте, реб Тевье, пропустим по
маленькой, или не надо?

-- Почему же нет? -- говорю я. -- Одно другому не помеха. Как
говорится: человек -- человеком, а вино -- вином. Есть у нас в талмуде такое
изречение...

И пошел сыпать изречениями якобы из талмуда... Одно, другое, все, что
на ум взбредет: стихи из "Песни песней", из "Сказания на пасху"...

Словом, хлебнули мы горькой влаги, выпили честь-честью, по завету
божьему. Тем временем курносая притащила самовар, и мы приготовили себе по
стаканчику пунша. Беседуем по-приятельски, обмениваемся пожеланиями,
калякаем насчет свадьбы, толкуем о том о сем и опять-таки о свадьбе.

-- Да знаете ли вы, реб Лейзер-Волф, -- говорю я, -- что это за
брильянт?

-- Знаю, -- отвечает он, -- поверьте мне, что знаю. Если бы не знал, и
говорить не стал бы.

А говорим мы оба разом. Я кричу:

-- Брильянт! Алмаз! Сумеете ли вы ее ценить? Мясника в себе
попридержите...

А он:

-- Не беспокойтесь, реб Тевье! То, что она у меня по будням кушать
будет, она у вас и по праздникам не едала...

-- Чепуха! -- говорю я. -- Подумаешь, какое дело -- еда! И богачи
червонцев не глотают, и бедняки камней не грызут. Человек вы простоватый,
сумеете ли вы ее ценить! Как она печет! Как рыбу готовит, реб Лейзер-Волф!
Попробовать ее рыбу, -- да ведь этого удостоиться надо...

А он:

-- Вы, реб Тевье, извините, уже выдохлись. Людей не знаете, реб Тевье,
меня не знаете...

А я -- свое:

-- На одну чашку весов -- золото, на другую -- Цейтл. Уверяю вас, реб
Лейзер-Волф, будь у вас хоть двести тысяч, все равно вы и подметки ее не
стоите...

А он опять:

-- Поверьте мне, реб Тевье, вы -- большой дурень, хоть вы и старше
меня...

В общем, горланили мы таким манером, надо полагать, довольно долго, и
оба были здорово навеселе, потому что, когда я заявился домой, было уже
довольно поздно, и ноги меня плохо слушались... Жена моя, дай ей бог
здоровья, сразу же почуяла, что я "под мухой", и отчитала меня по заслугам.

-- Тише, Голда, не сердись! -- говорю я, ног не чуя под собой от
радости. -- Не кричи, душа моя, нас поздравить можно!

-- Поздравить? С чем бы это? -- отвечает она. -- Проморгал бурую
корову, продал ее Лейзер-Волфу?

-- Хуже того, -- говорю.

-- Выменял на другую? Обманул Лейзер-Волфа? Некому его беднягу
пожалеть...

-- Еще хуже!

-- Да говори же, -- кричит она, -- по-человечески! Смотри, пожалуйста,
слова из него не вытянешь!

-- Поздравляю тебя, Голда! -- говорю я снова. -- Поздравим друг друга!
Наша Цейтл просватана!

-- Коли так, -- отвечает она, -- значит, тебе не на шутку в голову
ударило! Говоришь что-то непутевое. Выпил ты, видно, здорово!

-- По рюмочке, -- говорю, -- мы, действительно, с Лейзер-Волфом
пропустили да по стаканчику пунша выпили, но я еще в своем уме. Да будет
тебе известно, Голда-братец, что наша Цейтл -- в добрый час -- просватана за
него, за Лейзер-Волфа то есть.

И рассказал ей всю историю от начала до конца, как, и что, и почему, и
о чем мы с ним говорили, не упустив ни одной мелочи.

-- Знаешь, Тевье, -- говорит жена, -- а ведь право же, чуяло мое
сердце, -- да поможет мне так господь бог! -- чуяло оно, что Лейзер-Волф
звал тебя неспроста! Но я боялась и думать об этом, а вдруг окажется, что
все это -- мыльный пузырь. Благодарю тебя господи, спасибо тебе отец
милосердый! Пусть же это и в самом деле будет в добрый час! Пусть она
состарится с ним в богатстве и чести, потому что покойная жена Лейзер-Волфа,
Фруме-Сора -- царство ей небесное! -- как будто не так уж счастливо жила с
ним. Она -- не к ночи будь помянута! -- была женщина въедливая, да простит
она мне, не умела ладить ни с кем, совсем не то, что наша Цейтл. Благодарю,
благодарю тебя господи! Ну, Тевье! Что я тебе говорила, умник мой! Надо ли
горевать человеку? Уж ежели что суждено, так оно само в дом приходит.

-- Что и говорить! -- отвечаю я. -- Ведь есть такой стих...

-- Что толку в твоих стихах? -- говорит она. -- Надо к свадьбе
готовиться. Прежде всего надо составить для Лейзер-Волфа список, что нашей
Цейтл требуется к свадьбе. Ведь у нее ни лоскута белья, ни чулок даже нет.
Затем --платья: одно шелковое к венцу, одно шерстяное на лето, другое -- на
зиму, и еще пару платьев бумажных, и нижних юбок, и шуб, -- говорит, --
хочу, чтоб у нее было две: кошачий бурнус для будней и другая шуба -- лисья
-- для субботы; затем -- сапожки на каблучках, корсет, перчатки, носовые
платки, зонтик и всякие прочие вещи, которые нужны девушке по нынешним
временам...

-- Откуда, -- говорю я, -- Голда-сердце, ты знаешь обо всех этих
финтифлюшках?

-- Что ж, -- говорит, -- я среди людей не бывала? Или, думаешь, я у
нас, в Касриловке, не видала, как люди одеваются? Ты дай мне, уж я с ним
столкуюсь. Лейзер-Волф, слава богу, человек богатый, он, надо думать, и сам
не захочет людям на язык попасть. Ежели есть свинину, то пусть по бороде
течет!*

Словом, проговорили мы эдак до самого рассвета.

-- Собери-ка, -- говорю, -- жена, сыр и масло, надо, пока суд да дело,
в Бойберик съездить. Все это, конечно, очень хорошо, но дело запускать тоже
не следует. Как там сказано: "Душа божья, да спина-то барская", что
означает: "И о деле помнить надо!"

И ранехонько, чуть свет, я запряг лошадку и отправился в Бойберик.
Приехал на рынок -- ага! Существуют разве секреты у нашего брата? Все уже
известно, со всех сторон меня поздравляют:

-- Дай бог счастья, реб Тевье! Когда, с божьей помощью, свадьба?

-- Спасибо! -- отвечаю. -- И вам того же. Выходит по поговорке: отец
родиться не успел, а сын уже на крыше вырос...

-- Глупости! -- кричат они. -- Ничего вам, реб Тевье, не поможет!
Выпивку придется поставить. Не сглазить бы, такое счастье! Прямо -- золотое
дно!

-- Ну, -- говорю я, -- это еще бабушка надвое ворожила: золото может
утечь, а дно останется... -- Однако от компании отставать не приходится, --
нельзя же свиньей быть! Вот справлюсь только со своими егупецкими
покупателями, тогда и выпивка будет и закуска... Живи -- не горюй! Как
сказано: "Радуйся и веселися!" -- гуляй, голытьба!..

Словом, справился я со своей торговлей быстро, как всегда, выпил с
братвой по рюмочке, пожелали мы друг другу всего хорошего, как полагается,
затем я уселся в тележку и покатил домой -- живо, весело, под хмельком.

Еду лесом, время летнее, солнышко хоть и припекает, но с обеих сторон
тень от деревьев, сосной пахнет -- благодать! Растянулся я барином на возу,
вожжи отпустил, дал своему коняге волю: шагай, мол, будь ласков, сам небось