несостоятельность очередных кампаний, злоупотребления властью, тотальное
воровство, вырождение нравов, глумление над верой.
легковерную толпу преимуществами переделки мира над объяснением его.
благодатными переделками того же мира. Переделками к лучшему,
нежелательными, смертельно опасными для главной цели Сатаны - внесения
неуправляемого хаоса в миропорядок.
напоминающем детское, любопытстве поскорей, поскорей узнать, что там за
пружинки и колесики в механизме жизни общества...
объясняют, а толку ни черта нет, раз люди умирают, как умирали, а у Путилова
бляди в шампанском плавают! Хули объяснять, даешь переделку такого блядства!
- завопила толпа. И ей, и ее вождям не терпелось от ужаса ощущения времени
существования, всегда присутствующем в человеке, поскорей, поскорей, скача
по трупам и ценностям, победить Пространство и Время, обскакать на всем
скаку Судьбу и въехать, стирая кровь со лба, в золотой век Мировой Коммуны.
мысль...
невольно цитируемый мною, говоря о попытках СИЛ уничтожить сущность языка.
мертвых слов и есть большевистская или какая-нибудь иная, фашистская,
например, демагогическая фразеология. "Народ - хозяин своей земли". "Слава
КПСС!" "Да здравствует наше родное правительство!". "СССР - страна
развитого социализма". "СССР - страна передовой демократии". "Советские
профсоюзы - школа коммунизма". "Наше правосудие - самое демократическое в
мире". "Искусство принадлежит народу". "Мы придем к победе коммунистического
труда! ~. "Постановление о дальнейшей борьбе с дальнейшим хищением
соцсобственности". "Народ и партия - едины". "Выше флаг соцсоревнования!"
Пустота, если не ложь. Слова перестают постепенно восприниматься как слова.
Из них вычерпывают высокооплачиваемые пропагандисты своими бандитскими
ковшиками содержание. Мертвое слово теряет свою связь с политической,
экономической и культурной реальностью и формирует реальность новую,
мертвую, существующую исключительно в черепах вождей и западных идиотов,
больших друзей Советского Союза, знающих нашу житуху по рекламным проспектам
и помпезным экспозициям выставок.
36
неважно как называясь, СИЛЫ, летающие на метлах над нашими несчастными
душами, то не может не быть СИЛ других, сопротивляющихся, борющихся,
находящихся внутри нас, не сговаривающихся только из страха быть проданными
в ЧК, но и в негласном сговоре тоже, неважно как называясь, делающих все,
чтобы одолеть бесовщину.
задним числом приблизительно формулирую только предчувствовавшееся тогда
нами - щенками. А уж потом все происходящее: террор против так называемой
ленинской гвардии, опухшие от непонимания смысла всего этого сталинского
кровавого бардака мозги оставшихся временно на свободе, узурпация главных
кормушек "победителями" и многое другое, то, что нынче принято фанатиками и
снобами марксизма именовать "перерождением ленинских идей", подтвердило
верность моего наития и определило выбор моей позиции в схватке с
сатанинскою Силой... Но это все было потом...
книгой, книгу за книгой. Хавал советскую пошлятину и классику, стишки и
детективы. Мне хотелось читать страстно и непрерывно, как Сашке и другим
пацанам онанировать. Вот я и читал. И возлюбил за возможность читать свою
тюрьму. В ней был порядок. Беспорядки я прекращал одним щелчком в лоб или
ударом по макушке... А книги мне таскал Сашка. Его посаженный папашка -
эсер успел перетырить массу книг из своей библиотеки к своему дружку -
детскому врачу. Сашка бегал втихаря в город и таскал в кандей книжки. И
однажды притащил "Графа Монте-Кристо".
сложнейшими, разумеется, путями привело к ужасам, которые я наблюдал лично,
которые я пережил, от которых вскакивал по ночам с койки и с безумным криком
вслепую бежал до первой стенки. Удар или боль приводили меня в чувство.
социалистов, Дантонов, Робеспьеров, Чернышевских и прочих бесов. Я
возненавидел посулы якобы друзей народа, уверявших слабонервных и маловерных
в возможности создания на земле нового порядка. Философски и даже
политически я, конечно, не мыслил. Все варилось и запекалось в сердце, но и
мой слабый умишко не мог уже тогда не соотнести наличной очевидности
советского ада или ада французской революции с его идейными и нравственными
истоками. Дзержинские... Менжинские... Урицкие... Буденные... Павлики
Морозовы... Блюхеры... Тухачевские... Ярославские... Островские...
Крупские... от этих бесов ских харь некуда было мне деться.
закуток островной графской пещерой, а себя самим графом, примеряющим
коверкот чекистской формы перед тем, как отправиться со скорострельной
пушкой и отрядом верных друзей в мстительный поход против Сталина, фурье,
Каменева, Сен-Симона, Троцкого, Ворошилова, Зиновьева, Карла Маркса, Петра
Верховенского, Ягоды, Кампанеллы, Бухарина и прочей шоблы... Я мечтал, я
творил в мечтах возмездие и делал это в ненавистной мне чекистской форме
исключительно из камуфляжных соображений. Я воображал, как вхожу в кабинет
одного из отцов красного террора, Зиновьева например, и говорю ему:
Зиновьев! Вы - говно! ..
я тебе, падаль, не товарищ, потом другой щелчок, третий... и на следующий
день стою такой же серый, неприметный и запуганный до смерти, как остальные
совдеповцы, у газетного киоска, покупаю "Правду" и читаю сообщение о
скоропостижной смерти от тройного кровоизлияния в мозг, повредившего
черепную коробку верного большевика-ленинца, дорогого товарища утописта
Зиновьева... упавшего на письменный стол... до последней минуты... в наших
сердцах... трепещут враги мировой коммуны...и, как один, умрем в борьбе за
это...
меня вообще пока не стоит? Или вся малофейка в силу кулака ушла? Он искренне
пытался растолковать мне, что за неземная радость вдруг пронизывает его до
мозга костей, растет, наполняет дрожью даже такие сравнительно
бесчувственные части Сашкиного тела, как ногти на ногах, гланды, аппендикс,
пупок, мочки ушей, ресницы и левую ноздрю, наполняет, и Сашка не может
остановить дрочку во время урока биографии Ленина, потому что, по мнению
Сашки, в такие моменты живчики рвутся со скоростью света из чернеющей черни
сашкиного тела навстречу новой жизни, думая, по глупости и неведению, что
рвутся они, сотрясая Сашкино существо счастием, в лоно материнское, в лоно
Лены, Любы, Насти, Рахили, Ириночки, Машеньки, Нины, Евдокии, Клавы, Гали,
Ксюши, а попадают всего-навсего в кулак, на грязный пол, в промокашку, и
умирают на тупом и скучном уроке биографии самого величайшего изо всех
прошедших по земле людей, тоже умершего, но считающегося, чего Сашка вообще
понять не в силах, живейшим из ныне живущих.
уверен, что причащенье к жажде мести как бы обязывает человека к безбрачию,
деятельному одиночеству, к возвышению и полному отказу от удовольствий типа
Сашкиного...
проблеме. Князь уже успел к тому времени переспать с кузиной и преданной их
семье горничной. Он без капли похабства делился с нами своими впечатлениями
и проклинал себя за погубленную до первой тургеневской любви невинность. Он
провозглашал непримиримую ненависть к онанизму и шепотом уверял нас, что все
революции - пустопорожняя дрочка, бесплодная, хотя и доставляющая
удовольствие бесплодным же прожектерам и авантюристам и губящая, главное.
запасы жизни в человечестве. Не буду я дрочить. Нас, князей, и так мало
осталось, говорил князь.
разговорчиков? - спросил однажды Сашка. - И кто это сделает первым? -
Каждый из нас сказал: не я... не я... не я. Я вижу, гражданин Гуров, как
разбирает вас от желания узнать, кто же именно оказался этой падлюкой?
Разговоров-то мы вели множество и поопасней, чем тот, о дрочке...
Распирает?.. А я вам не скажу.
37
выносили свой приговор революциям, энтузиазму масс, великим свершениям,
аварии ледокола "Челюскин" и прочей херне, имевшей мало отношения к реальной
жизни, вы и вам подобные жили самоотреченно, собирали копеечки для МОПРа,
металлолом, разбивали на месте церквей скверы и пруды, готовились, в общем,
не менее трех месяцев в году к умопомрачительным по пошлятине и безвкусице
Русанов Владислав
Ильин Андрей
Буджолд Лоис
Буркатовский Сергей
Василенко Иван
Херберт Фрэнк