сломано? Честное слово? А он отвечает:
сейчас он рухнет наземь, но он смотрел остановившимися глазами
и все твердил:
пляс...
загорелся, посмотрел на меня и повторил:
следы на земле. Уже за двести пятьдесят метров от того места,
где самолет остановился, мы находим исковерканные обломки
металла и сорванные листы обшивки, они раскиданы вдоль всего
пути машины по песку. При свете дня мы увидим, что почти по
касательной наскочили на пологий склон пустынного плоскогорья.
В точке столкновения песок словно лемехом плуга вспорот.
Самолет чудом не перевернулся, он полз на брюхе, колотя хвостом
по песку, словно разъяренный ящер. Полз на скорости двести
семьдесят в час. Жизнь нам спасли круглые черные камни, что
свободно катятся по песку,-- мы съехали, как на катках.
случился пожар,-- Прево отключает аккумуляторы. Прислоняюсь к
мотору и прикидываю: мы летели четыре часа с четвертью, и,
пожалуй, скорость ветра в самом деле достигала пятидесяти
километров в час, ведь нас порядком болтало. Но, может быть, он
дул не так, как нам предсказывали, а менялся -- и кто знает, в
каком направлении? Значит, определить, где мы находимся, можно
с точностью километров в четыреста...
шевельнулась в мозгу и не дает покоя.
сам с фонарем в руке отхожу. Иду все прямо, внимательно смотрю
под ноги. Медленно описываю широкий полукруг, опять и опять
меняю направление. И все время всматриваюсь в песок под ногами,
будто ищу потерянный перстень. Совсем недавно я вот так же
искал на земле хоть одну живую искорку. Все хожу и хожу в
темноте, догоняя кружок света, отбрасываемый фонарем. Так и
есть... так и есть... Медленно возвращаюсь к самолету. Сажусь
возле кабины и соображаю. Я искал -- есть ли надежда -- и не
нашел. Ждал, что жизнь подаст мне знак,-- и не дождался.
не знаю, понял ли он. Мы еще потолкуем об этом, когда
поднимется занавес, когда настанет день. Ничего не чувствую,
одну лишь безмерную усталость. Оказаться посреди пустыни, когда
ориентируешься с точностью до четырехсот километров... И вдруг
вскакиваю на ноги:
всосал песок. Находим продырявленный термос, в нем уцелело
пол-литра кофе, на дне другого -- четверть литра белого вина.
Процеживаем то и другое и смешиваем. Еще нашлось немного
винограда и один-единственный апельсин. И я прикидываю: в
пустыне под палящим солнцем этого едва хватит на пять часов
ходу...
Засыпая, пробую оценить положение. Где мы -- неизвестно. Питья
-- меньше литра. Если мы не очень уклонились в сторону от
трассы, нас найдут в лучшем случае через неделю, и это уже
поздно. А если нас занесло далеко в сторону, то найдут через
полгода. На авиацию рассчитывать нечего: нас будут разыскивать
на пространстве в сотни тысяч квадратных километров.
руки. Нельзя упускать надежду, пусть тень надежды,-- быть
может, совершится чудо и спасение все-таки придет с воздуха. И
нельзя сидеть на месте -- вдруг где-то рядом оазис? Значит,
весь день будем ходить и искать. А вечером вернемся к самолету.
А перед уходом как можно крупнее напишем на песке, что
собираемся делать.
-- уснуть! Усталость населяет ночь видениями. Посреди пустыни я
не одинок, в полусне оживают голоса, воспоминания, кто-то
шепчет мне заветные слова. Меня еще не донимает жажда, мне
хорошо, я вверяюсь сну, как приключению. И действительность
отступает...
непокорных племен. Не раз просыпался среди необозримых
золотистых песков, на которых от ветра зыбь, как на море. И
засыпал под крылом самолета, и ждал помощи, но то было совсем,
совсем иначе.
тонким слоем блестящих черных камешков, обточенных, словно
галька. Похоже на металлическую чешую, купола холмов сверкают,
как кольчуга. Мы очутились в царстве минералов. Все вокруг
заковано в броню.
блестящий. Идем, волоча ноги по песку, чтоб оставался след --
путеводная нить, которая потом приведет нас обратно к самолету.
Держим путь по солнцу. Я решил двинуться прямо на восток,
наперекор всякой логике, ведь и указания синоптиков и время,
проведенное в полете,-- все говорит за то, что Нил остался
позади. Но я двинулся было сперва на запад -- и не мог
совладать с непонятной тревогой. Нет, на запад пойдем завтра. И
от севера пока откажемся, хоть эта дорога и ведет к морю. Через
три дня, уже в полубреду, решив окончательно бросить разбитый
самолет и идти, идти, пока не свалимся замертво, мы опять-таки
двинемся на восток. Точнее на восток-северо-восток. И это
опять-таки наперекор здравому смыслу: в той стороне нам не на
что надеяться. Потом, когда нас спасли, мы поняли, что, избрав
любой другой путь, погибли бы,-- ведь пойди мы на север,
совершенно обессиленные, мы все равно не добрались бы до моря.
И вот сейчас я думаю-- смешно, нелепо,-- но мне кажется, не
зная, на что опереться, я выбрал это направление просто потому,
что оно спасло в Андах моего друга Гийоме, которого я так долго
искал. Я этого не сознавал, но оно так и осталось для меня
направлением к жизни.
долина, на дне ее струится песчаная река, и мы пускаемся по
ней. Идем скорым шагом, надо пройти как можно дальше и, если
ничего не найдем, вернуться дотемна. Вдруг я останавливаюсь:
не отыщем -- конец.
еще раз под прямым углом и тогда наверняка пересечем старый
след. Связав эту нить, шагаем дальше. Зной усиливается,
порождая миражи. Пока они еще очень просты. Разливается на пути
озеро, а подойдешь ближе -- и нет его. Решаем перейти песчаную
долину, подняться на самый высокий холм и оглядеться. Шагаем
уже шесть часов. Отмахали, наверно, добрых тридцать пять
километров. Взбираемся на самую макушку черного купола,
садимся, молчим. Внизу песчаная река, по которой мы шли,
впадает в песчаное море без единого камешка -- сверкающая
белизна слепит, жжет глаза. Пустыня, пустыня без конца и края.
Но на горизонте игра света воздвигает новые миражи, куда более
притягательные. Вздымаются крепости, минареты, громады с
четкими, ясными очертаниями. Различаю большое темное пятно, оно
прикидывается рощей, но над ним нависло облако -- последнее из
тех, что днем рассеиваются и вновь собираются под вечер. Та
роща -- лишь тень громоздящихся облаков.
возвращаться к самолету, этот красно-белый бакен, быть может,
заметят наши товарищи. Я почти не надеюсь на розыски с воздуха,
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Максимов Альберт
Лукин Евгений