сень, деревня эта была музыкальным инструментом, особой струной была каждая
ограда, каждое дерево, колодец, дом. У каждого дерева была своя история. В
каждом доме был свой уклад. У каждой ограды свои секреты. Прогулка
становилась мелодией, каждый шаг звучал по-особому, и ты складывал ту, какую
хотел. Но варвар, остановившийся на постой, не умеет заставить петь твою
деревню. Ему скучно, не умея проникнуть вглубь, он только и делает, что
наталкивается на стены и рушит их, разоряя все вокруг. Мстя инструменту за
свое неумение играть, он поджигает его, чтобы вознаградить себя хотя бы
каплей света. А потом сникает и зевает со скуки. Нужно знать, что горит, для
того чтобы свет был прекрасен, как пламя поставленной тобой свечи,
осветившей лик твоего божества. Но пламя, охватившее твой дом, безмолвно для
варвара -- для него это не жертвенное пламя.
обжитую раковину предыдущего. И мне показалось, что самое главное в моем
царстве -- уклад, ибо он принуждает человека передавать и принимать
наследство. Мне нужен житель, а не кочевник, приходящий неведомо откуда.
с их помощью я связываю рвущиеся нити, оберегая цельность моего народа, с
тем чтобы ничего не потерялось из его наследия. Да, конечно, дерево не
печется о своих семенах. Налетает ветер и уносит их, и это благо. Да,
конечно, насекомые не пекутся о своем потомстве. Его растит солнце. Их
единственное богатство -- телесность, телесность они и передают.
собранному меду, он не веществен, он -- смысл этих вещей. Да, конечно, и ты
увидишь в книге буквы. Но я должен изрядно тебя помучить, чтобы подарить
тебе с их помощью ключ к стихам.
чтобы опустить тело в землю. Дело в том, чтобы не потерять ничего из того
достояния, хранителем которого был усопший, чтобы оно не расточилось, словно
из разбитого сосуда. Трудно спасти все до капли. Долго приходится подбирать
за мертвецами. Долго придется тебе оплакивать их, размышлять об их жизни,
отмечать годовщины. Много раз придется тебе оборачиваться назад и смотреть,
не потерял ли ты чего-нибудь сущностного.
Ибо дом, укрывающий вас, разом и хранилище, и житница, и запасник. Кто может
перечислить, что в нем содержится? Нужно и вам копить умение любить,
смеяться, наслаждаться поэзией, умение чеканить серебро, умение плакать и
размышлять, с тем чтобы в свой час вам было, что передать. Я хочу, чтобы
ваша любовь была кораблем, способным принять груз и перевезти его через
пропасть, отделяющую одно поколение от другого, я не хочу, чтобы она была
сожительством, основанным на проживании собранных запасов.
которую придется сшивать.
и когда умираешь, когда разлучаешься и когда приезжаешь обратно, когда
начинаешь строить, когда вселяешься в дом, когда жнешь хлеб и когда
собираешь виноград, когда начинаешь войну и когда заключаешь мир.
наставнику не передать им твоего наследства, его нет в учебниках. Любой
научит твоего ребенка тому, что ты знаешь, передав ему твой небольшой запас
разноречивых идей, но, если отделить его от тебя, он лишится того, чего не
найдешь в учебниках и не выразишь в слове. Расти их подобными себе из
опасения, как бы жизнь для них не стала безрадостным постоем на земле, где
гниют сокровища, от которых у них потерян ключ.
CLIV
тебе подобно путеводной звезде. Оно направляет тебя и ведет. И значим всегда
только путь, нет наготовленного, которое позволило бы тебе сесть и отдыхать.
Стоит исчезнуть силовому полю, что напрягает тебя, и вот ты уже подобен
мертвецу.
где же ты сядешь? Где сможешь подремать? Я не вижу места для отдыха. Если ты
нашел такое и отдыхаешь -- значит, ты что-то преодолел. Но за отдыхом вновь
-- поле боя, где ты должен опять побеждать. Не превращай одержанную победу в
паланкин, настаивая, что носилки и есть жизнь.
ощутить счастье?
CLV
проселку? Ты удивляешься, потому что слеп.
человеческая неуловима, другое дело -- скелет, что остался от мертвеца. И,
стремясь передать несказанное, скульптор лепит из глины лицо.
лицо, может быть, грозное, а может быть, печальное, и продолжаешь свои путь.
Но ты уже не тот, что был. Чуть-чуть, но все же другой -- другой, потому что
ненадолго, но поглядел в другую сторону, ненадолго, но все-таки поглядел.
глины он поместил на твоем пути. И если ты следуешь этим путем, то и ты
почувствовал то, что чувствовал он.
CLVI
туча птиц укрыла наш лагерь. В каждом из шатров были птицы, они жили с нами
и, не пугаясь, охотно садились на плечо, но им не хватало пищи, и, что ни
день, они гибли сотнями, мгновенно превращаясь в подобие древесной коры. Они
заражали воздух, и я приказал подбирать их. Их складывали в огромные корзины
и ссыпали крошащийся прах в море.
тогда увидали мираж- Геометрически четкий город необыкновенно явственно
отражался в спокойной воде. Один из нас, обезумев, пронзительно вскрикнул и
пустился бежать к городу. Я понял: вскрик его, словно вскрик улетающей дикой
утки, перебудоражил всех остальных. Все были готовы бежать вслед за
одержимым, толкаясь и задыхаясь, к миражу, к гибели. Меткий выстрел сбил его
с ног. Он был теперь мертвецом, и только; все образумились.
помертвевшее без своих птиц.
сказал он.
успев дать нам понять, что колодец сух. В здешних местах есть подземные
пресные воды. И на протяжении нескольких лет они текли к северным колодцам.
Текли и позволяли течь по жилам животворящей крови. Сухой колодец пригвоздил
нас к земле, словно булавка бабочку.
звезды украшали эту горькую и великолепную ночь. Вместо воды у нас были
алмазы.
превратиться в сухую колючку.
лбы будто собрались поставить клеймо. Солнечные удары валили людей с ног.
Люди теряли разум. Но не миражи своими сияющими городами сводили их с ума.
Не было больше миражей, не было отчетливого горизонта, не было четких
очертаний. Будто дышащая жаром печь, окружал нас песок.
пожар.
вспороть брюхо, и мы выпили ту жидкость, что была у них внутри. На
оставшихся нагрузили пустые бурдюки, и я повел караван, отрядив несколько
человек к колодцу Эль Ксур, о котором слухи были разноречивы.
умерли бы здесь.
трети моих воинов.
наши запасы воды.
росла колючка. Но первыми нам бросились в глаза не безлистые скелеты кустов,
а чернильные кляксы на них. Мы не поняли, что это, но, когда приблизились к
кустарнику, кляксы стали гневно взрываться. Вороны облюбовали его и теперь
шумно поднялись в воздух; похоже было: сорвались лохмотья плоти, обнажив
белизну костей. Стая была так плотна, что заслонила лунный свет, и мы
Курылев Олег
Володихин Дмитрий
Фазиль Искандер
Прозоров Александр
Браун Дэн
Афанасьев Роман