Михаил Анчаров
Золотой дождь
- Опять вечер. Сижу, отдыхаю. И растревожен чем-то, и
мысли мечутся. Может быть, все дело в музыке. Потому что она теперь всюду и
тревожит тебя. Музыки много в этом году. Приемники работают, магнитофоны.
На улицах поют под гитару, сосед за стеной мурлыкает, за другой стеной
девочка сражается с роялем, перекатывает этюды - вверх-вниз, вверх-вниз. Ну
что ж, художник должен упражняться. Я это знаю, я художник. Вопрос - в чем
упражняться.
- Вот идет художник и боится расплескать мир. Все тело
его - это чаша, а глаза его, и уши, и ноздри - это гавани, куда плывут,
толкаясь бортами, лодки, океанские корабли и мусор - месиво жизни. Чаша
налита до краев, и все это перемешивается тяжелым пестиком сердца. А
корабли плывут и плывут.
- Вчера из кафе я зашел к приятелю Гошке Панфилову, и он
спел свою песню, которую не пел уже давно. И опять она в точку попала.
Такое у меня настроение сейчас. Вот эта песня:
В германской дальней стороне
Увял великий бой.
Идет по выжженной стерне
Солдат передовой.
Лежит, как тяжкое бревно,
Вонючая жара.
Земля устала. Ей давно
Уж отдохнуть пора.
И вот на берегу реки
И на краю земли
Присел солдат. И пауки
Попрятались в пыли.
Легла последняя верста,
Солдату снова в путь,
Но тут усталая мечта
Присела отдохнуть,
И он увидел, как во сне,
Такую благодать,
Что тем, кто не был на войне,
Вовек не увидать.
Он у ворот. Он здесь. Пора.
Вошел не горячась.
И все мальчишки со двора
Сбегаются встречать.
Друзья кричат ему: "Привет!"
И машут из окна.
Глядят на пыльный пистолет,
Глядят на ордена.
Потом он будет целовать
Жену, отца и мать,
Он будет сутки пировать
И трое суток спать.
Потом он вычистит поля
От мусора войны.
Поля, обозами пыля,
О ней забыть должны.
Заставит солнце круглый год
Сиять на небесах,
И лед растает от забот
На старых полюсах.
Навек покончивши с войной -
И это будет в срок, -
Он перепашет шар земной
И вдоль и поперек.
И вспомнит он, как видел сны
Здесь, у чужой реки,
Как пережил он три войны
Рассудку вопреки.
- Я спросил эту девочку, которая играет за стенкой:
- Скажи, а зачем ты вообще играешь на рояле?
- Мама говорит, чтобы развивать пальцы, - сказала эта девочка.
- "Нет, - подумал я. - Пора делать большую приборку
души. Пора выкидывать мусор. Но только не переиграть и не выкинуть главное".
- Почему, когда играет музыка вдали вечером, мне
вспоминается Киев? Но не этот Киев, теперешний, а довоенный Киев. Еще был
жив дед, военный, и мой дядька, его младший сын, еще считался непутевым и
огорчал родителей. Он менял множество профессий, а начал с того, что
мальчишкой увязался за бронепоездом красных, и дед, подумать только - шла
гражданская война, - умудрился разыскать сына и водворить его обратно в
дом. Нет. Не любая музыка, а труба, соло на трубе. Дед блестяще играл на
корнете. И даже писал ноты, такие длинные горизонтальные тетради нот для
духовиков - эс-тата... эс-та-та... номер тринадцатый... начали... Дед летом
на даче в Дарнице уходил в сосновый лес - высокие мачтовые сосны и жаркий
песок, усыпанный. хвоей, и вечер - и играл там на корнете, а дядька иногда
вторил ему на баритоне. Вечер, две трубы в лесу, и дядька, еще молодой и
живой, работал в ГПУ - его вскоре выгнали за какую-то любовь, и он уцелел в
тридцать седьмом году. А потом он воевал, в конце войны был следователем
прокуратуры и не уберег пленных, а какой-то майор с белыми глазами порешил
их из автомата - дело-то ведь было на Украине, и от Дарницы ничего не
осталось, и от сосен, и от хвои, и от детства, и от старого довоенного
Киева, от раковины эстрады на Владимирской горке, где ночью при свете огней
я впервые увидел оперетту. Она называлась "Баядерка", и я думал, что
баядерка - это когда много взрослых людей топчутся по песчаным дорожкам
среди черной зелени и фонариков, и оглушительно пахнут на клумбах табак и
резеда, и много замшелых гротов, и женщины с круглыми коленями, и хочется
домой непонятно почему. А дома-высокие потолки дедовой квартиры и узкие
длинные ставни с рычажными запорами - первый этаж на Прорезной улице. А
дома портреты стариков в коричневых рамках, и тетка - младшая дочь деда -
переодевается и ходит по комнате в высоких чулках, потому что я ещ¬
маленький и мне не боятся показывать тело. Я ее помню в короткой кружевной
рубашке и в высоких чулках и ее полные руки, текущие от самой шеи. Когда я
прочел "Анну Каренину", я понял, что Анна была такая же. Немцы наступали на
Киев, она тогда собиралась разводиться со своим мужем, скучным человеком,
но он заболел водянкой, и она осталась с ним, и ее и моего двоюродного
братика задавил немецкий танкист, когда их гнали куда-то толпой, а братик
плакал, потому что замерз. От братика ничего не осталось, а тетке танкист
раздавил только голову, и тело тети Маруси лежало на Крещатике, и улица
была пустая. Больше я ничего не знаю.
- Когда на даче в Звонковом она спускалась в купальнике
с откоса, хватаясь за ивняк, то вся Ирпень, все купальщики и удильщики
карасей застывали как манекены. Такое у нее было тело.
- Я там чуть было не потонул, на Ирпени. Я прыгал в воду
со ствола ивы, свисавшего над водой, река была узкая, а глубина -тринадцать
метров. Я лез все выше и выше, нырял солдатиком и нырял, а тетка не
смотрела и смеялась тихонько тому, что говорили ей женщины. А я забрался на
сук над самой серединой реки, прыгнул вниз, ушел в зеленую воду, и у самого
дна меня за трусы схватило чудовище. Так я подумал сначала, но потом понял
- коряга Мне удалось выбраться из трусов, и утонул я уже у самого верха,
где вода была светло-серая. Не утонул, конечно, но чуть не утонул, не мог
вылезть, держался за траву у берега и смотрел на женщин, а они что-то
говорили тете, и она тихо смеялась. Потом увидала меня и протянула руку, а
я не мог вылезть, ведь трусы я потерял, и хотя для них я был маленький, но
для себя я был большой. Так я тогда думал. В отличие от нынешних моих
времен, когда у меня борода седая, если я небритый. Ну, это, положим,
ничего не доказывает, борода у меня поседела в двадцать лет, а ведь тогда я
действительно был молодой. Борода у меня поседела вскоре после того, как
старшина объявил, что легкий табак нам будут давать последний раз. Потом
будет только махорка. Но что мне с того, ведь я не курил, и легкий табак
получали ребята.
- Где-то в Крыму совсем недавно археологи вырыли из
земли статую Афродиты Таманской. Фотография обошла газеты всего мира. Нет
ни кистей рук, ни головы - один торс полуприкрытый. У тети Маруси было
такое тело. Я его сразу узнал. Не вру.
- Творчество - это наиболее естественное поведение.
Поэтому любовь - творчество. И от самого естественного поведения родятся
дети. Если дети не родятся, любви нет, выдумки. Как всякий порядочный
закон, этот закон тоже обратной силы не имеет. Дети могут родиться и без
любви, тогда это - любовь на секунду к тому, кого нет рядом.
- Когда старшина сказал: "Больше легкого табака не
будет", я испугался. "Как же, - подумал я. - Ведь я никогда даже не узнаю,
какой вкус у легкого табака, а так аппетитно пахнут эти пачки медом и