- Чудак, - сказал он. - Ему же это полезно. Он сам это знает. Он же умница
и талантище.
- Много ты понимаешь в физиках, - сказал я, собирая клочки бумаги.
- Я понимаю не в физиках, а в людях, - сказал Костя. - А ты вообще ни фига
не понимаешь.
спор может быть вполне неинтересен. Поэтому знакомиться с ним не
обязательно.
- Вы работаете на будущее и даже больше, чем сейчас кажется. Точность ваших
механизмов, ваших схем - это еще и выработка теории точности. Цель точности
- это встреча предположения и факта. Власть над природой в конечном счете
зависит от точно познанной причинно-следственной связи. Тот, кто познает
ее, сможет сначала в ограниченных, потом во все больших пределах
предсказывать будущее. И, следовательно, составлять гороскопы и,
следовательно, выводить формулы счастья.
- Да!
- Все усилия людей во все исторические эпохи были посвящены попытке найти
эту формулу.
счастье - это по форме процесс, а по содержанию - состояние... Ученые - это
чернорабочие, которые строят здание формулы счастья.
- Даже личного! - выскочила Анюта.
- Да! - воскликнул Костя да Винчи, сверкая глазами. - Даже личного!
памфилий:
- Поэтому так важно искусство! Оно дает нам гипотезы счастья, перескакивая
через доводы, и показывает - вот счастье, и показывает, как выглядит
несчастье. Все открытия в искусстве сделаны на этом пути. Все провалы - на
пути равнодушия. Мало того. Искусство, зажигая нас образами возможного
счастья, будоража нас картинами несчастья, вызывает у нас ненависть ко
всему, что противоречит этому грезящемуся нам счастью, и тем толкает нас на
действия, на битву. Не согласны?
- Я согласна!
- Браво, крошка! - сказал Костя да Винчи. Анюта вздыхала о личном счастье,
а Памфилий смеялся.
- Значит, вы считаете, что главное в искусстве, главная его задача -
изображая картины счастья и несчастья, толкать людей на действия? - спросил
Ржановский.
- Не столько толкать, сколько соблазнять, - сказал Костя. - Наука толкает.
А искусство приманивает.
- Но тогда все сводится к элементарной информации о фактах счастья и
несчастья, и непонятно, чем искусство отличается от хроники, от судебных
протоколов и от сообщений о спортивных триумфах. В принципе, конечно. Это
ведь тоже сообщения о счастье и несчастье. - Ржановский, нахмурившись,
оглядел всех. - Я думаю, меня не заподозрят в том, что я сам не вижу
разницы между произведениями искусства и информацией о счастье и
несчастье!..
- Не заподозрят, - сказал Костя да Винчи. - Валяйте.
- Валяйте... - грустно сказал Ржановский. - А в чем разница, вы можете
сформулировать? Вы, практики...
- Разница в таланте, - сказал Костя да Винчи.
- В таланте, - сказал Ржановский. - Кончились идеи, пошла констатация.
Понятно... Теперь понятно. Талант - это способность создавать образы, а
способность создавать образы - это талант. Ладно, пора и честь знать. Я у
вас засиделся. И кстати, зачем их создавать? Почему не брать из жизни?
Мало, что ли, фактов счастья и несчастья?
- Не в этом дело, - сказал Памфилий. - Факты! Факты одних трогают, других
нет. Человек потерял состояние - факт? А вас это не трогает. У вас нет
состояния, и вы не теряли денег. А поэзия в принципе стремится трогать
всех. Разве только в фактах дело и только в трогательности? Вон король Лир
- король? А он нас трогает. А герой производственной пьесы не трогает.
Выходит, надо писать про королей? Чушь! А может быть, все дело в том, что у
Лира больше несчастий, чем у производственника? Опять чушь. Можно придумать
такую страшенную судьбу производственника, что несчастья Лира покажутся
детскими. И даже не придумать, а взять из жизни. Будут они вас трогать?
Даже больше, чем история Лира. Будет это произведение искусства равное
трагедии "Король Лир"? Что-то не видно пока. Почему? Может, не хватает
пустяка - Шекспира? Может быть, дело не в том, насколько велики несчастья
или факты счастья, а в том, что поэзия трогает чем-то другим, опираясь на
факты счастья и несчастья. И для нее факты счастья и несчастья - только
средство общения, только общий для всех людей и известный им материал, на
базе которого легче говорить о чем-то совсем другом?
- Ну-ну, - жадно сказал Ржановский. - Ну-ну...
- Иначе любой юрист мог бы стать Шекспиром. Слава богу, у него фактов
несчастья полным-полно. Он только с ними и имеет дело.
- Валяйте! - сказал Ржановский. - Прошу прощения.
- Вон в музыке... Нет ни фактов счастья, ни фактов несчастья. А трогает нас
музыка?
- До слез! - сказала Анюта.
- Недаром кто-то сказал: "Всякое искусство тяготеет к музыке".
- Слышите, Гоша, мне надоел ваш ликбез! Если у вас есть идея -
высказывайте. Какого черта?!. Прошу прощения... Никогда не можете ответить
прямо.
- Вам уже становится интересно, - сказал Костя да Винчи.
- Помолчите вы, путаник, - сказал Ржановский. - Болтаете о творчестве, а
сами потеряли проницательность, спорите с тупицами, с Митей спорите.
- А вдруг поэзия - это способ мышления будущего человечества? А лирика -
это предчувствие такого будущего. Поэтому так часто она печальна, кстати...
- сказал - Памфилий.
- Дальше! - сказал Ржановский.
- Ух ты! - сказала Анюта.
- Или вы не верите в биологическую эволюцию? - спросил Памфилий. - И поэты
тоскуют, сами не зная почему, и, когда поют, готовят этот качественный
скачок, вызывают его! Не допускаете ли вы, что иногда происходит такое?
- Ух ты! - сказала Анюта. Ржановский повеселел.
- Молчи, мартышка, - сказал он Анюте. - Ну что ж... это известным образом
будоражит воображение. Люблю завиральные идеи. Становится трюизмом
говорить, что теория верная, если она достаточно безумная... Если принять
эту версию, то поэзия - это способ глубинной раскачки организма для
подготовки возможности мутационных изменении в его потомках. Я не могу
исключить такой возможности.
- Ну что ж, - сказал он. - Меня лично устраивает, что в этой концепции роль
науки не понижается, а повышается. Но это дело будущего.
- А живопись - дело настоящего, - сказал Костя да Винчи. - Только с чем ее
кушают, понятия не имею. Это я вам говорю как профессионал.
Ржановский отказался. Ибо он был хозяином своих больших лет, и больших
задач, и больших забот.
- Ну, начнем, - сказал Костя, разливая коньяк, - Ржановский велел тебе
напиться.
- Не хочу, - сказал я. - К дьяволу!
- Катя не любит пьющих, - сказал Памфилий.
- Ага.
- Мы догадываемся. Ешь бананы, вегетарьянец, - говорит Памфилий.
- Дать тебе галстук? - спрашивает Костя.- Покажи своей школе, что ты уже
большой.
- Отстань.
- Выпей рюмку, чудак, - говорит Костя. - "Арарат". На Ржановского
разорились.
- Слушай, отпустим его, - говорит Памфилий. - Человек в школу опаздывает.
Катя ему тройку по поведению выведет.
- Пойду, ребята, - говорю я. - Не сердитесь.
дополнение необходимости... Случайность есть проявление и дополнение
необходимости".
позвонить по автомату, а ее нет. "Случайность - проявление и дополнение
необходимости ".
дальше уводили меня от Кати. Я становился фаталистом. Я уже не говорил
"необходимость", а бормотал знакомое с детства бабье словечко - судьба. И
когда я случайно вернулся во двор на Благушу, я увидел ее на скамейке у
гаражей - там, где я сидел утром и пытался ее рисовать.
женский силуэт.
- Катя? - тихо спрашиваю я.