Василий Белов.
Привычное дело
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1. ПРЯМЫМ ХОДОМ
Замерз, парень, замерз. Дурачок ты, Парменко. Молчит у меня Парменко. Вот,
ну-ко мы домой поедем. Хошь домой-то? Пармен ты, Пармен...
Африканович чего делал? А я, Пармеша, маленько выпил, выпил, друг мой, ты уж
меня не осуди. Да, не осуди, значит. А что, разве русскому человеку и выпить
нельзя? Нет, ты скажи, можно выпить русскому человеку? Особенно ежели он
сперва весь до кишков на ветру промерз, после проголодался до самых костей?
Ну, мы, значит, и выпили по мерзавчику. Да. А Мишка мне говорит: "Чего уж,
Иван Африканович, от одной только в ноздре разъело.
Давай,--говорит,--вторительную". Все мы, Парменушко, под сельпом ходим, ты
уж меня не ругай. Да, милой, не ругай. А ведь с какого места все дело пошло?
А пошло, Пармеша, с сегодняшнего утра, когда мы с тобой посуду пустую
сдавать повезли. Нагрузили да и повезли. Мне продавщица грит: "Свези, Иван
Африканович, посуду, а обратно товару привезешь. Только,--грит,--
накладную-то не потеряй". А когда это Дрынов накладную терял? Не терял Иван
Африканович накладную. "Вон,-- говорю,-- Пармен не даст мне соврать, не
терял накладную". Свезли мы с тобой посуду? Свезли! Сдали мы ее, курву?
Сдали! Сдали и весь товар в наличности получили! Так это почему нам с тобой
выпить нельзя? Можно нам выпить, ей-богу, можно. Ты, значит, у сельпа
стоишь, у высокого-то крылечка, а мы с Мишкой. Мишка. Этот Мишка всем Мишкам
Мишка. Я те говорю. Дело привычное. "Давай,--говорит,--Иван Африканович, на
спор, не я буду,-- грит,-- ежели с хлебом все вино из блюда не выхлебаю".
вино с хлебом ложкой хлебает? Ведь это,-- говорю,-- не шти какие-либо, не
суп с курой, чтобы его, вино-то, ложкой, как тюрю, хлебать".-- "А вот,--
говорит,--давай на спор".--"Давай!" Меня, Пармеша, этот секрет разобрал. "На
что,--Мишка меня спрашивает,--на что,-- спрашивает,-- на спор идешь?" Я и
говорю, что ежели выхлебаешь не торопясь, так ставлю еще одну белоглазую-то,
а ежели проиграешь, дак с тебя. Ну, взял он у сторожихи блюдо. Хлеба
накрошил с полблюда. "Лей,-- говорит.--Большое блюдо-то, малированное". Ну я
и ухнул всю бутылку белого в это блюдо. Начальство, какое тут изладилось,
заготовители эти и сам председатель сельпа Василей Трифонович глядят,
затихли, значит. И что бы ты, Парменушко, сказал, ежели этот пес, этот
Мишка, всю эту крошенину ложкой выхлебал? Хлебает да крякает, хлебает да.
крякает. Выхлебал, дьявол, да еще и ложку досуха облизал. Ну, правда, только
хотел он закурить, газетку у меня оторвал, рожу-то и повело у него; видно,
его и прижало тутотка. Выскочил из-за стола да на улицу. Вышибло его,
шельму, из избы-то. Крылечко-то у сельпа высокое, как он рыгнет с
крылечка-то! Ну да ты тут у крылечка и стоял, ты его видел, мазурика.
Заходит он обратно, в лице-то кровинушки нет, а хохотнул! У нас, значит, с
ним конфликт. Все мненья пополам разделились: кто говорит, что я проспорил,
а кто говорит, что Мишка слово не выдержал. А Василей-то Трифонович,
председатель сельпа-то, встал на мою сторону да и говорит: "Твоя взяла, Иван
Африканович. Потому как выхлебать-то он, конешно, выхлебал, а в нутре-то не
удержал". Я Мишке говорю: "Ладно, шут с тобой! Давай пополам купим. Чтобы
никому не обидно было". Чего? Ты что, Пармен? Чего встал-то? А-а, ну давай,
давай. Я тоже с тобой побрызгаю за компанию. За компанию-то оно, Пармеша,
всегда... Тпрры! Пармен? Кому говорят? Тпрры! Ты, значит, меня не подождал,
пошел? Я тебя сейчас вожжами-то. Тпрры! Будешь ты знать Ивана Африкановича!
Ишь ты! Ну вот и стой по-людски, где у меня, эти... пуговицы-то... Да, кх,
хм.
товаром дровни. Мерин без понукания в бок сдернул прикипающие к снегу
полозья, он споро волок тяжелый воз, изредка фыркал и прядал ушами, слушая
хозяина.
Ведь налелькались. Налелькались. Пошел он в клуб к девкам, девок-то тут у
сельпа побольше, какая в пекарне, какая на почте, вот он и пошел к
девкам-то. И девки все экие толстопятые, хорошие, не то что у нас в деревне,
у нас-то все разъехались. Весь первый сорт по замужьям разобрали, остался
один второй да третий. Дело привычное. Я говорю: "Поехали, Миша, домой" --
нет, к девкам пошел. Ну, дело понятное, мы тоже, Пармеша, были молоденькие,
это уж теперь-то нам все сроки вышли и соки вытекли, дело привычное, да... А
как думаешь, Парменко, попадет нам от бабы-то? Попадет, ей-богу, попадет,
это уж точно! Ну, ее бабье дело такое, ей тоже надо скидку делать, бабе-то,
скидку, Парменко. Ведь у ее робетешек-то сколько? А у ее их, этих
клиентов-то, чур будь, ей тоже не мед, бабе-то, ведь их восемь... Али
девять? Нет, Пармен, вроде восемь... А с этим, который... Ну, этот, что...
которой в брюхе-то... Девять? Аль восемь? Хм... Значит, так: Анатошка у меня
второй, Танька первая. Васька за Анатошкой был, первого мая родила, как
сейчас помню, за Васькой Катюшка, после Катюшки Мишка. После, значит. Мишка.
П-п-погоди, а Гришку куда? Гришку-то я и забыл, он-то за кем? Васька за
Анатошкой, первого мая родился, за Васькой Гришка, после Гришки... Вот ведь,
унеси леший, сколько накопил! Мишка, значит, за Катюшкой, за Мишкой Володя
еще, да и Маруся, эта меньшуха, родилась в межумолоки... А перед Катюшкой-то
кто был? Значит, так, Антошка у меня второй, Танька первая. Васька первого
мая родился, Гришка... А, шут с ним, все вырастут!
окувыркнуться.
воз и дергал за вожжи, что мерин как-то даже снисходительно, нарочно для
Ивана Африкановича замедлил ход. Уж кому-кому, а Пармену-то была хорошо
известна вся эта дорога...
ездовой.--Нам бы только с тобой накладную-то не ухайдакать, накладную-то...
А ведь я тебя, Парменко, еще вот каким помню. Ведь ты тогда еще у матки
титьку сосал, вот я тебя каким помню. И матку твою помню, звали Пуговкой, до
того мала была да кругла, сгонили покойную головушку на колбасу, матку-то.
Я, бывало, на ней за сеном ездил в масленицу, на старые стожья, дорога-то
была вся через пень-колоду, дак она, матка-то твоя, как ящерка с возом-то,
где ползком, где скоком, до того послушна была в оглоблях. Не то что ты
теперешней. Ведь ты, дурак, и не пахивал, и в извозе дальше сельпа не
езживал, ты ведь одно вино да начальство возишь, у тебя жизнь-то как у
Христа за пазухой. Я ведь тебя еще каким помню? Ну, конешно дело, тебе тоже