срок, чем предполагал, и уже начинал томиться. Тогда же он упомянул, что
торчит здесь уже пять месяцев. Столкнувшись с ним в лоджии и
поздоровавшись как с добрым знакомым, я произнес какую-то пустую фразу
относительно жары, а затем спросил, не надоело ли ему в Риме.
небольшая, но все-таки воздух там лучше, чем здесь.
ни слова о Сан-Систо под Орсино. Разве только, что его приход находится в
гористой местности. Зато о своем Ладзаретто говорил много. В средние века
каждого подозреваемого в том, что у него проказа, загоняли в такие
поселки, их было много на территории Италии, да и в других странах.
Сегодня одно только Ладзаретто сохранило старое название, хотя вот уже
несколько веков, как оно не служит прибежищем для прокаженных. Из прежних
сооружений там сохранилась церковь Лазаря из Евангелия от святого Луки и
монастырский приют для странников. Даже местные жители не помнили его
происхождения. Они называли приют монастырем, добавляя, что монастырь был
строгого устава; этим, по их мнению, объяснялось то, что из приюта не было
хода в церконь- ничего, кроме узкого отверстия в метр длиной, через
которое священник давал причастие зараженным.
у которого хватало на это смелости.
посвященный прокаженным.
только в связи с Ладзаретто собрал сведения, которыми делюсь с вами.
Проказа была страшно заразная. Л попытки бороться с ней или помешать ее
распространению тоже ужасны.
панихиду. Он слушал ее, лежа, как труп, со скрещенными на груди руками.
Потом вставал, стряхивал с головы и ног землю, которой их посыпали, но
домой, к своим, больше не возвращался. Был ли он родом из города или из
деревни, его вычеркивали из списка живых. Имущество ею переходило к
наследникам. Он не имел права наследования, не мог выступать свидетелем,
не мог составить завещания, поскольку прокаженных причисляли к умершим
внезапной смертью. С течением времени обычай смягчился, и прокаженному
даже разрешалось выходить за пределы лепрозория. Но при этом больной
обязан был носить специальную одежду, чтобы каждый издалека видел, с кем
имеет дело, и стучать колотушкой, предостерегая здоровых, что приближается
человек, тронутый заразой. Все отчаянно боялись прокаженных, потому что в
средние века суровая кара грозила и тому, кто сознательно или по неведению
к ним прикоснулся. Иногда, особенно во время особой паники, такой человек
был вынужден впредь разделять судьбу прокаженных.
в Ладзаретто большая, современного типа больница сестер Святого Спасителя.
От прежних времен остались только церковь и приют, в котором я как раз и
жипу. Церковь сохранилась в неприкосновенности с четырнадцати о века.
Приют внутри немножко перестроили. Там останавливаются священники,
находящиеся проездом в Риме, вот такие, как я.
Отсюда открывался прекрасный вид на узкий и иптсресный по архитектуре двор
библиотеки. Но со двора несло жаром, как из кратера. Дышать нечем. Воздух
плотный, давит сверху, потому что здесь властвует сирокко. Бедный Пиоланти
задыхается в сутане-вероятно, одной и той же для зимы и лета. С лица у
него стекает пот. Он вытирает его то платком, то рукавом. Увидев меня,
протягивает руку. Она мокрая.
он. - Вам полезно провести несколько часов вне Рима.
воспользуюсь приглашением.
Спасителя приезжает религиозный хор и труппа, которая даст спектакль.
Разумеется, религиозного содержания:
доброй славой. Ну что, поедете?
обед.
условились встретиться ггрямо на вокзале.
потому что от жарищи голова игла кругом и о дальней шей работе в тот день
не могло быть речи.
ожидающих подхватила нас и, толкая из стороны в сторону, впихнула в вагон.
Нас разлучили, но и священник и я-оба нашли себе место. Огг в одном
отделении, я-в друг-ом. Ниоланги сидел сггиной ко мне. Время от времени он
оборачивался в мою сторону и, щурясь от света, проверял, как я себя
чувствую, а в моем отделении становилось совсем уж тесно и душно. В старом
вагоне с жесткими скамейками не было перегородок между отделениями. Когда
поезд наконец тронулся, повеяло прохладой. На первой станции-новая волна
пассажиров.
он все равно нс смог бы меня разглядеть. Зато я иногда видел в гцелке
между напиравшими со всех сторон людьми его большую рыжую голову. Огга
беспомощно покачивалась.
было невозможно. Отслуживший свой век вагон трясся и скрипел. Поезд
медленно тащился. Останавливался на всех станциях. В эти минуть! я
задыхался и не мог дождаться, пока он снова тронется. Поезд трогался, и я
опять дышал. Он снова тормозил, и снова прекращался приток воздуха. И так
в течение получаса.
прошли через весь город за десять минут. По другой его стороне сразу склон
горы. Несколько вилл, сады, виноградники. Мы сворачиваем влево. Еще десять
минут. Над нашей головой возникает огромное здание. Это больница Святого
Спасителя. Мы взбираемся по удобным откосам. Еще немного-и я вижу здание
во всем его величии. Оно новое, шестиэтажное, с окнами на юг. Мы обходим
больницу. Справа прекрасная аллея больших конусообразных пиний. Высокая
каменная стена. Ворота закрыты. Рядом калитка. Мы входим. Необычайно
красивый готический храм с высоченной колокольней. За храмом по обеим
сторонам две стены бывшего лепрозория, двухэтажные, без окон.
небольшой двери. Ее пробили в стене позднее: я сужу об этом по
прямоугольной форме двери. Наконец-то прохлада.
столом посредине; наверно, здесь столовая. Окна ее выходят на склон горы
за церковью. Склон голый. Деревья на нем выкорчеваны. В те времена, когда
прокаженных отправляли в лепрозорий, на этом склоне были огороды. Они
тянулись вверх, почти к самой вершине горы. Теперь сохранились только
остатки узких, как полки, некогда обрабатываемых террас. Их размыло
дождем. Все заросло. Пиоланти толкует мне об этом. Я стараюсь внимательно
его слушать. Но его слова будто проплывают сквозь мое сознание. Я прихожу
в себя только час спустя, когда, к моему удивлению, просыпаюсь на узкой
железной кровати в пустой, беленной известью комнатке. В течение секунды
ничего не могу понять. Но потом вспоминаю, как я, еле волоча ноги, тащился
за Пиоланти, а он открывал двери в поисках свободной кельи. И нашел ее,
как раз в ней-то я и нахожусь, но уже совсем отдохнувший. Не осталось и
следа противного до тошноты ощущения, вызванного духотой и жарой. Я
вскакиваю. Приоткрываю дверь в коридор. Появляется Пиоланти-он услышал,
что я зашевелился.
комнатка в точности похожа на ту, в которой я спал. Железная кровать,
стол, стул, этажерка. На табурете медный таз. Ведро. Только здесь в углу
комнаты стоит чемоданчик. На этажерке разложены кое-какие вещи. Ну и на
столемашинка для варки кофе и две чашки.
Увидите, какой там открывается пейзаж! И подышите. Вот где чистый воздух.
Флинт Эрик
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Шекли Роберт
Марко Джон
Кервуд Оливер Дж.