уладилось, он сообпшл бы мне. Разумеется, смерть эта делает положение
менее щекотливым, но автоматически ничего изменить не может. Вы знаете, с
какой легкостью во нсех куриях становится несокрушимой традицией любое
указание, любой однажды изданный приказ. Значит, отступать нельзя. Не
говоря уже о другом-ведь вы сами дали мне понять, что было бы неправильно
уехать из Рима, не дождавшись ответа монсиньора Риго. Неправильно, потому
что неуважительно! После нашего предыдущего разговора я все это хорошо
продумал!
котором я сидел, и прижал к груди мою голову. На меня повеяло целым
букетом запахов: туалетного мыла, крема для бритья, помады для волос.
потом ни с того ни с сего взрываешься, как граната.
Остии, - задумался я.
Мне пришлось торопиться. Оказалось, что Кампилли очень спешит и уже
сегодня увозит с собой лакея. Едва я успел закрыть чемодан, лакей
подхватил его, отнес в холл и вызвал по телефону такси. С Кампилли я
попрощался весьма сердечно. "В конце концов, я не мог его осуждать за то,
что у него такой характер: увлекается, но ненадолго. Тем более что в тот
период, когда он увлекся делом отца, то действовал очень энергично. Я не
говорю уже о том, что он дал мне тогда деньги, благодаря которым я мог еще
неделю-другую ждать в Риме!
виа Авеццано до площади Святого Петра отнимает у меня много времени. От
виллы Кампилли до библиотеки было два шага. Я уже привык к этому. А теперь
я бесконечно долго еду через весь город. Вдобавок надо пересаживаться,
потому что из района, где я живу, нет прямого сообщения с Ватиканом. Таким
образом, я переступаю порог библиотеки значительно позднее, чем обычно.
Следовало встать раньше. Я сержусь на себя. Но настроение мое исправляется
оттого, что погода сегодня бодрящая, свежая, жара наконец спала-значит,
можно будет дольше посидеть над документами. На столе, за которым я
работаю с тех пор, как начал посещать библиотеку, нахожу записку. Дон
Паоло Кореи просит меня тотчас к нему явиться.
топчусь в коридоре. Но так как мне жаль терять время, захожу в отдел
архивов за материалами. Работника, который всегда меня обслуживает, нет.
удобнее, я усаживаюсь там. Чтобы занять руки, выдвигаю из шкафа с
карточками ящик, обозначенный буквами Пи. Перебираю, перебираю. Наконец:
"Пиоланти Евгений, дон. La mia piccola parrocchia'[1 Мой маленький приход
(итал.).] Орсино. 1957". Я быстро засовываю карточку на прежнее место. Она
перечеркнута! Гм! Что же он написал о "своем маленьком приходе", если это
вызвало такую реакцию? Заглавие совсем невинное! Я задумываюсь. Вдруг
вспоминаю, что уже пора проверить, не вернулся ли дон Кореи.
указал мне на кресло, после чего тоже неторопливо обошел письменньш стол и
сел в напряженной позе. Крепко сплел руки, даже суставы пальцев у него
хрустнули. Сплетенные таким способом руки он то опускал на стол, то
подносил ко рту, словно брал размах перед разговором со мной. Наконец:
пользоваться нашей библиотекой.
ни в чем, совершенно ни в чем не могу себя упрекнуть и уверен, что это
недоразумение.
вежливо сказал:
доводам.
Значит, по логике вещей гражданин такой страны не может пользоваться
гостеприимством библиотеки святой римской церкви. Я огорчен и прошу вас
верить, что не только понимаю ваши чувства, но в известной мере их
разделяю. Я с радостью вас принял, когда вы пришли ко мне по рекомендации
моего друга Кампилли. Мне в самом деле приятно было приветствовать вас
здесь. Мы согласились ради вас нарушить наш обычный распорядок. К
сожалению, для такого исключения из твердых правил, для такой привилегии
нет никаких оснований. Абсолютно, абсолютно никаких!
поверит, что только по этим причинам вы изгоняете меня из библиотеки!
с ним.
двенадцать или в час. Примерно в это время.
времена изменятся. В тех строгих правилах, о которых я говорил, тоже могут
произойти изменения. Ведь это не догматы!
печатей, мешают установить истину или, если угодно, сделать научное
открытие, на след которого я напал! Движимый досадой, упрямством, я
унизился до просьбы о мелкой, в конце концов, любезности: я попросил,
чтобы мне разрешили поработать в библиотеке сегодня до часу.
вам вьшисал. Для порядка.
поклонились, причем у нас обоих не было охоты смотреть друг другу в глаза.
Не теряя ни минуты, я отправился к работнику, который выдавал мне
документы. Он уже был на месте. Но документов не оказалось!
пользоваться нашей библиотекой.
в силах кого-то или что-то здесь искать.
воротам Святой Анны, и вскочил в троллейбус. Мне хотелось как можно скорее
очутиться подальше от этих мест.
Борромини, у меня была пересадка. Сердце мое сжалось при виде этого отеля,
любимого отеля отца, где недавно я пережил минуты надежды и даже твердой
уверенности, что все образуется. Я чувствовал, что произошли новые
события, нарушившие наши расчеты. Я не подозревал Кампилли в неискренности
и вовсе не думал, что он сказал мне неправду. Да, его семья в этом году,
наверное, раньше обычного перебралась в Абруццы, а он-в Остию. Но почему
он не передал мне своего разговора с Кореи?
объяснил мне ее настоящие причины? Струсил! Без сомнения, струсил! Горечь,
досада, бешенство душили меня, когда я въехал на железнодорожный мост
неподалеку от улицы Авеццано. Мост дрожал. Поезда гудели. Со всех сторон
меня оглушали шум, крик, звучавшая по радио музыка. И я сразу отказался от
намерения прогуляться пешком, чтобы успокоить нервы. Перспектива одинокого
затворничества в комнате тоже меня не привлекала. Поэтому, наткнувшись в
холле "Ванды" на Малинского, я с благодарностью принял его предложение
прокатиться за город. Быть в движении, не смотреть все время в одну точку,
развлечь себя каким-нибудь разговором-вот в чем я нуждался! Малинский
вернулся в свою комнату за собакой, а я со злостью швырнул на кровать
ненужные мне больше заметки и лупу. Увидев меня, бульдог заворчал, но в
машине он успокоился и уселся у меня на коленях. Машина тронулась.
Сертаков Виталий
Лондон Джек
Громыко Ольга
Майер Стефани
Корнев Павел
Бажанов Олег