спрашивать. На прощанье он быстро, легко прикоснулся к моей руке. При этом
добавил:
очутился в первом зале. Один из многочисленных бюстов, стоявших здесь,
изображал кардинала Эрле. Раньше, подходя к указанной мне двери приемной,
я его не заметил. Теперь я сразу его узнал. Снимок этого бюста помещен в
монографин Эрлс, подаренной мне отцом. Крупный ученый, в свое время
префект Ватиканской библиотеки, он был автором монументального труда о
книгохранилищах апостольской столицы. В этом труде он исследовал также
происхождение термина рота применительно к папскому трибуналу. Его
трактовка получила признание. Мне же она показалась ошибочной. Теперь его
бронзовое сухое лицо с глазами без зрачков, как у греческих скульптур,
напомнило мне, что я забыл попросить у отца де Воса рекомендацию в
библиотеку. Кампилли от этого увильнул. Пока я был у де Воса, мысль о
библиотеке вылетела у меня из головы. Телефон и адрес я, по его совету,
оставил в дежурной комнате, хотя без особой надежды, и вернулся в "Ванду"
в подавленном настроении.
четы Кампилли с приглашением к чаю. Из приписки к messaggio следовало, что
надо подтвердить свое согласие. Я позвонил и сказал, что приеду.
"господа отдыхают". Пообедал я в столовой один, так как опоздал, и тоже
отправился к себе, чтобы, по итальяскому обычаю, лежа переждать самую
жаркую пору дня. К пяти я уже был у Кампилли.
гостиную слева от холла. Это был огромный зал со множеством зеркал и
подсвечников. На стенах полно картин, обивка стен золотисто-голубая. Такая
же обивка на массивной мебели в стиле барокко, по крайней мере на тех
диванах и креслах в одном углу гостиной, с которых сняли чехлы.
ушел. Я принялся разглядывать гостиную и картины.
костела, а вокруг него группа солдат в папахах. Солдаты с
карикатурно-монгольскими чертами лица, стоявшие на первом плане, нацелили
штыки в грудь юноши. В глубине костела виднелась дарохранительница с
мерцающими серебряными святыми дарами. Знакомый мне аллегорический и
слащавый жанр живописи. Табличка на раме объясняла содержание картины. "II
martino d'Andrea Zgierski" '["Мученичество Андрея Згерского" (итал.).], -
прочел я. Да и без таблички я знал, о ком и^ о чем идет речь. Брат синьоры
Кампилли, урожденной Згерской, погиб при тех обстоятельствах, что
изображены на картине. Летом 1917 года, под Житомиром, его убили на
ступенях деревенской церквушки солдаты, дезертировавшие с фронта в глубь
страны. Я знал также, что синьора Кампилли уже много лет хлопочет о
причислении к лику святых ее брага, чью недолгую, тихую и, кажется, очень
благочестивую жизнь скрепила своей печатью смерть. Хлопоты ее продвигались
медленно. Отец говорил мне также, что кандидатура Згерского вряд ли
подойдет. У него были серьезные конкуренты с биографиями, сходными в
историческом и географическом аспекте, но более блестящими.
сердечно, свободно, его жена-натянуто, величественно; но она всегда была
такой. Я запомнил ее фигуру с детства-она выделялась среди других своим
высоким ростом и тем, что сильно выпячивала грудь. Теперь, как и прежде,
она держалась прямо. Однако рост ее не показался мне таким уж
поразительным. Зато я не помнил ее глаз, очень больших, черных, с умным,
хоть и неприветливым выражением. Она завела разговор по-французски.
Произнесла несколько фраз и, заметив, что язык этот доставляет мне
трудности, перешла на польский и в конце концов-на итальянский, после того
как Кампилли сказал несколько теплых слов о моем итальянском.
Кампилли нет. Хотя разговор с ней пошел по тому же руслу, что ранее с ее
мужем, но звучал по-иному, как бы повторял тот разговор в
холодно-церемонной форме. Она спрашивала про смерть матери, справлялась об
отце, отмечала наше сходство, но так безучастно, словно едва их знала, а
ведь это было неверно. В течение десяти лет, никак не меньше, всякий раз,
когда отец приезжал в Рим на несколько недель-часто вместе с моей матерью,
- он не расставался с четой Кампилли. Все четверо называли друг друга по
имени. Об этом свидетельствовали старые и новые письма и то последнее,
которое я привез синьору Кампилли от отца. Поэтому меня неприятно поразила
ее холодность. В особенности потому, что я догадывался, в какой степени
она исходит от характера синьоры Кампилли и в какой навязана принятой по
отношению ко мне линией поведения. Видимо, опасаясь, как бы я не
вообразил, будто она приехала специально ради меня, синьора Кампилли стала
подробно перечислять, какие причины побудили ее именно сегодня явиться в
Рим, хотя, казалось бы, нет ничего более естественного, чем время от
времени заглядывать домой, если живешь в получасе езды от Рима.
серебряных чайных приборов, вазочек, тарелок и корзиночек для фруктов,
печенья и конфет. Синьора Кампилли непрерывно меня угощала. Во всем, что
касается питья и еды, она была очень любезна. Но когда от семейных дел мы
перешли к вопросам общего порядка, она повела разговор в еще более
неприятном тоне. В библиотеку Ягеллонского университета поступает немного
эмигрантской прессы. Знакомые в Кракове и не в Кракове рассказывали мне
кое-что о своих спорах с поляками, живущими на чужбине. Поэтому мне были
известны их аргументы, взгляды и тон, с теми или иными оттенками,
неизменно, однако, ставивший людей, приезжающих из Польши, в положение
обвиняемых, ибо поляки-эмигранты осуждали все огулом. Хотя я ни словом не
обмолвился о положении у нас в стране, Кампилли, видимо, с первой встречи
понял, что я доброжелательный гражданин своей страны, и поделился своим
впечатлением с женой, - и вот теперь, еще до того как я что-либо высказал
на эту тему, в ее словах, адресованных мне, зазвучали едкие намеки. Еще до
приезда сюда у меня голова распухла от горячих дискуссий, в которых у нас
участвовали все поголовно.
синьора Кампилли распространялась о наших делах, тем менее я склонен был
согласиться, что со своей предвзятой точки зрения она элементарно,
по-своему, права; меня прежде всего раздражало то, что она рассуждает о
Польше, как слепой о красках. Вначале я возражал, стараясь при этом скрыть
раздражение. Мне очень не хотелось восстанавливать ее против себя.
авторитетом в своей среде. Зная мою слабость к точной информации и мою
объективность, отец просил меня соблюдать величайшую осторожность в этом
отношении, поскольку тот мир, куда он меня посылал и где я должен был
уладить его дело, верит, будто правда известна только ему. К счастью,
синьор Кампилли пришел мне на помощь. Он сказал, улыбаясь:
не те, что были.
моего зятя, - пояснила она мне, - - гостившая у нас весной. Я раньше не
была с ней знакома, но уверена, что эта женщина осталась такой, как была.
Польши, по преимуществу принадлежавших к бывшей помещичьей среде или к
католическим организациям.
меньшей степени. Во всяком случае, перевес был не на сторож: тех, кто
нисколько не изменился.
власти выпускают sex, кого считают надежными.
меняются. Наступят другие времена, и они снова изменятся. - 1ут он
взглянул на часы и сообщил:-Шесть.
на заседание благот верительною общества. Мы вместе вышли в холл. Здесь
выяснилось, что хозяйку дома отвезет лакей, который на этот раз был не в
полосатой и не в белой куртке, а в серой с позолоченными пуговицами.
Синьор Кампилли оставался дома и задержал меня. Мне стало неприятно,
потому что сделал он это по знаку жены, не ускользнувшему от моего
внимания. Я догадался, что ей не хочется со мной ехать или показываться на
людях рядом со мной. Она предпочла подать мужу знак, вместо того чтобы, не
глядя на меня, сесть в машину и уехать. Однако получилось еще неприятнее.
сразу это заметил. Тон его стал еще более сердечным. Но во время первой
беседы мы уже сказали друг другу все, что могли сказать, и теперь разговор
не клеился. К счастью, мне на помощь пришел отец де Вое, вернее, мой
утренний визит к нему, о котором я и принялся рассказывать.
два часа.
невнимательно. Зато его интересовали любые подробности, касающиеся
поведения де Воса, и он заставил меня как можно точнее их описать. То, что
мне казалось случайным, мелким, для него было полно значения. И наоборот.
Орлов Алекс
Акунин Борис
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Браун Дэн
Максимов Альберт