Чтение 184–й страницы книги ~Проза и ессе, переводы~

which one of them was a villain, which one a benefactor?"

"Slave, come to my service!" "Yes, my master. Yes?"

"If all this is so, then what is good?"

"To have your neck broken and my neck broken,

to be thrown into a river---that's what is good!

Who is so tall as to reach the heavens?

Who so broad as to embrace plains and mountains?"

"If that's so, I should kill you, slave: I'd rather you go before me.

"And does my master believe that he can survive for three days without me?

1987

*

Этот шумерский текст восходит к десятому или одиннадцатому веку до Р. X. и среди специалистов известен как "Диалог о пессимизме". В древности он воспринимался как философский, в наше время многие считают его скорее шуточным. Для перевода я пользовался двумя подстрочными переложениями Babylonian Wisdom Literature by W. G. Lambert (Oxford, 1960) и Ancient Near Eastern Texts Relating to the Old Tesfament, by James B. Pritchard (Princeton, 1955). -- Примечание И. Бродского

*

This text dates back to the eleventh or tenth century B.C. and is known among Sumerian scholars as "The Dialogue of Pessimism." In antiquity it was regarded as a philosophical text; now some argue that it is, rather, a skit. For my translation, I used two interlinear renditions; one was taken from [Babylonian Wisdom Literature] by W. G. Lambert (Oxford, 1960); the other, from [Ancient Near Eastern Texts Relating to the Old Testament], by James B. Pritchard (Princeton, 1955). --J. B.

(с) Наследство Иосифа Бродского, 1998

(с) Александр Сумеркин (перевод), 1993

___

Избранные переводы с английского

*

Предлагаемые русские тексты -- это дословные подстрочные переводы, сделанные с единственной целью: дать русским читателям, недостаточно владеющим английским языком, пусть самое отдаленное представление об англоязычном поэтическом наследии Иосифа Бродского. Их следует рассматривать лишь как вспомогательное пособие для прочтения английских оригиналов. Все семь стихотворений взяты из посмертного сборника "So Forth" ("Тому подобное", N.Y., 1996). -- Переводчик.

Инфинитив

Ульфу Линде

Дорогие дикари, хотя я так и не овладел вашим языком, лишенным местоимений и герундия,

я научился запекать макрель в пальмовых листьях и ценить сырые черепашьи ножки

с их медлительным привкусом. Должен признать, что гастрономически эти годы,

с тех пор как волна принесла меня на ваш берег, были безостановочным походом,

и сейчас я не знаю, где я. Ведь мы делаем зарубки только

покуда нам никто не подражает. А вы стали мне подражать даже до того, как я заметил

вас. Смотрите, что вы сделали с деревьями! Хоть это и лестно, когда кто-то тебя --

пусть даже вы -- почитает за бога, я, в свою очередь, тоже кое в чем вам подражал, особенно с вашими девами,

-- отчасти чтобы затемнить прошлое с его злополучным кораблем, но и чтобы затуманить будущее,

лишенное полного ветром паруса. Остров -- жестокий враг

любого времени, кроме настоящего. А кораблекрушение это всего лишь бегство от грамматики

в чистую причинность. Смотрите, что жизнь без зеркал делает

с местоимениями, не говоря о чертах лица? Может быть, ваши предки

попали на этот чудесный остров таким же, как и я,

путем. Отсюда -- ваш взгляд на меня. Для вас я

-- как минимум остров на острове. Так или иначе, следя за каждым моим шагом,

вы знаете, что я не тоскую по страдательному причастию, ни по продолженному прошедшему

-- ну, не больше чем по вашему совершенному будущему в глубине какой-нибудь влажной пещеры,

убранной сухими водорослями и перьями. Все это я пишу указательным пальцем

на влажном блестящем песке, на закате, вдохновленный, наверно,

видом верхушек пальм, развернутых на платиновом небе, как

какие-то китайские письмена. Хотя я никогда не учил этот язык. Кроме того, ветер с моря

путает их так быстро, что никто не успеет прочесть мои слова.

___

Infinitive

to Ulf Linde

Dear savages, though I've never mastered your tongue, free of pronouns and gerunds,

I've learned to bake mackerel wrapped in palm leaves and favor raw turtle legs,

with their flavor of slowness. Gastronomically, I must admit, these years

since I was washed ashore here have been a non-stop journey,

and in the end I don't know where I am. After all, one keeps carving notches only

so long as nobody apes one. While you started aping me even before I spotted

you. Look what you've done to the trees! Though it's flattering to be regarded

even by you as a god, I, in turn, aped you somewhat, especially with your maidens

--in part to obscure the past, with its ill-fated ship, but also to cloud the future,

devoid of a pregnant sail. Islands are cruel enemies

of tenses, except for the present one. And shipwrecks are but flights from grammar

into pure causality. Look what life without mirrors does

to pronouns, not to mention one's features! Perhaps your ancestors also

ended up on this wonderful beach in a fashion similar

to mine. Hence, your attitude toward me. In your eyes I am

at the very least an island within an island. And anyhow, watching my every step,

you know that I am not longing for the past participle or the past continuous

--well, not any more than for that future perfect of yours deep in some humid cave,

decked out in dry kelp and feathers. I write this with my index finger

on the wet, glassy sand at sunset, being inspired perhaps

by the view of the palm-tree tops splayed against the platinum sky like some

Chinese characters. Though I've never studied the language. Besides, the breeze

tousles them all too fast for one to make out the message.

1994

___

Эпитафия кентавру

Сказать, что он был несчастлив, -- сказать либо слишком много,

либо слишком мало -- смотря с кем говорить.

Но запах он издавал все же довольно мерзкий,

да и угнаться за ним на скаку было не легко.

Он говорил, что его замышляли как памятник, но что-то сбоило:

утроба? конвейер? экономический спад?

Или просто войны не случилось, с врагом помирились,

и он остался как был -- видимо, чтоб воплощать

Непреклонность, Несовместимость -- нечто, что подтверждает

не уникальность и не добродетель, а лишь вероятность.

Годами, как облако, он бродил по оливковым рощам,

дивился на одноногость -- мать неподвижности.

Научился лгать себе, и сделал это искусством

(в отсутствие лучшего общества, и чтобы не спятить).

И умер совсем молодым -- оттого, что его животная часть

оказалась менее прочной, чем человечья.

___

Epitaph for a centaur

To say that he was unhappy is either to say too much

or too little: depending on who's the audience.

Still, the smell he'd give off was a bit too odious,

and his canter was also quite hard to match.

Не said, They meant just a monument, but something went astray:

the womb? the assembly line? the economy?

Or else, the war never happened, they befriended the enemy,

and he was left as it is, presumably to portray

Intransigence, Incompatibility -- that sort of thing which proves

not so much one's uniqueness or virtue, but probability.

For years, resembling a cloud, he wandered in olive groves,

marveling at one-leggedness, the mother of immobility.

Learned to lie to himself, and turned it into an art

for want of a better company, also to check his sanity.

And he died fairly young -- because his animal part

turned out to be less durable than his humanity.

___

Трансатлантическое

Последние двадцать лет были хороши, в общем, для всех,

кроме мертвых. А может, и для них тоже.

Может быть, сам Господь Всемогущий стал чуть-чуть буржуазен

и платит кредитной карточкой. Ибо иначе ход времени

лишается смысла. Отсюда -- воспоминания, мемуары,

ценности, манеры. Надеешься лишь, что еще не растратил дотла

отца или мать, или их обоих, и горстку друзей,

когда они прекращают являться в снах. Сны,

в отличие от городов, становятся тем менее людными,

чем больше стареешь. Поэтому вечный покой

упраздняет анализ. Последние двадцать лет были хороши,

в общем, для всех, составив посмертную жизнь

для мертвых. О качестве жизни можно поспорить,

но не о длительности. Мертвые, видимо,

без возражений примут статус бездомных и будут спать в подворотнях