вокруг костра и жмурясь от удовольствия.- Мы должны соединить чистоту и
строгость Бухары с лучшими достижениями человеческой мысли, мы должны
примирить прогресс с верой, знание с моралью и исправить совершенную
человечеством в эпоху Просвещения ошибку. С этой точки начнется отсчет новой
цивилизации. Сделать это можем только мы, русские. Человеческая история
зашла в тупик. Пока что этот кризис проявился со всей отчетливостью лишь у
нас в России, но скоро он охватит весь мир. И тогда только мы, первыми
принявшие на себя этот удар, как некогда приняли мы на себя удар монгольской
орды, сможем весь мир спасти. Самые великие идеи - Достоевского,
Циолковского, Федорова, Вернадского, Даниила Андреева, Солженицына -
рождались на нашей земле, в наших нищих городах, в наших тюрьмах, в голоде и
стуже, то есть там, где истинные идеи и должны рождаться. Мир к нам
несправедлив, нас презирают и на Западе, и на Востоке, ибо люди не любят
тех, кто их спасает. За это распяли они Христа, и мы тоже будем принесены в
жертву, но жертва эта спасительна, она искупит грехи всех тех, кто об этом
даже и не догадывается. Отсюда, из этой тайги, будет явлен новый свет
к измученной девочке, а выступал не меньше, чем с Нобелевской лекцией
дымчатом лесу, от которого она отвыкла, ей уже никуда не хотелось: ни
вперед, ни назад, а остаться в этом шалаше на веки вечные, как хотелось
когда-то остаться в метельном поле. Вокруг уже много дней был лес, и трудно
было поверить, что в этом лесу вообще возможна жизнь людей. И нет, и не было
никакого скита - все это морок, обман
Глава II. Кладбище брошенных кораблей
На исходе девятого дня путники подошли к полуразрушенному "Сорок второму"
печально, как только может смотреться покинутое людьми жилье. В покосившемся
родном доме гулял свежий майский ветер. Ему вторили тонко дребезжавшие
стекла в россохшихся рамах. Маша затопила печь. Дрова долго не хотели
загораться, потом задымили так, что пришлось открыть дверь. Вода в
застоявшемся колодце оказалась невкусной, и было в избе сырее и неуютнее,
чем на улице. Все словно изгоняло и объявляло пришедших нежелательными
персонами, не прощая им совершенного некогда бегства
их путь к скиту окажется таким долгим и продуктов не хватит. Было зябко, и
хотелось поскорее укрыться и лечь спать. На широкой супружеской кровати, где
была без малого двадцать лет назад зачата на удивление всему "Сорок второму"
Маша, Илья Петрович быстро захрапел и спал без сновидений, но девушке не
спалось. Ей было так же странно и тревожно в родной избе, как когда-то в
пустом ленинградском доме. Она встала и долго бродила по горнице, зашла на
двор, где еще сохранились остатки сена и висели на стене инструменты,
спустилась в хлев, открыла ворота и долго смотрела на покинутые избы, улицы,
поваленные столбы и ржавые трактора. Хотелось отсюда уйти, но уходить было
некуда - последняя надежда рушилась: это единственное место, где она
рассчитывала найти свой кров, не было готово ее принять. Она жалела теперь о
том, что вернулась сюда,- было тяжело невероятно, словно присутствие на
собственных похоронах
встретили новый день, и оба, не сговариваясь, заторопились уйти из поселка
раздавался стук топора, сквозь весеннюю дымку Бухара казалась нарисованной,
и у Ильи Петровича от счастья, от того, что он дожил до этой минуты,
защемило сердце
- Агония
директора.- Обождите тут. Я скажу старцу
что сейчас откроются ворота этого обетованного места, к которому шел он всю
жизнь через уверенность в его ненужности, через сомнения к убеждению, что
оно единственное есть тот ковчег, где можно спастись. И странная мысль, что
ворота впустят его, закроются и никогда больше он не выйдет, коснулась его
души. Захотелось назад - это было мимолетное и малодушное чувство, и оно
тотчас же ушло, оставив лишь тень на его душе
и смотрели на девушку. Это вдруг напомнило ей картину детства, обретение
мощей, молящие глаза поселковых женщин. Старца не было, и только маленький
келарь пристально глядел на Машу
Илья Петрович испуганно обернулся на свою ученицу
Она нерешительно оглянулась
Ни слова ни говоря, Харон запер ворота, и Илья Петрович остался перед
закрытым скитом. Удар был настолько ошеломительным, что он даже в первый
момент не подумал о девушке, с которой его разлучили. Потом застучал в
ворота
- Я,- сказал Илья Петрович, с трудом сдерживаясь от гнева,- отвечаю за свою
ученицу
Что теперь делать и как жить, Илья Петрович не знал. К вечеру он вернулся в
заброшенный поселок и снова переночевал там в Шурином доме, глотая горький
дым и утоляя жажду затхлой водой. Если бы у него была водка, то он точно бы
не сдержался и напился - таких страшных разочарований ему не доводилось
испытывать никогда. Быть так глупо использованным и за ненадобностью
отброшенным. Он пытался искать объяснения, он размышлял о собственной
неготовности взойти в сонм избранных, но все забивалось одним - безмерной
душевной усталостью. Однако ж, постепенно принявшись рассуждать более
трезво, Илья Петрович решил, что главным для него было не найти пристанище
самому, но спасти Машу, что он и сделал, а его собственная судьба и
будущность в конечном итоге большого значения не имеют
увидел не келаря, а самого старца Вассиана. И между ними произошел разговор
а до огромной гибнущей страны ему дела нет
они сейчас в вашем слове. Никто, кроме вас, сделать этого не может, вы наш
единственный шанс спастись
сказал старец.- Сказано в Писании: много званых, но мало избранных. Всем
твоим исканиям грош цена. Они суть духовный блуд, прелюбодеяние мысли и
ложь. Ты других спасти хочешь, а на себя взгляни. Душа твоя смердит
виноват, что родился не в скиту, как вы? Неужели теперь для меня и для
миллионов других нет никакой возможности спасения?
- Как могут спастись те, кто всю жизнь служил Антихристу?
- Я же ничего не знал! - воскликнул директор
сорок четыре тысячи отроков и отроковиц, тогда заслужишь прощения
угарно. Через забитые ставни в комнату проникал прозрачный свет белой ночи,
и казалось, что старец действительно сюда приходил и сон был вещим. Илью
Петровича знобило, болела голова. Он открыл трубу, проветрил комнату и снова
лег, укрывшись старым полушубком. Сон долго не шел: гулкие звуки мешали
директору уснуть, чудилось, что по избе кто-то ходит - то ли Шура, то ли его
застрелившийся друг, дребезжали стекла в оконных рамах, скрипели двери и
половицы. Несколько раз он поднимался, выходил в коридор и тревожно
всматривался в молочную полумглу, но не было видно никого,- только
облюбовавшие чердак большие птицы стучали по крыше. Под утро Илья Петрович
забылся, и в этом забытьи наступило продолжение давешнего сна
бендеровца, но привозит не товар, а детишек и уводит их в Бухару. Потом
снова начинает работать в школе и на зимние каникулы собирает детей в лыжный
поход. Они идут тяжело, через снег, через сугробы тропят лыжню. Он приводит
детей и уходит, но в школу больше не возвращается. В Чужге оставаться
опасно, объявлен розыск, и он переезжает на другую станцию, в другой
поселок, работает там и снова ведет детей. Его ищут по всей области -
говорят о маньяке, его фотографии на всех столбах, и он едет куда-то на
Сертаков Виталий
Орлов Алекс
Якубенко Николай
Флинт Эрик
Мурич Виктор
Сертаков Виталий