себя не считал.- А чем докажешь, что ты ангел?
Мужичонка повернулся, и майор увидел у него за спиной небольшие мятые
крылья
поверю
люди, хотите чуда, но ни одно из них на пользу вам еще ни разу не пошло
что за ночь что-то произошло. Он сперва не понял, что именно. Все было как
будто на своих местах. Та же недопитая бутылка кагора, тот же листок бумаги
с одним-единственным предложением. Мудрак сел к столу, чтобы описать, как в
хмельном состоянии люди поддаются религиозным видениям, и, следовательно,
Бог и все Его силы есть не что иное, как пьяный бред. Но вдруг почувствовал,
что ему что-то мешает. Он в недоумении опустил глаза и покрылся холодным
потом: ампутированная кисть снова была на месте
кисть сидела на месте как влитая. Рука как рука - точно такая же, как и была
раньше, с крепкими пальцами, с толстой кожей, в которую въелся и уже не
отмывался порох, с желтыми от никотина ногтями. Майор сделал усилие, чтобы
проснуться, но это был не сон или сон такой глубокий, как вся наша жизнь, и
проснуться можно было, только умерев
вывезти в больницу, сделать операцию и привезти домой? Или могло ли ему,
наоборот, присниться все, что произошло в клубе, и он по-прежнему
здравствующий майор? Но почему в таком случае он не на службе? Или же это
теперь продолжается сон и надо все-таки проснуться? Однако ни одно из этих
объяснений его не удовлетворяло, и поскольку всяких тайн и загадок он не
любил, то решил не забивать голову напрасными сомнениями и снова взялся за
перо
за другим, он работал с таким энтузиазмом, что из дома вышел только однажды
купить хлеба и вина и не обратил внимания на пораженные взгляды соседей. А
потом и вовсе без еды стал обходиться, питаясь одной лишь атеистической
мыслью
слухи эти наделали переполох еще больший, чем его ранение. Теперь в воле
небес уже не сомневался никто, хотя, как ее истолковать, не знали. Собирался
у его подъезда народ, трепетали старухи, стояли женщины с детьми
разбил Его наголо, и наконец после долгого затворничества отправился в
местное издательство
ползали на коленях, целовали края его одежды, просили благословения. Сперва
он не понимал, в чем дело, но, когда народ попадал ниц, Мудрак первый раз в
жизни испугался
куполе церкви, срубая крест, он ничего не боялся, а теперь со страхом глядел
на толпу и, что делать, не знал. Он кричал, пинал людей ногами, ругался, но
и побои, и крики люди сносили как величайшую милость и принимали с
благодарностью
Деток бей! Забыли Бога мы, согрешили, но послал нам Отец блаженного во
искупление греха. Рукой, батюшка, бей, десницей исцеленной!
Он задирал руку, а люди висли на нем, старались дотронуться и поцеловать ее
мужчины, женщины, дети, образованные и необразованные - все побросали
телевизоры и пришли под окна майоровой квартиры
штатском. Мудраку велели признаться в том, что он совершил акт повышенной
идеологической диверсии, и открыть, кто его на это толкнул, кто исполнил и
кто за этим стоит. Майор пытался объяснить, что ничего дурного не замышлял,
а, напротив, хотел послужить и на пенсии родимой власти. Он махал листочками
со своими проповедями, но приезжие грубо его оборвали и вторично потребовали
немедленно во всем сознаться
начальственные чины обращались к собравшимся и велели расходиться. Но,
позабыв о страхе, люди стояли насмерть и в обиду чудоносца не давали
чудо, что бывает один раз в тысячелетие. Сотни пар глаз смотрели на него
снизу, но спиной Мудрак чувствовал, что на него направлены несколько
пистолетов
- Перекрестись, чадо, и вороги твои сгинут
здоровенный тесак, которым кромсал капусту, поднял его над головой и со
всего маху рубанул по деснице
рукой, злобно, обращаясь в никуда, крикнул:
- На, подавись своим чудом!
Всем сразу стало скучно. Люди вспомнили об обычных заботах и разошлись,
толкуя о фокусах, о филиппинских хилерах и о том, что никакой десницы и не
было. Хитроумный безбожник специально придумал всю эту историю, и последние
старушки, еще хранившие в душе надежду на возрождение храма, поплелись к
телевизорам
помятом пиджачке. Вздохнул и отлетел"
Рассвело, и стало неуютно и зябко, как бывает осенним утром. Кричали птицы,
трава и кусты были подернуты мокрой паутиной. В такие утра хорошо идет в
сети рыба, а поселковые бабы наперегонки отправляются собирать рыжики и с
фонарем шарят под невысокими елками или идут гурьбой на болото за клюквой
уродливая возвышалась в десяти шагах от них расщепленная сосна как
напоминание о недавнем происшествии
то разрушение памятников архитектуры я осуждаю и культурно-историческое
значение христианства на определенном этапе развития человечества при..
- Что именно?
- С девочкой. Вы увидели ее под деревом. Она лежала без сознания. Вы
подбежали к ней, расстегнули платье, стали делать искусственное дыхание -
все это вы умеете, я не сомневаюсь нисколько. Потом она задышала, но в себя
сразу не пришла. И тогда вы, директор, заслуженный учитель, коммунар, кто вы
там еще, не знаю, вы ее... Нет, не изнасиловали, но..
- Вы без женщины-то как живете, Илья Петрович? Природу перехитрить хотите?
Вы бы, чем романы ваши писать и против старцев козни строить, завели бы себе
какую-нибудь любовницу - толстую, глупую, которая от всех бы ваших бредней
вас излечила
побелевший от ярости директор
этом месте, где мы с вами сейчас беседуем, стоял. Видел, как вы девочку
нашли, как раздели ее, как глядели жадно, как поцеловали и долго после этого
платье не могли застегнуть. Сперва не хотели, а потом не получалось - руки у
вас дрожали. Или скажете, что не дрожали? Да так дрожали, что заболели вы от
расстройства нервов и столько переполоху своей болезнью наде-лали
застигнутого во время постыдного поступка
получится из вас подвижника. Один раз греха избежали - другой не устоите. Вы
в Бога-то хотите верьте, хотите нет - это ваше дело. Только в лукавом не
сомневайтесь. Искушает он вас. Преподобный Аввакум, когда соблазняла его
женская нагота, персты в огонь вложил и держал так до тех пор, пока не
отпустила похоть. Но вам-то к чему со святыми равняться?
- Нет,- сказал директор, выпрямляясь.- Я лучше, как Аввакум,- в огонь
- Да
облик его переменился, и от словоохотливого добродушного толстячка ничего не
осталось.- Уж бить змею, так бей поскорее до смерти. Сказано в писании: "Аще
рука твоя или нога твоя соблазняет тя, отсецы ю и верзи от себя, а аще око
твое соблазняет тя, изми е и верзи от себя". По сему и в прочем следует
поступать. Разумеете ли, что я говорю?
- Нет
- Что соблазняет, то и отсеки
трубкой по стволу, вытряхнул табак и стал тщательно жевать смолу