называется, с занесением в учетную карточку, найдется масса людей,
которых он когда-то обидел и которые теперь не преминут на нем
отыграться. Или заставят отречься от сына. И зачем ему, больному,
уставшему человеку, все это нужно? Мало у него было в жизни грехов и
сделок с совестью, мало лгал - по моей вине еще одна ложь прибавится. А
может, и лгать не потребуется, сам с яростью напустится и будет громить,
как громил все новое и чужое, задушит с криком: я тебя породил, тебя и
убью,- хотя за яростью стоять будут в действительности ревность и
нежелание признать, что ты устарел и на смену идут другие, кому надо
уступить и редакторство, и власть.
привокзальную площадь. Рыбаки уже забирались в рейсовый автобус. Их было
так много, что, казалось, автобус предназначен специально для них, и я
сел на пыльное переднее сиденье. Рыбаки расположились сзади и принялись
есть. Они ели поначалу довольно сосредоточенно, я ощутил доходящий до
дурноты голод и вспомнил, что не ел почти сутки. Я наблюдал за ними,
сидя вполоборота и делая вид, что гляжу за окно.
Один достал бутылку водки, и рыбаки успокоились, сомнение улеглось -
слышанные байки про килограммовых окуней, судаков, обрывающих прочнейшую
леску, лещей, таких больших, что не пролезают в лунку, про
провалившегося в прошлом году под лед мужика. Они говорили обыденно о
самых разных вещах, смешных и жутких, интересных и неинтересных, но
одинаково уважительно друг к другу прислушиваясь и не перебивая, и
странная вещь - что-то мешало мне предъявить этим отчаянным людям,
каждый год выходившим на рыхлый весенний лед и рисковавшим собой ради
удовольствия, ради холодной и скользкой рыбы, то же обвинение, которое я
предъявлял отцу и его товарищам.
и очнулся, когда автобус остановился в деревеньке на берегу
водохранилища. Рыбаки тотчас же посерьезнели, больше не пили,
легкомыслие их покинуло, и они осторожно пошли по льду неровной
цепочкой.
уже не с любопытством, а с досадой, пока не привыкли, как привыкают
путники к бегущей за ними бездомной собаке. Один из них остановился и
стал делать лунку. Он сверлил лед очень долго и никак не мог добраться
до воды: уже почти полностью ушел вниз ледобур, и рыбак стоял теперь на
коленях. Но вот руки его замерли, потом он резко вытащил орудие из лунки
- хлынула вода вперемешку со снежным крошевом, забрызгав валенки,
брезентовый плащ и лицо. Алюминиевым черпаком он откинул мокрый снег и
устроился на ящике.
смотрела на рыбаков и, точно не со мной и даже не с собой, а с морем
разговаривая, прошамкала:
осталася. Ох, горе-то, горе!
деревни.- Прямо дак пойдете, и за магазином школа стоит, восьмилетка...
интернат, куда привозили детей из окрестных деревень,- наполнилась
голосами, я толкнул дверь. В учительской находилось несколько женщин,
одетых так просто, что были похожи не на учителей, а на таких же доярок
или телятниц, какие встречались мне на пути, и единственный мужчина
сорока с лишним лет, большегубый, большеглазый, будто черты его лица
специально увеличили. Он был хром, ходил, опираясь на палку, так что его
можно было принять за молодого, чудом уцелевшего ветерана войны, а
женщин - за солдатских вдов.
на меня посмотрела.
поворотился ко мне.- Какое у вас образование?
точки рыбаков.
замечательная рыбалка, какие хорошие дети, директор повел показывать
жилье при школе, уговаривая взять классное руководство и физкультуру.
растаял. Я думал о рыбаках, которые, наверное, так и не вернулись со
льда и, разбив палатки, дремали над лунками, а может быть, ушли на берег
и заночевали в лесу у костра. Я желал им удачи и представлял, как в
следующий раз пойду вместе с ними, буду слушать их разговоры, воображал
сложенную из толстых бревен нодью, которая медленно прогорает,
подтапливая снег и проваливаясь до заросшей голубикой, брусникой, мхом и
вереском почвы, пробуждая прежде времени запах северной болотистой
земли. Кто знает, для каких целей создан человек и в чем его
предназначение,- и не в этом ли видении заключена моя судьба, за руку
ведущая брыкающегося несмышленыша по миру и лучше него знающая, какое
место и время для него выбрать?
дверь. На пороге, опираясь на палку, стоял директор школы.
"Ты взвешен на весах и найден..."
VIII
реального, а что просто сочинил сам, я все время недоумевал: каким
образом директор сельской школы так скоро узнал о моей предыстории? Ведь
не мог же он послать ночью запрос - куда? в роно? в КГБ? в райком
партии? - и получить ответ, что в его школу пытается прокрасться
злостный антисоветчик и растлить учащихся. Да и с чего бы он стал так
делать, если я ему понравился? Или меня вычислил кто-то из рыбаков, был
ко мне приставлен и, вернувшись ночью со льда, предупредил директора? Но
откуда они могли знать, что я поеду не в Чагодай, а на Рыбинское
водохранилище?
затемненными окнами печальное лицо Ярузельского, победы на олимпиадах
чагодайского мальчика, и многое прочее, меня преследовавшее, опутавшее и
словно мостившее впереди дорогу. Я смутно догадывался, что странностей и
совпадений будет гораздо больше, они-то и образуют мою судьбу, а пока,
точно за клубком колючей проволоки, который дала мне, не спрашивая,
нужен он мне или нет, любительница кастрированных котов Анастасия
Александровна, шел и шел без копейки денег, нигде не преклонив головы и
не зная дороги, мимо терпких весенних лесов и ветреных грязных полей,
перешагивая через лужи и ручьи, вдоль вздувшейся мутной реки и ее
обнаженных с южной стороны склонов, сквозь убогие деревни с брошенными
или раскупленными горожанами и обворованными домами, оставляя в стороне
большие поселки и малые города,- я шел, пока из апрельского сырого
тумана внезапно колокольнями, фабричными трубами, противоракетным
комплексом, несколькими башнями и локаторами не появился призрак
Чагодая. Все с детства привычное: запретные зоны, стрельбище в лесу,
куда я ходил за грибами. Каким же маленьким много лет спустя все
оказалось и как странно было поверить, что я здесь жил.
текли ручьи, в дворах визжали бензопилы, плотничали и кололи дрова
мужики. Проезжавшие машины обдавали людей брызгами, сопливые горластые
дети пускали щепки и яичные скорлупки по яркой воде. Не будь я таким
невыспавшимся и угрюмым, Чагодай с его горькими запахами, прозрачностью
и голыми силуэтами деревьев на фоне сырого неба, подтаявшим, но все
равно чистым снегом, аккуратными деревянными домишками, кривыми улицами,
спускавшимися к реке и изгибающимися на холме под ослепительным веселым
светом, который отражался в сотнях его луж, с улыбками неторопливо
бредущих людей, играющими собаками, гомонящими воронами и тренькающими
синицами, с ветхими церквушками, поленницами, пожарной каланчой и даже
карликовым Ильичем, похожим на щелкунчика в приспущенных штанишках,
показался бы мне прекрасным и вырвался бы из груди изгнанника сладкий и
покаянный вопль: "Господи, я вернулся!"
всем знают, осуждают или хихикают за спиной смехом золюшкиных школьниц.
Однако меня не узнавали, поглядывали искоса, деликатно, со сдержанным
любопытством, как смотрели чагодайцы на приезжих.
квартиру, с цветами на подоконниках, репродукциями из "Огонька" на
стенах и тускло поблескивающими похвальными грамотами за победы на
областных олимпиадах. Увидь я их год или два назад, наверное, сорвал бы