Борис Виан
МЕРТВЫЕ ВСЕ ОДНОГО ЦВЕТА
Несмотря на многократные заявления в том духе, что литература для него - только
вид коммерции, Борис Виан (1920-1959) с самого начала своей литературной
деятельности воспринимался в артистической среде Парижа как один из самых ярких
представителей французского авангарда, подтвердив эту репутацию принесшим ему
славу романом <Пена дней> (1947). Еще годом раньше вышел в свет роман <Я заплюю
ваши могилы>, подвергшийся впоследствии запретам, как и еще две книги, включая
<Мертвые все одного цвета> (1947). Виан выдал это произведение за перевод из
наследия американского мастера <жестоких> детективов Вернона Салливена. Эта
маска потребовалась Виану, поскольку во Франции его книги производили слишком
шокирующее впечатление предельной откровенностью, с какой изображена люмпенская
среда огромного города. Преобладающая в романах Виана установка на абсолютную
достоверность картины, где все названо своими именами, органично соединена в
этой остросюжетной прозе с философской проблематикой бунта против жалкого
человеческого удела, вызова бытующим представлениям о морали и самоутверждения
личности, стремящейся создать для себя ситуации, которые требуют мобилизации
всех духовных сил и готовности к гибели во имя сохранения свободы выбора и
поступка. В западной литературе XX века Виан занимает место между Генри Миллером
и Альбером Камю, сочетая договаривающий все до конца фактографизм с
интеллектуальной насыщенностью, отличающей французскую прозу. Его книги,
оставаясь популярными в самых разных читательских кругах, давно признаны
современной классикой.
I
В этот вечер клиентов было немного и оркестр, как всегда в таких случаях, играл
слабовато. А мне-то было до лампочки. Чем меньше народу, тем лучше. Выставлять,
да еще с церемониями, по пол-дюжине пьянчуг каждый вечер в конце концов порядком
надоело. А поначалу мне даже нравилось.
Еще как нравилось, нравилось врезать этим свиньям по морде. Но через пять лет
такого спорта я был сыт по горло. Целых пять лет никто из них и не подозревал,
что рожу им каждый вечер чистит метис, черномазый. Конечно, сперва это меня
возбуждало. Да еще эти мерзостные бабы, накачанные виски! Я засовывал их в их
тачки вместе со шмотьем и спиртягой в кишках. И так каждый вечер, неделя за
неделей. Пять лет подряд.
Ник очень неплохо платил мне за эту работенку, потому как я выгляжу прилично, да
к тому же умею в два счета их оглоушить - ни разговоров тебе лишних, ни
скандалов. Свои сто долларов в неделю я имел.
Все они сидели спокойно. Правда, двое, там в углу, чего-то раскричались. Но не
слишком. Там, наверху, тоже не шумели. Джим дремал за стойкой.
Там, наверху у Ника, играли. Игра подонков, само собой. Можно было и девок
найти, кому охота. Там и пили тоже, но кого попало туда не пускают. Двое в углу,
худощавый парень и потрепанная блондинка, встали потанцевать. Пока их только
двое, можно было не беспокоиться. Вот когда начинают бить друг другу морду,
натыкаясь на столы, дело серьезное. Тут-то я спокойненько усаживаю их обратно.
Я потянулся. Джим дрых вовсю. Троим музыкантам на это было наплевать. Я
машинально поглаживал отворот смокинга.
Не больно-то мне нравилось бить им морду, вот в чем дело. Но я привык. Я был
белым.
Я подскочил, уразумев то, что только что подумал.
- Налей мне стаканчик, Джим.
- Виски? - пробормотал Джим, еще не проснувшись,
- Виски. Но чуть-чуть.
Я белый. Я женился на белой. У меня белый ребенок. Отец моей матери работал
докером в Сент-Луисе. Уж до того черный был докер, разве что во сне приснится.
Всю мою жизнь я ненавидел белых. Я прятался от них, убегал. Я был похож на них,
но тогда они меня пугали. А теперь я про то больше не вспоминаю, потому как мир
я теперь вижу не глазами. Потихоньку переменился, сам того не замечая, и в этот
вечер я чувствовал себя преображенным, изменившимся, ассимилировавшимся.
- Уходили бы уж..,- сказал я Джиму. Я это сказал, чтобы лишь что-нибудь сказать,
чтобы собственный голос услышать.
- Угу,- произнес Джим усталым тоном. Он посмотрел на часы.
- Рановато еще.
- Ничего,- сказал я.- Разок можно было бы и пораньше закрыть. Много их там,
наверху?
- Да и не знаю,- сказал Джим.- С той стороны тоже заходят.
Танцующая пара зацепилась за кресло и с грохотом повалилась. Женщина села и
ухватилась рукой за нос, вся растрепанная и вконец отупевшая. А ее мужик так и
валялся и беззаботно смеялся.
- Выставь их,- сказал Джим.- Избавь нас от этой рвани. Выбрось их на улицу.
- О! - пробормотал я.- Другие-то все равно останутся.
Я подошел к ним и помог женщине подняться. Потом я подхватил парня под мышки,
поставил его прямо. Ничего, нетяжелый. Еще один чемпион по бейсболу в койке.
- Спасибо, милашка,- сказал он мне. Женщина заплакала.
- Не называй его милашкой,- сказала она.- Это я милашка.
- Конечно же, милашка,- сказал мужчина.
- Не пора ли по домам? - предложил я.
- Ага.- сказал парень.- Я не против.
- Доведу вас до машины,- сказал я.- Какого она цвета?
- Ммм... Она там...- сказал этот тип, неуверенно махнув рукой.
- Отлично,- сказал я.- Найдем. Пошли, птенчики.
Женщина вцепилась мне в руку.
- Сильный вы, а? - сказала она.
- Я его сильнее...- сказал мужчина.
И - я и не смекнул, что к чему - врезал мне кулаком прямо в живот. У этого
болвана и мяса-то на костях не было, а все равно дыхание у меня перехватило.
- Ну, ты полегче,- сказал я. Я схватил их каждого за руку и слегка сжал запястье
самца. Он позеленел.
- Пошли,- повторил я.- Будьте паиньками, идите по домам.
- Не хочу быть паинькой,- сказал мужчина. Я сжал его запястье еще чуть крепче.
Он попытался высвободиться, но какое там.
- Ну, ну, тихонько,- сказал я.- Знаете, я уже раз сломал одному руку вот таким
точно захватом.
Я дотащил их до двери, которую распахнул ударом ноги.
- Какая машина ваша? - спросил я.
- Третья...- сказала женщина.- Там... И указала на одну из тачек на стоянке, а
была она не трезвее своего мужа, так что пойди разбери какую. Я сосчитал три,
начиная с первой попавшейся, и затолкал их внутрь.
- Кто за руль сядет? - спросил я.
- Она,- ответил мужчина.
Так я и знал. Я захлопнул дверцу.
- Спокойной ночи,- сказал я.- Добрых вам снов.
- До свиданья,- сказал мужчина, махнув мне рукой.
Я вернулся к стойке. Все по-старому. Двое клиентов поднялись, вроде уходить
собрались. Я зевнул. Джим тоже зевал.
- Работенка не из легких! - сказал он.
- Скорей бы Ник спустился,- сказал я. Когда Ник спустится, можно, значит,
закрывать.
- Скорей бы...- сказал Джим.
Я говорил как он. Я был как он. Он говорил, даже не смотря на меня.
А потом я услышал тихий звоночек под стойкой. Два раза. Меня вызывали наверх.
- Давай, иди,- шепнул Джим.- Гони их всех.
Я отодвинул бархатную штору, закрывавшую лестницу, и, чертыхаясь, полез наверх.
Черт побери, неужто эти сучьи дети не дадут мне вернуться домой спокойно?
Моя жена, наверно, спит... Скорей бы в теплую пружинящую кровать.
II
Железная лестница глухо постанывала под моими шагами. Я поднимался без натуги. Я
никогда не упускал случая размять свои здоровые бицепсы. Они того заслуживают.
Наверху опять висела бархатная штора. Ник любил бархат. Бархат и жирных баб. И
монету...
На втором этаже потолок был низкий, а стены обиты темно-красной материей. С
десяток мужиков играли, расставаясь с бабками ради прекрасных глаз Ника. Вдоль
стен Ник устроил отдельные четырехместные кабинки со столиками, где
разгорячившиеся могли успокоить нервы в компании одной из девок, которых всегда
было вдоволь. Не знаю, платил ли им Ник процент, или же наоборот, но поскольку
эти девки без работы не скучали, они всегда прекрасно договаривались с хозяином.
Меня побеспокоили как раз из-за одной из этих пресловутых кабинок. Когда я вошел
в зал, пятеро типов стояли, перегнувшись через низкую загородку, и глядели
внутрь. Ник увидел меня и жестом приказал мне оторвать их от совместного
созерцания, Две девки попытались оттянуть их за рукав, но безуспешно. Дело
испортилось, когда я взял за плечо того, кто был поближе. Максиме, довольно
аппетитной блондиночке, досталась оплеуха, предназначавшаяся, понятное дело, мне
- прямо в рожу. Я не смог сдержать улыбку, глядя на ее физиономию, Типчик был не
в состоянии бить сильно, но она от него только что отцепилась после безуспешных
попыток, и это вывело ее из себя.
- Сукин сын!..
Голос у нее был колючий, точно ерш. Этим она не ограничилась и выдала ему пару
таких затрещин, которые забыть невозможно, даже если ты мертвецки пьян, Я стоял