что опять начинаю все нормально ощущать. Я впитывал в себя новые, тем более что
сильные, впечатления.
Ричард не шевелился. Он и в самом деле крепко спал. Я протрезвел. Я снова стал
думать здраво. Слишком здраво. Ни на шаг я не продвинулся. Просто поддался
влечению. Все мужчины хотят переспать с негритянкой, все белые мужчины, как и я.
И не в расе тут дело. Обыкновенный рефлекс. Всегда думаешь, что с ними будет
по-другому.
Так оно и было, по правде говоря.
Я сжал кулаки. Я совершенно сбился с толку. Какой-то замкнутый круг. Энн
наблюдала за мной лукаво и удовлетворенно.
- Когда ты вернешься? - шепнула она.
- Никогда,- грубо ответил я.
- Не хочешь больше видеть Ричарда?
Она подошла к нему, чтобы разбудить, ясное дело. Я остановил ее жестом.
- Не трогай его,- сказал я сухо. Она повиновалась и застыла на месте.
- А почему не хочешь вернуться? - сказала она.
- Я ему не брат. И цвет его мне не нравится. Не хочу его видеть.
- А мой цвет тебе нравится? - спросила она с улыбкой.
Мое тело испробовало каждый миллиметр ее плоти и помнило о ней необычайно четко
и ясно.
- Я белый,- сказал я.- Не хочу с вами знаться. Она пожала плечами.
- Сколько белых живут с негритянками. Здесь тебе не Юг, мы все-таки в Нью-Йорке.
- Без вас обойдусь,- сказал я.- Мне и так хорошо. Не хочу, чтобы кодла
черномазых мной пользовалась.
Она все улыбалась, а мной овладевал гнев.
- Обойдусь без вас троих,- сказал я.- Я вас ни о чем не просил. Вам лишь бы меня
шантажировать.
Вроде как я защищаюсь, хотя никто на меня и не нападал. Да разве эти три
безобидных существа могут на меня напасть?
- Мы из разных миров,- сказал я,- которые сосуществуют, но встретиться не могут.
А если и встречаются, то получаются лишь несчастье и гибель. И для одного, и для
другого.
- Ричарду нечего терять,- сказала она. Угрожает Энн или просто делает вывод? Я
подумал о том, что их связывает всех троих: Энн, Ричарда и Салли.
Она опять спросила:
- Когда ты снова придешь?
Она задрала юбку до самых бедер, чтобы поправить чулок, больше, чем требовалось.
Я увидел тени на ее коже и решил, что лучше будет мне уйти. Я бесшумно обогнул
стол и внимательно прислушался к дыханию Ричарда-
- Дай мне денег,- сказала Энн тихо. - Ричарду надо поесть.
- А тебе? - сказал я.- Ты что, не ешь?
Она помотала головой.
- Мне деньги не нужны. И так дают все, что надо.
Я стоял в смущении. Отчего? Я порылся в кармане, вытащил бумажку.
Оказалось, что это десять долларов.
- На,- сказал я.
- Спасибо, Дан. Ричард будет рад.
- Не называй меня Даном.
- Почему? - тихо спросила она.
Почему? Откуда ей знать, что Шейла говорит мне <Дан> точно так же, чуть
врастяжку. Тем хуже для нее, могла бы догадаться.
Я покинул комнату, не задерживаясь. Энн и не пыталась меня удержать. Я шел по
сырому коридору. Я был весь возбужден разными впечатлениями, которые все
смешались и привели меня почти в физическое помешательство. Я вдруг испытал
такое острое ощущение необходимости все изменить, бросить квартиру, нанять
другую, спрятаться, что лицо мое покрылось потом. Меня охватила какая-то
тревога, тревога затравленного человека. Больше того, тревога зачарованной
жертвы, покорной своему палачу и заигрывающей с ним. Вам никогда не приходилось
видеть мышь в тот момент, когда кошка убирает лапу с ее малюсенькой спинки? Она
не шевелится, даже не пробует убежать, а кошка опять наносит удар лапой, и он
кажется ей легче ласки, любовной ласки, выражающей любовь жертвы к своему
мучителю, который платит ей тем же.
Что там говорить, Ричард меня любит. Так когда же ударит лапой? Но обычные мыши
не умеют и не могут защищаться. Д у меня есть кулаки и пользоваться револьвером
я тоже умею.
Никогда не знаешь, но это может пригодиться...
VII
В этот вечер я долго у Ника не задерживался. Устал, больше морально, чем
физически, и все эти кретины, игравшие и напивавшиеся каждый вечер одним и тем
же манером, вызывали во мне отвращение сильнее, чем обычно.
Меня мучили тревожные мысли, смутные, словно тени, и судьба, очевидно, сжалилась
надо мной, потому что ночь окончилась быстро и без эксцессов. Я очутился в
полном одиночестве на улице, сверкающей от желтого света. Я шел рядом с тенью,
поворачивающейся, словно секундная стрелка, всякий раз, как я проходил под
следующим фонарем. Город копошился в темноте, был слышен его ни на миг не
смолкающий гул, и я убыстрял шаги. Меня толкало нетерпеливое любопытство, влекло
к Шейле.
Я не сразу прошел в спальню. Сначала я тихо заглянул в ванную, окно которой было
открыто. Разделся и полез под душ, но странное чувство, овладевшее мной,
сопротивлялось холодной воде сильнее опьянения, я это помял, вытирая холодную
кожу полотенцем.
Я там и бросил одежду и пошел к Шейле. Она спала, совсем сбросив одеяло. Пижама
распахнулась, обнажая ее безупречную грудь, а расплетенные волосы закрывали
почти все лицо. Я растянулся рядом с ней и обнял ее, чтобы поцеловать, как
каждый вечер. Не открывая глаз, она, полупроснувшись, отвечала на мои поцелуи, а
потом отдалась моим нетерпеливым рукам, и я раздел ее догола. Она упорно не
размыкала век, но я знал, что ее глаза откроются, когда я раздавлю ее всем своим
весом. Я ласкал ее прохладные свежие руки и плавную округлость бедер. Она
бормотала нежные неясные слова, подчиняясь моей ласке.
Я все обнимал ее, поглаживая теплое крепкое тело. Прошло несколько минут. Она,
конечно, ждала, что я овладею ей, но я и не шевелился. Я ничего не мог поделать.
Шейла еще ничего не почувствовала, а я уже понял, что холоден к ее поцелуям, что
ее плоть не возбуждает меня, что все, что я делаю, это только машинально, в силу
привычки. Мне нравились ее фигура, крепкие длинные ноги, золотистый треугольник
живота, коричневые мясистые соски круглых грудей, но я любил их безучастной,
инертной любовью, как любят фотографии.
- Что с тобой, Дан? - сказала она. Она произнесла это, не раскрывая глаз. Ее
ладонь, лежавшая на моем плече, спустилась ниже по моей руке.
- Ничего,- сказал я.- Много было работы сегодня.
- У тебя каждый день много работы,- сказала она.- Ты меня сегодня не любишь?
И прижалась еще сильнее, а ее рука принялась искать меня. Я тихонько
высвободился.
- Я о другом думаю,- сказал я.- У меня неприятности. Ты уж прости.
- Неприятности с Ником?
В ее голосе не было ни малейшего интереса к моим неприятностям. Она точно знала,
чего хотела, а была обманута в своих надеждах. Я ее прекрасно понимал. Я
старался думать о чем-нибудь возбуждающем, попытался вообразить тело Шейлы.
когда мы занимаемся любовью, ее полуоткрытый рот, поблескивающие зубы и слабое,
похожее на воркование, похрипывание, которое она издавала в такой момент, мотая
головой то влево, то вправо, а руки ее царапали мне спину и бедра. Шейла ждала.
Она еще не до конца проснулась, но уже вполне понимала, что случилось что-то
неладное.
- Да,- сказал я.- Неприятности с Ником- Он считает, что я ему обхожусь слишком
дорого.
- Сам виноват, что у него мало клиентов,- сказала Шейла.
- Не мне же ему об этом говорить.
- Ты предпочитаешь заниматься клиентками, от которых все равно никакого дохода.
Она отстранилась от меня, а я даже и не попытался притянуть ее обратно. Я плохо
себя чувствовал, был встревожен и тщетно продолжал копаться в памяти в поисках
возбуждающих сцен. Передо мной вставали вечера у Ника, девки, которыми я
овладевал в телефонных будках - брюнетки и блондинки, общение с которыми как бы
прибавляло мне сил.
Эти короткие встречи с женщинами, которые меня не любили и видели во мне лишь то
же самое, что я в них - удобного, натренированного в любви партнера,- не только
не изнуряли меня, но даже обычно усиливали влечение к Шейле, будто я чувствовал,
что мое и их желание - лишь физическая потребность, и от того я еще сильнее
тянулся к этой женщине, которую любил всей душой.
Ничего себе душонка у вышибалы из заведения Ника!..
Мое тело оставалось холодным и вялым. Встревоженные мускулы прыгали под
судорожно сжимающейся кожей, словно звери.
- Шейла...- прошептал я. Она не ответила.
- Зря ты на меня обижаешься, Шейла.
- Ты пьян. Оставь меня.
- Я не пил, Шейла, честное слово.
- Уж лучше бы напился.
Она говорила тихо, сдавленно, едва не плача. О, как я ее люблю, Шейлу.
- Это все чепуха,- сказал я.- Только бы ты мне верила. Может, я зря так
разволновался...
- Даже если бы Ник тебя ограбил, Дан, это еще не причина, чтобы меня презирать.
Я безуспешно попытался сделать еще одно усилие, чтобы почувствовать возбуждение,
вообразить эротические сцены, развеять нездоровый ступор, приковавший меня,
бессильного, к простыням нашей кровати. Сколько раз я занимался любовью с
Максиной и ей подобными. Сколько раз я возвращался домой в спокойном состоянии
духа, радуясь увидеть жену, радуясь, что могу удовлетворить ее, ведь всякий раз
ее безупречное тело придавало мне новые силы.
Но сейчас я не мог. Совсем ничего не мог.
- Шейла,- сказал я,- прости меня. Не знаю, что ты думаешь, что навоображала,
только тут не в женщине и не в женщинах дело.
Теперь она плакала. Слабые, короткие всхлипы.