да, хотя година на закате. О, месяц окткабрь, который я предпочитаю по-
годам морских смываний, месяц окткабрь пахучий и спелый, с черными,
жесткими листьями и колючей проволокой красных шипов; твои облака, что
егозят и тонко провисают по краям неба, твое жнивье цвета старого меда и
все остальное, и до чего же все это красиво, земля мягкая, бурая, теп-
лая, чего беспокоиться? какая глупость, все утрамбуется очень быстро.
Ах! Как томительна дорога!"
глаза, хотя слышал ушами. Любопытна сия привычка брать аккорд: птицы
впереди стаи держали тонику, в середине тянули септиму, остальные делили
доминанту и субдоминанту, а некоторые пускались в более утонченные, то
бишь еле слышные оттенки. Все начинали и заканчивали одновременно, хотя
и с неравномерными интервалами.
описать? Нужна толстая книга, отпечатанная на мелованной бумаге, иллюст-
рированная цветными офортами, рожденными плодотворным резцом наших луч-
ших анималистов. Чемодайки, чемодайки, кому познать ваши повадки? Но
увы, кому довелось поймать хотя бы одну, цвета сажи, с красной грудкой,
сверкающую лунным глазом и попискивающую, словно маленькая мышь? Вы, че-
модайки, что умираете, как только на ваши воздушные перья опускается са-
мая нежная рука, вы, что умираете по малейшему поводу, когда на вас
смотрят слишком долго, когда смеются, вас разглядывая, когда к вам пово-
рачиваются спиной, когда снимают шляпу, когда ночь заставляет себя
ждать, когда вечер наступает слишком рано. Хрупкие и нежные чемодайки,
чье сердце занимает все внутреннее пространство, заполненное у другой
живности куда более прозаическими органами.
себе Жакмор, - а может быть, я вижу их не совсем так, как об этом расс-
казываю, но в любом случае несомненно одно: даже если чемодаек не ви-
дишь, нужно делать вид. Впрочем, они настолько заметны, что просто смеш-
но их не замечать.
слишком хорошо. Однако мы считаем красивым именно то, что нам - утверж-
дают все - привычно. Только не я, вроде бы. Или, может быть, потому, что
эта привычность позволяет мне видеть вместо этого что-то другое? Напри-
мер, чемодаек. Итак, сформулируем определение правильно: мы считаем кра-
сивым то, что нам достаточно безразлично, дабы иметь возможность видеть
то, что мы хотим иметь вместо. Быть может, я зря употребил первое лицо
во множественном числе. Употребим его в единственном: я считаю... (см.
выше).
чудливо глубокий и рафинированный. И кто бы поверил, а, кто бы поверил?!
Ко всему прочему, это высочайшее определение свидетельствует о моем
больше чем незаурядном здравомыслии. А что может быть поэтичнее, чем
здравомыслие?"
выписывая в небе грациозные фигуры, среди которых - спасибо длительной
стойкости изображения, отпечатанного на сетчатке глаза, - различался
трифолиум Декарта, а также ряд других криволинейных кренделей, включая с
любовью нарисованную дугу под названием "кардиоида".
поднимались широкими спиралями так далеко, что начинали терять различи-
мые контуры. Теперь они были всего лишь капризно разбросанными черными
точками, одушевленными единой общей жизнью. Каждый раз, когда они проле-
тали перед солнцем, ослепленный психиатр щурил глаза.
такой скоростью, что он не смог определить их породу. Прикрыв глаза ру-
кой, он вглядывался в неясные очертания. Но летящие существа пропали.
Через какое-то время они вынырнули из-за далекого скалистого выступа,
описали уверенную кривую и взмыли вверх, поочередно и все с той же су-
масшедшей скоростью. Они, должно быть, так быстро махали крыльями, что
психиатр их совсем не различал - он видел три почти одинаково вытянутых
веретенообразных силуэта.
посмотрел наверх. У него учащенно забилось сердце - волнение, которое он
не мог никак объяснить. Может быть, страх за жизнь чемодаек; может быть,
восхищение от легкости и грациозности трех существ; может быть, впечат-
ление от согласованности, синхронности их движений.
крутизны, и от этой скорости захватывало дух. "Ласточкам за ними не уг-
наться, - подумал Жакмор. - Это, наверное, довольно большие птицы".
Приблизительность расстояния, с которого он заметил их в первый раз, не
позволяла оценить, даже примерно, их размеры, но они выделялись на свет-
лом фоне значительно четче, нежели почти достигшие к этому времени пре-
дела видимости чемодайки - булавочные головки на сером небесном бархате.
вот и зима на носу, а за ней и весна норовит. В это время года появляет-
ся бесчисленное множество опасностей, новых опасностей, о которых с ужа-
сом думаешь еще летом, но которые конкретизируются, принимая четкие
очертания, только сейчас, когда дни укорачиваются, листья опадают, а
земля начинает пахнуть теплой мокрой псиной. Ноябраль, холодный месяц
моросящий. Дождь может причинить целую кучу неприятностей, причем в раз-
ных местах одновременно. Он может размыть посевные угодья, затопить ов-
ражье, ввести в раж воронье. Внезапно может ударить мороз, прямо по Сит-
роэну, и он заболеет двусторонней бронхопневмонией, и вот он кашляет и
харкает кровью, и обеспокоенная мать у его изголовья склоняется над осу-
нувшимся личиком, которое внушает щемящую жалость, а остальные дети, без
присмотра, пользуются удобным моментом и выходят без сапог, и простужа-
ются в свою очередь, каждый подхватывает какую-нибудь болезнь, но уже
другую, невозможно лечить всех троих сразу, начинается беготня из комна-
ты в комнату, ноги стираются до мозолей, нет, до костей, и на культяп-
ках, на культяпках, из которых на холодный пол сочится кровь, продолжа-
ется метание от кровати к кровати с подносом и лекарствами; а микробы из
трех изолированных комнат летают по всему дому и сплочаются, и из их
тройственного соединения рождается гнуснейший гибридище, чудовищный мик-
робище, различимый невооруженным глазом, который обладает редкой способ-
ностью провоцировать увеличение всей одряхлевшей цепочки страшно размяк-
ших лимфатических желез внутри суставов неподвижных детей, и вот разбух-
шие железы лопаются, и микробы расползаются по всему телу, да, вот, вот
что может принести с собой дождь, серый дождь окткабря заодно с ветром
ноябраля, ах! теперь ветер уже не сможет ломать на деревьях тяжелые вет-
ви и швырять их на головы невинных детей. Но зато в отместку ветер рас-
качивает море резкими порывами, прилив, прибой, намокшую скалу окатывают
волны, на гребень одной из них взлетает какой-нибудь микроорганизм, кро-
хотная ракушка. Жоэль смотрит на волны, и (нет, ничего! лишь прикоснове-
ние) ракушка попадает ему в глаз. Как попала, так и выпала, он трет глаз
рукавом, у него ничего нет, ничего кроме едва заметной царапинки; и с
каждым днем ссадина растягивается. Другой глаз, также пораженный скрытой
хворобой, тускло отражает далекое небо; Господи, Жоэль ослеп... а волны
все окатывают скалу, они поднимаются все выше, и земля, подобно сахару,
намокает от их пенистой накипи и, подобно сахару, тает, тает и растворя-
ется и растекается липким сиропом, растаявшая земля затягивает Ситроэна
и Ноэля, о Господи, и их легкие детские тела несколько секунд плывут на
поверхности почерневшего потока, а потом погружаются в него, и земля -
ах! - земля забивает им рты; кричите, кричите же, чтобы кто-нибудь услы-
шал, чтобы кто-нибудь пришел на помощь!"
слетела по лестнице вниз, вылетела в сад, рыдая и истошно призывая де-
тей. Безмолвствовал серый бледный туман, и что-то шептали далекие волны.
Теряя рассудок, она добежала до скалы. Потом подумала, что они спят, и
повернула к дому, но на полпути передумала и свернула к колодцу, чтобы
проверить наличие тяжелой дубовой крышки. Шатаясь, задыхаясь, она добе-
жала до дома, поднялась по лестнице, обошла все комнаты, чердак, подвал.
Вышла в сад и, интуитивно угадав направление, бросилась к ограде. Калит-
ка была открыта. Она выскочила на дорогу. Метрах в пятидесяти от дома
она увидела фигуру Жакмора, возвращающегося из деревни. Он шел нетороп-
ливо, запрокинув голову, полностью отдавшись созерцанию птиц.
открыл я, когда выходил. Если бы они ушли, я бы их увидел.
вас они потерялись!
им совершенно не хочется выходить из сада.
для того, чтобы обвести вас вокруг пальца! Давайте! Быстрее!
каждой минутой.
Никитин Юрий
Орловский Гай Юлий
Соломатина Татьяна
Шилова Юлия
Круз Андрей
Афанасьев Роман