образом предостеречь Виктора и поэтому перешел на дружески грубо-
ватый, слегка циничный тон:
- К сожалению, это правда, старик. И ты сам это прекрасно зна-
ешь. Лично я всегда, когда глядел на тебя с Галиной, всегда убеждал-
ся, что ты достоин лучшего, лучшей судьбы, лучшего экземпляра
слабого пола. Ты пойми, что все женщины - это дикие кошки, они
никогда не поддаются окончательному приручению. И Галина, Гал-
ка твоя, была не птицей, а худой, голодной кошкой, которая отогре-
лась в твоем тепле и потянуло ее на волю, на охоту. Так что считай, что
крупно не повезло этому Георгию Аркадьевичу, а тебе, наоборот...
Кстати, о делах, о твоей работе... Если уж тебе так худо со своим
шефом-дураком, так что на нем свет клином сошелся? Поищем тебе
другую работу, например в нашем министерстве. Хочешь? А лучше
делай потихонечку диссертацию, будь вежливым и аккуратным, ис-
полнительным, нужным человеком. Или тебе с этим Иваном Сергееви-
чем весь век свой жить?
- Опять двойное... - Виктору была приятна забота Антона, да он
и сам переоценивал, переосмысливал свое поведение на работе, пони-
мая, что своими декларациями о справедливости, что своими пря-
мыми, открытыми действиями он ничего не добьется.
- Если хочешь, то даже тройное, - кивнул согласно Антон в ответ
на слова Виктора. - Тебя освободили от стенной газеты? Прекрасно.
Теперь присмотрись к тому, кто у вас всей наглядной пропагандой в
институте заведует. Помогай этому человеку щедро, от души, не жалей
для него ни времени, ни сил, а он тебя не забудет при случае. А случай
будет, обязательно будет. Это будет твой козырь, твоя защита.
- Противно, Антон, - поморщился одной стороной лица Виктор. -
Притворяться противно. Все равно, что в гостях - тебе подадут что-
нибудь несъедобное, а ты должен есть да еще нахваливать - вкусно! А
сам думаешь, как бы не отравиться...
- А ты думал, что все схватятся за голову - как же мы это про-
смотрели такого честного, такого принципиального человека, как
Виктор Григорьевич Коробов. Ведь у него такие светлые идеи по по-
вышению, простите, по понижению производительности, столь необ-
ходимых нашему народному хозяйству агрегатов. Это же гениально
просто, что предлагает Коробов: надо требовать от агрегата, от челове-
ка только то, что он может, только то, на что он способен. И не боль-
ше! Вот тогда все станет ясно, все займет свои места. А вот Иван
Сергеевич явно проявил близорукость, недооценил Коробова - давай-
те-ка мы их поменяем местами. Иван Сергеевич, конечно, человек
исполнительный, ему как скажут, он так и сделает, но зато Коробов...
Коробов - человек творческий, не так ли?.. Или ты наивно думал,
что твоя синяя птица Галка прилетит и защебечет словами: "Чижик-
Пыжик, я продала импортные сапоги с подковами и вензелями, не
нужны они мне, глупости все это, подумаешь сапоги, не в них счастье,
в старых похожу, только набойки отдам прибить, да в старых и гораздо
удобнее, совсем не жмут..." Думаешь, другие ради тебя должны
жертвовать своим?.. Будь умнее других, терпеливее и они сами с удо-
вольствием окажут тебе ту услугу, в которой ты так нуждался, да еще
поблагодарят тебя.
- Неудобно как-то, стыдно обманывать, - больше для вида сму-
тился Виктор.
- Почему? - искренне удивился Антон. - Каждый живет в мире
своих собственных иллюзий, один считает тебя плохим, другой - хо-
рошим. А кто прав? Каждого устраивают избранные им иллюзии,
каждому удобны именно свои заблуждения, никто не желает отказы-
ваться от них. Так какой отсюда следует сделать вывод? Наверное,
лучше, чтобы у твоего врага или у человека, от которого ты зависишь,
была бы о тебе хорошая иллюзия, а не плохая. Не так ли?
- А может быть, мне неважно, что обо мне думает мой враг или
человек, от которого зависят мои дела? - Виктор уже с жадным инте-
ресом вступил в спор и внимательно следил за ходом рассуждений
Антона. - Мне важно, что я думаю сам о себе. Вот Марк говорит, что
есть такое мгновение в жизни каждого человека. Это мгновение не-
простое, оно последнее и именно в это мгновение человеку открывает-
ся все прожитое разом и при этом человек ощущает и познает все ве-
личие, всю гармонию мироздания. И вот только в этот момент, в мо-
мент этого мгновения, белого мгновения, человек понимает, как он
прожил свою единственную, свою неповторимую жизнь... Вот я и
хочу, чтобы в этот момент мне не было горько и отчаянно жалко
себя.
- О! - Антон поднял вверх указательный палец. - Наконец-то,
мы добрались до главного. Молодец твой Марк! Вот и получается -
если не хочешь пережить мгновение ужаса от сознания самим собой
же загубленной жизни, то надо ежедневно, ежечасно помнить о бе-
лом мгновении. Вот послушай, как об этом сказал поэт...
Антон читал стихи тихо, только слегка повышая голос в удар-
ных местах.
- Чьи это стихи? - тоже тихо спросил Виктор.
- Есть один журналист, Валерий Истомин. Кстати, это его песня
"Неудержимо наступает старость". Помнишь, я тебе об этом говорил?
- Не помню, - Виктор отрицательно покачал головой.
- Истомин в чем-то похож на тебя, - сказал Антон. - Он окончил
Технологический институт, но где-то на третьем курсе обнаружил,
что есть такое искусство - кино. Кроме того, он обнаружил, что пер-
вые двадцать лет своей жизни он прожил бездарно, что знает он очень
мало, и начал наверстывать упущенное. Работал день и ночь. Надор-
вался и в результате попал в противотуберкулезный диспансер. Жена
ему попалась очень ревнивая, она заподозрила Валерия в измене и
решила отомстить ему с одним художником. Валерий хотел развестись
с ней, а она родила ему сына. В кино он теперь не стремится, а вот
стихи и рассказы пишет. И песни...
- А ты его откуда знаешь? - спросил Виктор.
- В горах виделись.
- А почему ты меня с ним не познакомил?
- Молод ты еще, - улыбнулся Антон. - Я имею ввиду, что ты еще
очень молод в своем духовном развитии. Вот выйдешь из больницы -
познакомлю... И не только с ним, есть у меня одна идея...
- А стихи или рассказы Валерия Истомина опубликованы?
- Как ты думаешь, Вика, сколько на свете одаренных людей?
Много. А одаренных и широко мыслящих? Этих уже можно пересчи-
тать, не по пальцам, но можно. А вот если к одаренности и уму при-
бавить бешеную работоспособность, крепкое, выносливое здоровье,
творческую среду, как у тебя с Марком и Петровым, верных друзей,
которые не бросят тебя в трудную минуту, жену, которая умеет гото-
вить и готова безропотно ходить в старых стоптанных сапогах вместо
импортных с подковами и вензелями, и наконец, удачу, тот счастли-
вый миг удачи, который щедро одарит тебя за все страдания - вот
тогда одаренность вырастает в одаренную личность, в талант, в ге-
ний. Валерий Истомин, бесспорно, одарен, он ищет ответа на сложные
вопросы, он хочет их найти... В отличие от него я, например, не об-
ладаю способностями к творчеству, но зато каждый год я поднимаюсь
с ним в горы. С ним и еще с несколькими друзьями. И когда ты сто-
ишь на вершине и весь мир внизу, под тобой, то понимаешь, что под-
няться на такую высоту могут лишь единицы.
- Возьми меня с собой в горы, Антон, - загорелся Виктор. - Возь-
ми. Я тебя никогда ни о чем не просил, возьми, пожалуйста.
- Научись сначала по равнине ходить. Давай выздоравливай и
помни: раз все в сравненьи познается - пусть будет познано вдвой-
не...
... Солнце зашло, и в сумерках стали призрачными, зыбкими ал-
леи Лефортовского парка, белые скамейки, серые внимательные гла-
за Антона и его слова... Зыбкими и двойными...
Такими же зыбкими, призрачными, как страшный давний сон,
казались Люсе воспоминания Виктора в солнечном свете весеннего
дня на Ленинских горах. Виктор говорил, рассказывал Люсе о себе и
сам искренне удивлялся перепетиям своей судьбы, был снисходителен
и терпим к хищному нраву Галины, клял себя за мальчишескую глу-
пость и заносчивость по отношению к Ивану Сергеевичу, восхищал-
ся Марком и Петровым, сдержанно, но с глубоким волнением благода-
рил Антона.
Виктор помянул добрым словом и своих родителей. Мама есть
мама, отец есть отец - как же рано они ушли в мир иной.
Виктор говорил правду Люсе, даже если слегка фантазируя, но
все равно правду. Он он не говорил всей правды. Не говорил и той