сама не понимала, что живу в тумане самообмана. Спасибо тебе, сол-
нышко мое, помог ты мне разобраться во всем. Своей чистотой, своей
верой помог. Не думала я, не гадала, что стану любимой, что стану
желанной в свои-то годы. А теперь поверила. И за счастье, тобой
подаренное, буду благодарна тебе всегда... А что касается Антона и
Виктора... пожалей ты их. Антон, конечно, посложней, для него сво-
бода - высшее благо, неприкосновенное и святое понятие, а Вика...
Вика так и не понял своего счастья с Люсей, не сумел быть достой-
ным его. Да, было время, когда три одиноких человека решили помо-
гать друг другу, да видно, чего-то настоящего, чего-то человечески
правильного не хватало в этом союзе... А с годами выработалась
целая философия, привычка потакать любым своим желаниям, при-
крываясь высокими словами о независимом духе... Ты подумай об
этом, Виктор... Честно подумай... Сам о себе... Больно тебе будет,
увидишь ты, что душа у тебя скользкая и ядовитая... Как медуза... Но
не пугайся, не бойся - только когда ты сможешь открыто посмотреть
правде в глаза, какой бы горькой она не была, только тогда ты смо-
жешь выжить, очиститься... Вот тогда приходи... А сейчас прощай...
Марина взяла спортивную сумку, молча сложила в нее дверные
ручки, валявшиеся на диване, и поставила сумку на колени Виктору.
Потом неторопливо вытащила из бокового кармана пиджака ключи
Виктора, сняла со связки свой комплект и сунула их обратно в карман.
- А Сережу не трожь, не дай тебе бог, ты же знаешь меня...Иди...
Время, время...
Время быстротечно - плывешь в его бесконечном потоке и по-
стоянной сменой впечатлений, событий и забот врачуются, казалось
бы, незаживающие раны, пропадает острота ощущения и иногда дос-
таточно солнечного зайчика, который пригрелся ясным утром где-то
у щеки, чтобы проснуться с полным ощущением спокойной без-
мятежности.
Виктор вздохнул, потянулся в постели, упершись ногами в
спинку кровати и достав макушкой до противоположной стены. От-
крыл глаза, встал, ополоснул лицо холодной водой и вернулся в
большую комнату. Распахнул окно, впустив свежий, с острым холод-
ком, кристально синий воздух. Улыбнулся, прищурившись, солнцу,
включил стереосистему.
Из динамиков раздались глухие, как удары сердца, ритмы там-
тама, потом нежно заголосила флейта и все пространство комнаты
заполнил органный строй синтезаторов...
Взлетели колени, мелькнули руки, разворот, прыжок, присед...
Ритм, ритм, ритм... А теперь так... И еще... И по-другому... А теперь то
же самое, но сидя... Импровизация... А теперь легли и расслабились...
Виктор полежал на полу, ощущая лопатками, икрами ног
тыльными сторонами раскинутых ладоней жесткую шерсть ковра. В
ванной комнате Виктор несколько раз поменял горячую и холодную
воду в душе, растерся пушистым полотенцем, горячим от того, что оно
висело на никелированной трубе регистра.
На кухне паровозиком засвистел чайник. Виктор выключил газ
и сел бриться. Жужжащие ножи электробритвы оставляли после себя
гладкую эластичную кожу. От освежающего ожога одеколона у Вик-
тора возникло ощущение, будто у него обновилось лицо. Яичницу
Виктор жарил так, как когда-то его научила Люся - глазунья с хру-
стящей коричневой корочкой. Тостер катапультировал два подрумя-
ненных куска белого хлеба, на которых сразу оплыли кусочки светло-
желтого масла.
Доев яичницу, допив кофе, Виктор хотел было закурить, но раз-
думал, тщательно перемыл посуду, убрал в квартире, оделся и встал у
зеркала, перед тем как выйти из дома.
В длинном зеркальном прямоугольнике на Виктора смотрел
высокий, крепкий, загорелый мужчина в черных вельветовых брю-
ках, темно-синей куртке с дутым воротником и темно-коричневой
замшевой кепочке. Виктор подмигнул своему отражению, получив
тут же зеркальный ответ.
Во дворе дома, как косой, размахивал метлой на длинной белой
деревянной ручке дворник Слава.
- Привет начальству, - сдернул он серый блинчик своего берета
в ответ на приветственный взмах Виктора и оперся на метлу.
Пока Виктор сметал листья, прилипшие к капоту и лобовому
стеклу своих "Жигулей", они побеседовали со Славой о том, что
погода стоит, как по заказу, что в прошлом году бабье лето выдалось
позже и было коротким и что в соседнем подъезде кто-то помер, а в
пятьдесят второй квартире нынче свадьба.
Виктор сел в машину, прогрел мотор, поправил зеркало заднего
вида и плавно выехал из двора дома. Определенной цели, какого-то
маршрута у него не было, и он, не торопясь, пересек несколько
улиц, выехал на набережную и по ней попал на Ленинские горы. Ос-
тановил машину, дошел по шуршащей листве до свободной скамейки
и сел.
Та ли это была скамейка, на которой они сидели когда-то с Люсей
- почти три года, или не та, Виктор не помнил, да и приехал он сюда
не для того, чтобы снова предаваться бесконечным размышлениям о
том, что произошло в то время с ним, с Антоном, с Мариной, с
Люсей, с Таисьей, с Сергеем - просто Виктор ощутил, что если он и
думает о прошлом, то совершенно спокойно, нет, не равнодушно, а
как о чем-то далеком, что произошло даже как будто не с ним, а с
кем-то другим. И как всегда, в такие моменты Виктор удивился тому,
каким же он был когда-то несмышленым, и что повторись эта история
сейчас, он бы уже не совершил тех глупостей, которые, увы, не
исправишь, а, с другой стороны, может быть, все получилось к
лучшему.
Да, конечно, Виктор должен был с самого начала, не таясь, рас-
сказать Люсе всю правду. Это было бы честно, правильно, но неиз-
вестно, что было бы дальше, как бы к этому отнеслась Люся - для
женщины вокруг любимого обязательно должен сиять ореол мужества
и благородства, впрочем, и для мужчины в женщине должно быть
нечто... Так каждый человек тешит себя какой-то иллюзией и, даже
зная горькую правду, делает вид, будто она существует, и только
время, быстротекущее время, расставляет все по свои
местам.
Тогда, когда уже все в прошлом.
И наверное, совсем ни к чему рассказывать обо всем, до конца.
Есть вещи, о которых лучше молчать. Несмотря ни на что.
К числу таких происшествий, подумал Виктор, можно отнести,
например, такой случай, который произошел в семье Виктора, когда
еще были живы отец и мать.
Как-то к ним приехала погостить из-под Тамбова сестра отца со
своим сыном. Двоюродный брат был одного возраста с Виктором.
Тихий, невзрачный мальчик - он ничем не запомнился Виктору. Вско-
ре после того, как они уехали, тетка прислала письмо, в котором ра-
достно извещала, что ее сынок нашел в вагоне и тут же подарил своей
мамочке женские часы. По описанию они полностью соответствовали
трофейным часам, подаренным в свое время отцом Виктора своей
жене и пропавшим из дома с отъездом тамбовских родственников.
Об этом происшествии Виктор узнал случайно от матери, когда
она лежала в онкологическом центре. Сложность семейной ситуации
заключалась даже, может быть, не в том, что мальчик взял эти часы
и наивно "нашел" их в поезде, а в том, что тетка из Тамбова
неоднократно их разглядывала и с завистью восхищалась ими. Сын,
скорее всего, хотел сделать матери подарок, мать же также наивно
сделала вид, что поверила случайной находке.
Вот так и появилась семейная тайна.
Мать Виктора молчала - попробуй, скажи мужу о случившемся,
мальчик так и вырос в полной уверенности, что никто ни о чем не
догадался, а его мамочка не удержалась и приехала на пятидесятилетие
брата в обновке.
Отец Виктора мгновенно узнал часы, но тоже ничего не сказал,
только спросил у жены, где же его подарок. Мать Виктора, закусив
до крови губу, отвела глаза, и отец все понял. Вечером он увел сестру
в лес - дело происходило за городом, на даче, которую снимали
родители Виктора. О чем они там говорили - неизвестно, но когда
вернулись, сестра молча протянула часы матери Виктора, но не удер-
жалась и картинно изумилась:
- Все-таки не мог Рудольф этого сделать...
Вот они иллюзии, вот она правда...
Виктор усмехнулся, подумав о том, что тайны семейные имеют
аналогии и в общественной жизни. Например, далеко не обо всем,
связанном с деятельностью института, в котором работал Виктор,
можно судачить с первым встречным. Также и любой поступок имеет
свое второе, третье или неизвестно еще какое по счету дно. И для того,
чтобы докопаться до этого последнего дна, надо знать все и о
человеке, совершившем поступок, и о побудительных мотивах, и о
последствиях.
Возможно ли это?
А если и возможно, попробуй-ка возьми на себя роль верховного
судьи и, осуждая бескомпромиссным прокурором мелочность чужого
эгоизма, не станешь ли одновременно великодушным адвокатом сво-
Курылев Олег
Русанов Владислав
Конан-Дойль Артур
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Бажанов Олег