Чтение 37–й страницы книги ~Закрытый перелом~

его собственного "я"? И тогда тебе станет тоскливо, подумал Виктор.
Тоскливо от того, что, ох, как далеко не всегда великие идеалы руко-
водят людьми в их каждодневной суматошной жизни. И от того, что
мудрость - результат прошлых ошибок, которые исправить уже нельзя.
Виктор встал, не спеша дошел до машины, посидел у открытого
окна и снова тронулся в путь. Спустился вниз с Ленински

гор и покатил по набережной, мимо Окружного железнодорожного
моста, под насыпью которого, на другом берегу Москва-реки сияли
купола Новодевичьего монастыря, пересек реку по Бородинскому
мосту и опять двинулся по набережной в сторону Центра междуна-
родной торговли.
В этом Центре когда-то велись переговоры с одной иностранной
фирмой на предмет покупки лицензии на режимы прокатки трудно-
деформируемых сплавов и в этих переговорах участвовал как специа-
лист Виктор. Переговоры кончились ничем - в конце концов было
принято решение закупить партию готовой катаной стали, потому что
оказалось, что рассчитать подобный режим могла и лаборатория Вик-
тора - зачем же тогда покупать лицензию - а вот гарантии того, что
сталь будет получена с заданными свойствами, не было.
Тогда Виктор убедился, какая же это непростая наука - внеш-
няя торговля. Развеялась его иллюзия, что купить-продать в между-
народном бизнесе - это, примерно, то же, что и сделка на колхозном
рынке. При этом Виктор воочию увидел людей, которые ворочали
миллионами, получая зарплату вдвое меньшую, чем он сам.
Но до Центра международной торговли Виктор не стал доби-
раться, свернул направо и выехал к зоопарку. Найдя место, где мож-
но было оставить машину, Виктор вошел на территорию зоопарка и
присел на скамейку около большого пруда.
Белые и черные лебеди величаво рассекали ставшую от утренних
холодов уже прозрачной воду, утки сбивались в стаю и время от
времени с треском рвущегося на ветру полотна взлетали, делая два-
три тренировочных круга над зоопарком. В середине ж

пруда, на небольшом островке, рядом со сколоченным из зеленых
досок домиком сидели, спрятав головы под крыло, те утки, которые,
очевидно, не собирались подвергать себя опасностям дальнего пере-
лета, а предпочитали перезимовать здесь, за пазухой большого
города.
Глядя на этих цивилизованных птиц, Виктор подумал о том, что
они изменили своей природе, своему вечному инстинкту и, скорее
всего, встали на путь прямого вырождения. Не понимая этого, ко-
нечно. Они избрали то, что легче далось сегодня - вот также посту-
пают многие люди. Но люди отличаются от уток тем, что знают, что
будет завтра, что завтра их не будет, а сегодня надо трудиться для тех,
кто придет на их место завтра.
В этом весь смысл жизни, вся ее диалектика. И если ты не по-
нимаешь этого или начинаешь жить только ради себя, то тогда и воз-
никает та самая двойственность существования от необходимости
натянуть маску искренности, благородства, честности на лицо своего
эгоизма.
По такой же схеме, подумал Виктор, возник и так долго сущест-
вовал союз троих: Антон-Марина-Виктор. Союз-маска свободных от
каких-либо обязательств людей, единственным принципом которых
было: мое желание - закон!
Виктор вспомнил, как он вел планомерную осаду Люси, притво-
ряясь то бесшабашным оптимистом, то убитым горем сиротой, то
безнадежно влюбленным, как он предлагал Люсе стать ее рабом,
но... только на время их встреч, и как он все-таки добился своего... и
жестоко за это поплатился.
В конце такой схемы, по которой существовал триумвират, все-
гда стоит тупик. Также, как в деле Марчука, который доказывал, что
можно повысить производительность агрегатов на тридцать процен-
тов, и нашлись же люди, поддержавшие его идею. Где сейчас этот
Марчук? Все давным-давно о нем забыли, а если и вспоминают, то
как об анекдоте, а ведь этот анекдот, может быть, составил смысл
целой жизни этого человека.
Двойственность начинается с первой лжи, подумал Виктор.
Может быть, не с первой лжи, но с главной лжи, со лжи в глав-
ном. А когда же я дрогнул, сознательно солгал себе в первый раз?
В самый трудный момент своей жизни...
- А какие же мы хорошенькие, какие сладкие. А вот мы тут ся-
дем, отдохнем, вот на этой скамеечке, здесь и солнышко как раз
светит, - услышал Виктор женский воркующий голос.
Виктор сидел, закинув голову навстречу нежаркому осеннему
солнцу, закрыв глаза и надвинув кепочку на лоб. Он открыл глаза и
увидел молодую мамашу в очках, в сиреневой пуховой шапочке, в
зеленом приталенном пальто и черных резиновых ботиках. Она
склонилась над детской коляской, мерно ее покачивая, а потом при-
села рядом с Виктором.
- Господи, Таисия! - удивился Виктор.
Таисия неторопливо повернула голову, посмотрела на Виктора и
поздоровалась так, словно они расстались только вчера:
- Привет.
- Не признал сначала, - заговорил Виктор. - Я же тебя в очках
никогда не видел.
- Что же я по-твоему девка молодая, на выданье, и буду очки
таскать, как старуха? - посетовала она на непонятливость Виктора. -
Сейчас я уже замужняя, можно и носить. Близорукость у меня. С дет-
ства. Уже около минус пяти. Говорят, операции сейчас делают, ис-
правляют глаза, не слышал?
- Слышал. Есть даже специальный институт микрохирургии
глаза. У нас один сотрудник, Иван Сергеевич, такую операцию
сделал. Удачно.
- Боюсь я, - вздохнула Таисья. - С другой стороны, привыкла. Ты
в стереокино никогда не был?
Виктор утвердительно кивнул головой.
- Был, значит, - поняла Таисья. - Так вот, когда там на экран без
очков смотришь, то все размытым кажется, а если очки наденешь, то
все такое крупное, близкое и словно лезет на тебя. Вообще-то я хожу
без очков и никого не вижу. Спокойней мне так, о своем думаю. Да
без очков мне и люди кажутся лучше, красивее. Вот на тебя посмот-
рела, седой ты уже, в морщинках, а ведь молодой еще мужчина.
- Скоро сорок, - улыбнулся Виктор.
- А моему Анатолию тридцать. Тоже не мальчик, в армии от-
служил. Он у меня на заводе, который "Москвичи" делает, работает. И
танцует. В самодеятельности.
- Сын? - кивнул головой на коляску Виктор.
- Нет. Девочка. Верой назвали. В честь моей бабки из Сибири, ту
тоже Верой звали. Год, как померла, как раз под ноябрьские. До
девяноста совсем немного не дотянула.
Таисия ненадолго задумалась, замолчала, потом мягко улыбну-
лась:
- А нам уже целых четыре месяца и пять дней, мы уже почти пять
килограмм весим...
И Таисия, засветившись от счастья, стала обстоятельн

рассказывать Виктору, как проходила у нее беременность, как она
рожала, как день ото дня растет и крепнет ее Верунька...
Виктор смотрел на Таисию. Она раздалась, округлилась, верно,
не ограничивала себя после родов. Исчез девичий румянец, глаза
совсем скрылись в складках припухлых век и только временами, когда
Таисия смеялась, в ней проглядывала прежняя, скуластая, брызжущая
неуемной жаждой жизни, веселая девушка. Виктор заметил, что
изменился не только облик Таисии, стала другой ее речь. Раньше,
может быть, под влиянием Антона, Таисия читала вслух стихи... Куда
это ушло?.. И еще Виктор подумал, что, наверное, ей ни к чему
исправлять зрение - пусть живет в замкнутом мире своих радостей и
забот, своих иллюзий. А также Виктор представил себе эту, еще
молодую, но уже по-бабьи грузную женщину женой Антона...
Переключившись на Антона, Виктор вспомнил, как Антон влиял
на него именно в самые трудные моменты жизни.
Тогда, когда нельзя лгать себе...
Обращаясь к Антону за помощью, Виктор хотел решить свои
проблемы, но вместо того чтобы самому найти верный ответ на му-
чившие его вопросы, Виктор брал готовые концепции Антона.
А ведь каждый сам к своему идет итогу.
У Антона не было детства - Виктор вспомнил рассказ Таисии о
космонавтах, которые видели в межзвездном черном пространстве
корабль со своими умершими родителями, и подумал, что Антон не
смог бы на месте этих космонавтов увидеть своего отца, да и мать
ему представилась молодой, даже моложе Антона, девушкой.
Так кто осудит Антона за то, что он изначально не верил в Добро
и Любовь? А ведь это - основа той истины, в которую надо верить,
просто верить и все, верить, что Добро всегда победит Зло, не
смотря ни на что. Антон же отрицал даже права на иллюзию, на уте-
шение, на сознательный самообман, который, может быть, необхо-
дим человеку, чтобы найти новые силы для жизни. А женщинам во-
обще свойственна по природе своей склонность к само обману, по-
этому Антон относился к ним, как к неразумным детям, которым не