то ли рассказывая о прочитанной книге, то ли вспоминая какой-то
фильм или случай из жизни, постоянно уточнял для себя концепцию
Антона. Антон говорил охотно, подробно разъясняя свою теорию,
что человек обречен жить и страдать, а никто не спросил его, желает
ли он этого, что, скрывая свою животную сущность, люди обяза-
тельно становятся двойными, но такими их делает еще и сама жизнь,
что каждому своя боль, свое страдание ближе, чем боль или страда-
ние другого человека, что подняться надо всем этим может только
бесстрашный философ, осознающий всю тщетность жизненной суеты,
что такая доля недоступна женщине и что единственный смысл су-
ществования человека - в утверждении своего "я", каким способом,
это неважно, потому что волей-неволей каждый считает, что избран-
ный способ самоутверждения - лучший, потому что избрать иной
способ самоутверждения в силу своего разума, способностей и харак-
тера, человек не может. Значит, все заранее предопределено и живет
человек уготованной ему судьбой.
Виктор во многом соглашался с Антоном. Да, действительно, в
больнице он убедился, что любого больного интересует прежде всего
своя болезнь, что путь к духовным вершинам - это не прогулка с
любимой под луной по цветущему саду и что самоутверждение - не-
обходимое условие реализации любой личности. Но при этом Вик-
тор, наконец-то, разобрался, что же его всегда тревожило и мучительно
не устраивало в концепции Антона.
А понял это Виктор, найдя ответ на такой вопрос: является ли для
Антона аксиомой, постулатом всей его теории вера в Человека?
Оказалось, что нет.
Более того, оказалось, что таким эталоном, то есть честным отве-
том на этот вопрос, меряется не только концепция Антона, но и любое
действие, любой поступок любого человека. Можно, например, понять
и простить мальчика, укравшего часы, чтобы подарить их матери, но
нельзя простить мать, заведомо знавшую, что она принимает
краденый подарок.
Придя к такому выводу, Виктор почувствовал, как начинают ус-
покаиваться болевые точки его души, стал опять ощущать себя
цельным, а не как бы разделенным надвое человеком.
О своих выводах Виктор не говорил Антону, но тот, видимо, по-
чувствовал, что у Виктора есть свое мнение на этот счет. Их беседы
совсем прекратились после того, как Антон сбил на горе девушку.
Виктор знал, что Антон больше не ходил в больницу к пострадав-
шей, не узнал ее имя и адрес, чтобы хоть как-то помочь ей - гора
спишет, на горе такое случается часто, что поделаешь, несчастный
случай... Несчастный случай... Несчастная девушка...
Они не говорили об этом.
Молчали.
А когда вернулись в Москву, просто разошлись в разные сто-
роны, помахав на прощанье друг другу...
... Виктор выключил телевизор, почистил зубы, лег, почитал не-
много переводной роман о сицилийской мафии и уснул.
Утром Виктор проснулся сразу и, совершив свой обычный ритуал,
состоящий из гимнастики, душа и завтрака, продолжал размышлять о
том же, как будто и не было ночного перерыва между вчерашним и
сегодняшним днем.
Память вернула Виктора в зоопарк, и Виктор по ассоциации
вспомнил случай из той поры, когда он еще учился в школе.
Это было в четвертом или пятом классе. Очередной урок зоологии
проходил в зоопарке. Весь класс был возбужден, дети плохо слу-
шались, толкались, бегали, шумели и представляли собой полуди-
кую стаю. Их с трудом укротила классная руководительница, построив
в пары и замкнув колонну, которую возглавила экскурсовод.
Виктор в паре с Антоном то картинно перепрыгивал через мел-
кие лужи, то натыкался на впереди идущего, то деланно изумлялся
каким-то зверям в вольерах, но все это делал с оглядко
на Антона. Антон шагал молча, глубоко засунув руки в карманы
курточки, и лишь легким прищуром глаз давал понять Виктору, что он
заметил и оценил его проделки.
Наконец, подошли к клетке, в которой лежал лев, дети сами со-
бой встали полукругом вокруг экскурсовода и выжидательно на нее
посмотрели. Сразу же стал слышен шум проехавшего вдалеке трам-
вая, тонкий вскрик какой-то птицы и унылое шуршание накрапываю-
щего дождика.
Экскурсовод, пожилая рыхлая женщина, проговорила себе под
нос, но все услышали:
- Слава богу, хоть сегодня тихо.
И с неприязнью добавила:
- Ох, уж эти детки...
- На твою тетю Фросю похожа, - шепнул Виктор Антону на ухо.
У Антона сузились глаза.
- Итак, дети, перед вами царь зверей, - привычно равнодушно
повысила голос экскурсовод.
Дети невольно поглядели на клетку и увидели, что царь зверей
лежит на черном мокром цементном полу, закрыв глаза, что он похож
скорее на большую голую кошку с серым, слипшимся от дождя
воротником, чем на повелителя земной фауны, что он, как и звери в
остальных клетках, совсем не страшный и не кровожадный.
Экскурсовод монотонно продолжала свой, построенный в полном
соответствии с рекомендуемой методикой, рассказ о семействе ко-
шачьих, а Антон неотрывно смотрел на льва.
- Спит, наверное, - прошептал Виктор Антону.
- Хищники днем всегда спят, - ответил также тихо Антон. - Я
слышал, что если смотреть на зверя в упор, то он не выдерживает
взгляда человека...
И в этот момент лев поднял голову и с неожиданно проявившимся
величием равнодушно посмотрел на группу человеческих детенышей.
Что-то заставило его задержать свой взгляд на Антоне.
Виктор, стоящий рядом, увидел, что у льва большие, спокойные,
покрытые пленкой скуки, желтые глаза. Лев, не мигая, замер на
мгновенье, потом слегка сморщил нос и опустил нижнюю губу, соби-
раясь зевнуть, - получилась презрительная гримаса.
- Ну, ладно, - стиснув зубы, прошептал Антон.
За дальнейшими действиями Антона и лев, и Виктор наблюдали с
удивленным интересом. На указательном и большом пальцах левой
руки Антона оказалась надета тонкая резинка. Правой рукой Антон
достал из кармана согнутую из обычной проволоки скобку, натянул
резинку, незаметно для других, укрывшись плечом, от живота прице-
лился и...
Пулька угодила льву в черный мокрый нос. Он несказанно уди-
вился, возмущенно привстал и, поняв, что не в его власти отомстить
обидчику, издал поначалу сиплый, жалобный крик. Лев стал
метаться вдоль прутьев ограждения, как бы раскачивая на ходу свой
яростный, безумный, звериный рев, в котором звучала безысходная
тоска по свободе. Забеспокоились, забегали звери в соседних клетках:
львицы, пантеры, ягуары, леопарды. Они поддержали льва не-
стройным, но мощным хором, где-то жутко захохотали гиены, заорал
дурным голосом павлин, заверещали дискантами обезьяны... - заголо-
сил весь зоопарк.
- Это, как цепная реакция, - натужно объясняла классной руко-
водительнице экскурсовод. - И каждый раз ни с того, ни
сего. Прямо истерия какая-то...
Не только Виктор и остальные дети, но и Антон ощутили страх
перед бунтом зверей - настолько яростен был крик тоскующих по
свободе и посаженных за двойные решетки.
За двойные...
Когда же наносится человеку обида, которую он не в силах про-
стить, подумал Виктор. Вот они расстались с Антоном молча, даже
не сказав друг другу "прости" или что-то в этом роде. Нет, просто
разошлись и все. Наверное, Антон ждет, что Виктор позвонит пер-
вым...
Эх, Антон, Антон, подумал Виктор, любишь ты быть тамадой за
столом. Всегда провозглашаешь себя президентом республики, по-
тирая руки, принимаешься за "массаж мозга". А что в результате? До-
бился-таки своего - Виктор теперь и сам готов помассировать мозги
своему учителю. И ответить ему его же словами:
Пусть будет познано вдвойне, подумал Виктор, но нельзя быть
двойным, жить двойным - отравишься! И помни о белом мгновении, о
котором говорил Марк, - неумолимо наступит час, когда придется
держать ответ перед самим собой и посмертная маска отразит либо
ужас перед панорамой бесцельно прожитой жизни, либо спокойствие
от сознания, что ты сделал все, что в твоих силах для победы Добра...
Виктор знал, что ему делать: он тщательно, не торопясь, пере-
оделся, приготовил смесь и инструменты. Потом включил стереосис-
тему, и после малой паузы, вздохнув, протяжно запели скрипки,
затрубил гобой и серебром посыпались синкопированные радостные
и тревожные одновременно трели клавесина.
Виктор работал долго, пока из аморфной глины не стали про-
Лукьяненко Сергей
Панов Вадим
Роллинс Джеймс
Земляной Андрей
Перумов Ник
Сертаков Виталий