через два. Судя по всему, джип сломался, его хозяин ждал помощи и был
еще жив, когда летали вертолеты. Его обязательно обнаружили бы, если бы
вертолеты действительно поднялись в воздух. Но горючее сожгли на
собственные нужды или продали налево и только рапортовали о поисках.
на жару и разливали по стаканам прямо на капоте.
от жажды, брошенный в пустыне советский человек понял, что ждать помощи
бесполезно, отверткой на кузове царапал он послания матери, отцу, жене,
сыну и... партии. Организатору и вдохновителю...
выставки, большой советской экспозиции на международной ярмарке в стра-
не, которая вдруг начала воевать со своим соседом на Ближнем Востоке.
Воевали по-восточному: швыряли друг в друга ракетами. Они падали на мир-
ный незащищенный город - куда Аллах прикажет. В посольстве срочно собра-
лись на совет все советские начальники. Решение о срочной эвакуации пер-
сонала выставки было принято сразу, но тут кто-то вспомнил, что экспона-
ты представляют собой материальную ценность. На войне, как на войне -
спишем. Генеральный же партийный секретарь совколонии со значением ука-
зал, что среди экспонатов есть представляющие собой непреходящую, нет-
ленную ценность - два ковра ручной работы с портретами Ленина и Брежне-
ва. Нельзя допустить, чтобы они погибли или достались в руки мародерам,
способным совершить надругательство над совсвятынями.
хал он на ярмарку. Уже по пути он увидел ужасные последствия бомбардиро-
вок - развороченные чрева домов, толпы обезумевших людей, потерявших
кров и своих ближних. Очередной налет начался, когда он был в павильоне.
Содрогнулась земля, и разлетелись со звоном стеклянные витрины. Парторг,
укрывшись за колонну, смотрел, как оседающая пыль покрывает серым нале-
том ковровые лики вождей, как сфинксы взирающих в светлое будущее чело-
вечества поверх рухнувшей советской показухи, и думал: "А что я здесь
делаю? Спасаю портреты? Кого? Кумиров моего сознания? Да не верю я ни в
них, ни в их идеи, не нужны они мне. Я не нужен... они не нужны... И да-
же местные мародеры не польстятся на эти тряпки... Господи, пронеси и
помилуй, помоги только выбраться из этого ада..."
Глава сорок четвертая
К О Л О Н И Я
Глава сорок четвертая
Четыре тысячи кусочков из жесткого картона, разных по форме: и многопалые
каракатицы, и прямоугольнички с пуговками с двух сторон, и круглоголовые
человечки с толстыми ножками и ручками.
лась: глубоко-черные, словно фраки, коричневые, как монашеские рясы, или
карнавально-маскарадные, как маски.
ры и высыпал из коробки четыре тысячи картонок. Получилась небольшая
горка. Переворачивая и разглядывая картонки, догадался, что головки од-
них должны совпадать с впадинками других, но каждая головка предназначе-
на для своей впадинки - только одной из четырех тысяч, как муж и жена,
как мужчина, чья женщина - половинка - только одна и он ей - единствен-
ный.
жалко на пустяки, и я лениво порассматривал их, но тут мелькнуло: уж че-
тыре картонки совсем легко определить из четырех тысяч, у них у всех
прямой уголок, и минут за пятнадцать я откопал их в кучке.
- боковые картонки должны обязательно быть с одной прямой сторонкой в
отличие от извилистых остальных. На это незаметно ушло еще больше часа,
зато, подбирая по цвету, я постепенно выложил прямоугольную рамку, широ-
кую в основании, примерно золотого сечения.
нок, словно осыпалась фреска, но зато сама рамка уже была знак, заманчи-
вый намек на постепенное открытие картины в целом. Внизу рамка была зе-
леной с черными прожилками, но бокам переходила с одной стороны в раз-
ноцветный пожар, с другой - в темно-серый или коричневый, а венчалось
все это переходом от темно-синего в светло-голубой.
иногда на несколько часов, иногда на пятнадцать минут я приходил в пус-
тую комнату с листом фанеры и складывал картонки-кусочки друг с другом.
Немало времени заняла нудная работа - сначала я рассортировал кучку кар-
тонок на три поменьше: на черно-зелено-разноцветную, и это была земля,
на серую-темносинюю, и это была вода, на бело-голубую, и это было небо.
При этом попадались кусочки, неизвестно чему принадлежавшие - то ли
тверди, то ли свету, то ли водам.
каждую отдельно, освободив полностью внутреннее пространство рамки, тер-
пеливо ждавшей своего заполнения. При разборке выпадало случайное удач-
ное сцепление, соединение и вдруг оказывалось, что рисунок с одной кар-
тонки плавно и естественно продолжается на другой, и воображение живо
продолжало замысловатый изгиб или прямую стрелку. Три сложившихся кар-
тонки являли собой слитный кусочек с изъянам, требовавшим уже совершенно
определенную четвертую составляющую, напряженный поиск которой занимал
то несколько минут, то несколько дней, но находка всегда дарила радость
успеха и поддерживала блекнущее желание нового поиска. Верные соединения
пяти-шести-десяти кусочков требовали правильной ориентации в прост-
ранстве, чтобы не ошибиться, где верх, где низ. Сложившиеся куски я ос-
торожно перекладывал на большой лист фанеры внутрь рамки, и они пятнами,
словно под рукой реставратора, заполняли собой структуру фанерного сре-
за. Соединение больших кусков казалось чудом, когда полностью совпадала
и бесследно исчезала извилистая линия раздела.
ная трава, сквозь которую чернела земля, а в траве запутались разбросан-
ные ветром свежеопавшие или уже тронутые увяданьем или совсем скукожив-
шиеся желтые, серые, багряные листья. По серединке из травы поднимались
вверх два замшелых, пропитанных до черноты дождями столба, на которых
наискосок была прибита ржавыми гвоздями доска недлинной скамейки с нес-
колькими опавшими листьями и в оспинах шелухи осыпавшихся еще по весне
почек.
темно-зеленые побеги, тянулись вверх коричневые тонкие стволы кустарни-
ка, переходящие в переплетенье веток в пожаре красных, желтых, желто-зе-
леных, бурых, бордовых листьев, а справа от скамейки торчала низкая
прибрежная поросль из ломких былинок, упавших веток и высокой травы.
ричневый, а затем на серый, далее водное пространство принимало на себя
оттенок неба, его отражение и переходило в даль небольшого залива и ви-
ден был, открывался другой берег, вдоль которого шла ограда. За ней вид-
нелась крыша автомобиля мышиного цвета и поднимался двухэтажный дом, бе-
лый дом под красной черепицей с верандой, увитой густым плющом. Над кры-
шей высились высились кирпичные трубы, их заслоняли голые ветви мощных
деревьев, по возрасту намного старше дома, сквозь которые синело небо и
белели облака.
мальчика, а перед ними яхта, чья белая мачта и голубой корпус дробились,
отражаясь в мелкой серой волне залива, которую ветер гнал к противопо-
ложному берегу, где стояла скамейка.
радостью содеянного, потому что только я сам прошел этот путь от первых
четырех уголков и рамки до последнего "человечка", которого я уложил на
свое место. Такое же чувство испытывает альпинист на вершине горы - вни-
зу под ногами пройденный путь, а над головой только небо, или яхтсмен,
завершивший кругосветное одиночное плаванье.
оно счастье, что еще надо? Чем дольше я смотрел на сложенную картинку,
тем сильнее возникало ощущение, что мальчишки эти - внуки мои, а я похо-
ронен на этом берегу залива, который мне уже никогда не переплыть - зато
они не забывают меня, приезжают помянуть, посидеть на замшелой скамейке
возле моего последнего приюта.
бе что-то подобное на земле советской.
скотчем, - длинный список дел, которые нужно обязательно успеть завер-
шить до отъезда. Прилепилась на дверь такая же бумажка и у нас. Только
список дел, по-моему, был длиннее в два раза.
командированного в моей заграничной судьбе. Приехал пока без жены. Он
жил в торгпредской гостинице, и мы с ним вращались по тому же кругу, как
когда-то я бегал с Марченко: посольство, торгпредство, аппарат торгсо-
ветника, представительство АПН, ССОД... Везде представлял: "Моя замена."
И в глазах знакомых появлялся огонек сочувствия: "Уезжаешь?.."
Прозоров Александр
Роллинс Джеймс
Круз Андрей
Володихин Дмитрий
Конан-Дойль Артур
Белов Вольф