шоколад, курили, спали. Книги не нашлось ни у одного. Первые три или четыре
часа они прочитывали названия городов, через которые мы проезжали, и
высовывались из окна, когда поезд -- что случалось довольно часто --
останавливался в чистом поле. Потом и этот интерес у них пропал. В полдень и
второй раз, когда стемнело, давали чуть теплое какао, его разливали из
бидонов нам в кружки большим черпаком. Эшелон медленно тащился южной
магистралью по плоской, унылой местности.
Приглашение мы получили через вестового и собрались у полковника в купе, где
застали его самого и его адъютанта в касках и полной амуниции. Первыми его
словами были:
форме. То обстоятельство, что в данный момент мы в поезде, значения не
имеет.-- Я подумал, что нас выгонят, но он обвел всех свирепым взглядом и
заключил: -- Прошу сесть.
обнаруживались доказательства дурного исполнения офицерами своего долга.
Состояние, в каком оставляется лагерь,-- это лучшая проверка деятельности
ротных офицеров. Именно от этого зависит добрая слава батальона и его
командира. И я,-- действительно ли он сказал это или я просто передаю
словами то возмущение, которое выражали его голос и взгляд, наверное, он
все-таки этого не сказал,-- я не допущу, чтобы моя профессиональная
репутация пострадала из-за расхлябанности отдельных временно служащих
офицеров.
распоряжения. Более чуткий человек понял бы, что не сумел произвести
желаемый эффект; а может быть, он это и понял, потому что заключил тоном
обиженного учителя:
свои заметки, стал читать:
пункт В. Переброска производится по крупной железнодорожной магистрали,
представляющей опасность в отношении воздушных бомбардировок и химических
атак со стороны противника.
Третьей роте предписывалось по прибытии эшелона на место приступить двумя
взводами к выгрузке батальонного имущества и переброске его на трех
грузовиках, имеющих ожидать в пункте прибытия, в "район нового расположения
части; работу производить до завершения; третьему взводу обеспечить охрану
временного полевого склада, а также выставить часовых по периметру нового
лагеря.
вздохнул;
батальонного командира.
разозлятся. Что это он, где грязная работа, так обязательно нас назначает?
затемнения, и вскоре нас опять побеспокоил вестовой, уныло пробиравшийся
вдоль вагонов с трещоткой в руке. "Deuxieme service!" 1,-- сострил кто-то из
сержантов пообтесаннее.
закрыть все окна.
ничего из ротного имущества не заражено и что мною выделены люди для
проведения перед выгрузкой из эшелона наружной дегазации вагона. Как видно,
батальонного это удовлетворило, потому что больше он нас не дергал. Когда
совсем стемнело, мы уснули.
соблюдения военной тайны и в целях лучшей боевой подготовки нам надлежало
сторониться платформ и вокзалов. Прыжки в темноте с подножки вагона на
шлаковую насыпь повлекли за собой неизбежные беспорядки и увечья.
всегда, не торопится.
делу.
Скоро взвод Хупера ушел, маршируя, во тьму; я разыскал трехтонки, расставил
солдат цепочкой по крутому откосу, чтобы передавать грузы из рук в руки;
вагон-ресторан.
цепочки, потому что появился мой помкомроты, выехавший к нам навстречу с
первым разгруженным грузовиком.
есть. Еще постреляем уток, если повезет. Рядом деревня с одним питейным
заведением и почтой. Никаких городов на много миль вокруг. Я занял на нас
двоих отдельный домик.
по извилистой проселочной дороге, и свисающие ветви деревьев хлестали по
ветровому стеклу; в каком-то месте мы свернули с дороги и поехали по
подъездной аллее; потом в каком-то месте выехали на открытое пространство,
где сходились две аллеи; здесь, в кольце зажженных керосиновых фонарей,
грудой лежало наше снаряжение. Мы разгрузили последний грузовик и наконец-то
под низким черным небом, из которого начал сеяться мелкий дождь, пошли за
провожатыми на свои квартиры.
побрился и, только уходя, обернулся с порога и спросил своего помкомроты;
бубнивший у меня над ухом беспрестанно, бессмысленно день за днем, вдруг
пресекся; наступила великая тишина, сначала пустая, но постепенно, по мере
того как возвращались ко мне потрясенные чувства, наполнившаяся сладостными,
простыми, давно забытыми звуками, ибо он назвал имя, которое было мне хорошо
знакомо, волшебное имя такой древней силы, что при одном только его звуке
призраки всех этих последних тощих лет чредой понеслись прочь.
облака низко и тяжело висели над головой. Было тихое утро, дым лагерной
кухни столбом поднимался к свинцовому небу. По склону холма, скрываясь из
глаз за поворотом, тянулась дорога, некогда засыпанная щебнем, затем
заросшая травой, теперь же раскатанная и разбитая в жидкую грязь, а по обе
стороны от нее стояло и лежало железо, и оттуда доносился, стук, и шум, и
свист, и крики -- все звуки зверинца, какие издает батальон, начиная новый
день. А дальше вокруг нас еще более знакомый расстилался изумительный
искусственный ландшафт. Мы находились в замкнутой, отгороженной от мира
неширокой долине. Наш лагерь был разбит на одном ее отлогом склоне; еще не
тронутый противоположный склон поднимался прямо перед нами к близкому
дружественному горизонту, а между нами протекала речка -- Она называлась
Брайд и брала начало всего в каких-нибудь двух милях отсюда, возле
живописной фермы, носившей название Брайдспринг, куда мы нередко ходили
пешком после обеда; ниже, перед тем как слиться с Эвоном, она становилась
внушительной рекой, а здесь, перегороженная плотинами, разливалась, образуя
три пруда, один -- как мокрая сланцевая плитка в камышах, зато два других
широко и свободно вмещали в себя отражения облаков и могучих прибрежных
буков. В лесу росли одни дубы и буки: дубы -- черные, голые, буки -- чуть
припорошенные зеленью лопнувших почек; купы деревьев живописно и просто
обступали те маленькую зеленую прогалину, то широкую зеленую поляну --
паслись ли еще на них пятнистые олени? -- а у воды, чтобы взгляд не блуждал
бесцельно, был построен дорический храм и последний водослив венчала увитая
плющом арка. Все это было распланировано, выстроено и посажено полтора
столетия тому назад, чтобы примерно к нашему времени достигнуть расцвета.
без того знал, где и как он расположен, укрытый кронами лип, точно спящая
лань папоротниками.
-- хотя подражать пытались многие,-- особый лад. Лицо его было серо после
ночного бдения, и побриться он еще не успел.
Просторная. Я только оттуда -- осматривал, Очень живописно, я бы сказал.
Интересно, там пристроена вроде католическая часовня, так в ней, когда я
заглянул, по-моему, шла служба -- один только падре и еще какой-то старикан.