Чтение 51–й страницы книги ~Возвращение в Брайдсхед~

один раз, когда повредила плечо на охоте. Есть что-то такое в пароходной
жизни, располагающее всех к праздности и роскошеству, верно?

-- Кроме меня.

-- А эти неуместные розы?

Парикмахер делал свое дело, являя чудеса ловкости и устойчивости --
подобно балетному фехтовальщику, он то балансировал на носке одной ноги, то
перепрыгивал на другую, стряхивая с лезвия клочья мыльной пены и низвергаясь
с высоты на мой подбородок, как только судно вновь принимало ровное
положение; сам бы я не отважился поднести к лицу безопасную бритву.

Снова зазвонил телефон.

Это была моя жена:

-- Как ты себя чувствуешь, Чарльз?

-- Устал немного.

-- Ты ко мне не зайдешь?

-- Я уже заходил. Буду чуть погодя.

Я захватил и принес ей цветы из гостиной; они довершили впечатление
родильной палаты, которое моя жена успела создать в своей каюте: у ее
постели, словно акушерка, стояла стюардесса -- накрахмаленный столп
уверенности и спокойствия. Моя жена повернула ко мне голову на подушке и
слабо улыбнулась; она протянула обнаженную руку и погладила кончиками
пальцев ленты и хрусткий целлофан самого большого букета.

-- Все так добры,-- чуть слышно проговорила она, словно шторм был ее
личной бедой, в которой любящее человечество ей соболезновало.

-- Ты, как я понимаю, не встанешь?

-- Ах, нет, миссис Кларк так ко мне внимательна.-- Она всегда умела
запоминать фамилии прислуги.-- Ты не беспокойся. Заходи ко .мне время от
времени и рассказывай, что происходит.

-- Нет-нет, деточка,-- вмешалась стюардесса,-- чем меньше нас сегодня
будут беспокоить, тем лучше.

Даже из морской болезни моя жена умудрилась сделать некое общеженское
таинство. Каюта Джулии, я знал, находилась где-то под нашей. Я подождал ее у
лифта, ведущего на главную палубу; когда она пришла, мы поднялись и сделали
один круг по палубе; я держался за перила, а она взяла меня под руку.
Прогулка была не из легких; сквозь струящееся стекло был виден перекошенный
мир серого неба и черной воды. Когда судно давало резкий крен, я
поворачивался, чтобы она могла тоже ухватиться свободной рукой за перила;
ветер выл уже не так оглушительно, но пароход стонал и скрипел от
напряжения. Сделав один круг, Джулия сказала:

-- Бог с ним. Эта женщина выколотила из меня все печенки, у меня больше
ноги не ходят. Пойдем посидим.

Массивные бронзовые двери салона сорвались с защелок и свободно ходили
туда-сюда, послушные пароходной качке; с равномерностью маятника, готовые
все смести на своем пути, они по очереди, то одна, то другая половинка,
распахивались и запахивались снова; завершив каждый полукруг, задерживались
секунду и снова начинали движение, сначала медленно, а под конец быстро,
захлопываясь с оглушительным стуком. Серьезной опасности для проходящих они
не представляли -- разве только сильно замешкаешься и тебя стукнет на
обратном, быстром махе; вполне можно было успеть пройти, даже не прибавляя
шагу; однако грозный вид этих вырвавшихся на свободу металлических плит
легко мог бы человека робкого устрашить и побудить к торопливости; и я с
радостью ощутил, что рука Джулии не дрогнула у меня на локте и что она идет
рядом со мною, сохраняя совершенную невозмутимость.

-- Браво,--сказал какой-то сидевший поблизости человек.-- Честно
признаюсь, я пошел через другой вход. Не по душе мне что-то пришлись эти
двери. С ними тут с утра бьются, никак не закрепят.

В тот день в салонах и на палубе было немного народу, и эти немногие
были, казалось, объединены между собой некоей общностью взаимного уважения;
никто ничего не делал, только сидели с торжественным видом в креслах, иногда
пили что-нибудь и похваливали друг друга за неподверженность морской
болезни.

-- Вы первая женщина, которую я сегодня вижу,-- продолжал этот человек.

-- Да, мне повезло.

-- Это нам повезло,-- возразил он, сделав движение вперед, которое он
начал как поклон, но завершил падением на колени, когда промокательная
бумага у нас под ногами вдруг круто пошла одним краем вверх. Нас отшвырнуло
от него, и мы, цепляясь друг за друга, но все еще на ногах поспешили сесть
там, куда завела нас эта фигура нашего танца,-- в дальнем конце салона, в
стороне от всех; по салону во всех направлениях были протянуты леера, и мы
оказались за канатами, точно боксеры на ринге.

Подошел стюард.

-- Вам как обычно, сэр? Виски с теплой водой, если я не ошибаюсь? А что
для дамы? Могу ли я предложить глоток шампанского?

-- Это ужасно, но я действительно с огромным удовольствием выпила бы
шампанского,-- сказала Джулия.-- Что за роскошная жизнь: розы, полчаса с
женщиной-боксером и теперь шампанское!

-- Напрасно вы так меня шпыняете за эти розы. Это и вообще-то была не
моя идея. Их кто-то прислал Селии.

-- О, тогда совсем другое дело. Это с вас полностью снимает вину. И
делает мою массажистку еще непростительнее.

-- А меня брили в постели.

-- Я рада насчет роз,-- сказала Джулия.-- Признаюсь, они меня неприятно
поразили. Показалось, что день начинается нехорошо.

Я понял, что она хотела сказать, и в эту минуту ощутил себя так, словно
стряхнул с себя пыль и песок минувших десяти лет; в тот день, как и всегда,
каким бы способом она ни объяснялась со мной -- недомолвками, отдельными
словами, избитыми фразами современного жаргона, едва заметными движениями
глаз, губ или рук,-- как бы невыразима ни была ее мысль, как ни далеко
успевала отскочить рикошетом от обсуждаемого предмета, как ни глубоко уйти с
поверхности внутрь вещей, я понимал; даже в тот день, когда я еще стоял на
пороге любви, я понимал, что она хотела сказать.

Мы выпили, и скоро, держась за канат, к нам добрел наш новый знакомец.

-- Ничего, если я присоединюсь к вам? Скверная погодка, как ничто,
сближает людей. Десятый раз переплываю Атлантику и никогда не переживал
ничего подобного. Молодая леди, я вижу, бывалый мореход.

-- Вовсе нет. Я никогда раньше не плавала, только вот в Нью-Йорк и
теперь обратно, ну и через Канал, конечно. Меня не укачивает, слава богу, но
я устала. Сначала я думала, что это после массажа, но теперь склоняюсь к
мысли, что виновата качка.

-- Моя жена чувствует себя убийственно, а она плавала тысячу раз. Это
кое-что да значит, верно?

Он сел вместе с нами обедать. Его присутствие мне не мешало; он явно
испытывал нежность к Джулии и при этом считал нас мужем и женой; это его
заблуждение и трогательная галантность только сближали нас.

Видел вас вчера вечером за капитанским столом,-- сказал он.-- Со всеми
важными птицами.

-- Очень скучные это птицы.

-- Если хотите знать, важные птицы всегда скучные. Но в настоящий
шторм, вроде этого, сразу видно, кто чего стоит.

-- У вас пристрастие к тем, кто не страдает морской болезнью?

-- Ну, не то чтобы пристрастие, нет, пожалуй, но я просто хочу сказать,
что шторм объединяет людей.

-- Да.

-- Возьмите нас, например. Если бы не это, мы бы и не познакомились. В
свое время у меня было несколько очень романтических встреч на море. Если
леди мне позволит, я хотел бы рассказать об одном небольшом приключении,
которое произошло со мною в Лионском заливе в бытность мою молодым
человеком.

Мы чувствовали усталость; недостаток сна, непрекращающийся грохот и
напряжение, которого требовал каждый шаг, вконец нас измотали. После обеда
мы разошлись спать по каютам. Когда я проснулся, качка была все такой же
сильной, чернильные облака проносились над кораблем и стекла все так же
струились водой, но во сне я как-то приспособился к шторму, зажил его
ритмом, слился с ним воедино и встал с постели сильным и уверенным в себе.
Джулия уже тоже была на ногах и в таком же настроении.

-- Знаете ли вы,-- сказала она,-- что наш знакомый устраивает нынче
вечером для всех, кто хорошо переносит качку, "маленькую суарею" в
курительной комнате? Я звана вместе с мужем.

-- Ну и как, мы идем?

-- Конечно... Я, наверно, должна себя чувствовать, как та дама, с
которой он познакомился по пути в Барселону. Но я вовсе так себя не
чувствую, Чарльз.

В курительной собралось восемнадцать человек; между нами не было ничего
общего, за исключением неподверженности морской болезни. Мы пили шампанское,
потом пригласивший нас всех господин объявил:

-- Вот что я вам скажу: у меня с собой есть рулетка. Беда только в том,
что ко мне в каюту нельзя, супруга нездорова, а в общественном месте не
позволяется.

И мы в полном составе перебрались в мою гостиную и там играли
по-маленькой до глубокой ночи, потом Джулия ушла, но наш любезный хозяин
успел слишком много выпить и уже не мог обратить внимание на то, что мы с
нею обитаем врозь. Когда все, кроме него, разошлись, он уснул, сидя в
кресле, и я его там и оставил. Больше увидеть мне его не пришлось, так как
назавтра -- мне рассказал об этом стюард, относивший к нему в каюту
рулетку,-- он упал, идя по коридору, сломал бедро и был помещен в судовой
стационар.

Весь следующий день мы провели с Джулией вместе, и никто нам не мешал.
Мы разговаривали, почти не вставая с кресел, удерживаемые на месте накатом
волн. После обеда разошлись по каютам последние герои, и мы остались одни,
словно помещение специально очистили для нас, словно тактичная стихия
отправила всех на цыпочках вон, предоставив нас друг другу.