Чтение 7–й страницы книги ~Возвращение в Брайдсхед~

назначения: витая чугунная решетка ворот на краю деревенской улицы, две
классически одинаковые башенки, аллея, еще одни ворота, просторный парк,
поворот на подъездную аллею -- и вдруг перед нами развернулся совершенно
новый, скрытый от посторонних взглядов ландшафт. Отсюда начиналась
восхитительная зеленая долина, и в глубине ее, в полумиле от нас, залитые
предвечерним солнцем, серо-золотые в зеленой сени, сияли колонны и купола
старинного загородного дома.

-- Ну? -- спросил Себастьян, остановив автомобиль. Еще дальше, позади
дома, виднелись нисходящие ступени водной глади, и со всех сторон, охраняя и
пряча, его обступали плавные холмы.-- Ну как?

-- Вот бы где жить! -- вырвалось у меня.

-- Вам надо посмотреть цветники у фасада и фонтан.-- Он наклонился и
включил скорость.-- Здесь живет наша семья.

Даже тогда, захваченный чудесным зрелищем, я ощутил на мгновение,
словно ветер шелохнул тяжелые занавеси, зловещий холодок от этих его слов:
не "это мой дом", а "здесь живет наша семья".

-- Не беспокойтесь,-- продолжал он,-- их никого нет. Вам не придется с
ними знакомиться.

-- Но мне бы этого хотелось.

-- Ну, как бы то ни было, их все равно нет. Они в Лондоне.-- Мы
объехали дом и очутились в боковом дворике.-- Все заперто, войдем отсюда.--
Мы поднялись по каменным ступеням заднего крыльца и прошли под крепостными
сводами коридоров людской части дома.-- Я хочу познакомить вас с няней
Хокинс. Мы для этого и приехали.-- И мы пошли вверх по тщательно вымытой
деревянной лестнице, потом по каким-то коридорам, вдоль которых строго
посредине тянулась узкая шерстяная дорожка, и по другим коридорам,
застланным линолеумом, минуя несколько лестничных клеток поменьше и ряды
желто-красных пожарных ведер, поднялись еще по одной лестнице, запирающейся
вверху решетчатыми створками, и очутились наконец в детской, расположенной
под самой крышей, в центре главного здания.

Няня Себастьяна сидела у раскрытого окна; перед нею был фонтан, пруды,
беседка и, перечеркнув дальний склон, сверкал обелиск; разжатые руки ее
покоились на коленях, между ладонями лежали четки; она спала. Утомительная
работа в молодости, непререкаемый авторитет в зрелые годы, покой и
довольство в старости -- все запечатлелось на ее морщинистом безмятежном
лице.

-- Вот так сюрприз,-- сказала она, просыпаясь. Себастьян поцеловал ее.

-- А это кто? -- спросила она, глядя на меня.-- Что-то я его не помню.

Себастьян представил нас друг другу.

-- Вот кстати приехали. Как раз Джулия здесь. В городе у них столько
хлопот! А без них здесь скучно. Одна только миссис Чэндлер да две девушки и
старый Берт. А потом они уезжают на курорт, да еще в августе здесь котел
менять будут, вы собираетесь в Италию к его светлости, остальные по гостям,
глядишь, раньше октября здесь никого и не жди. Да ведь должна же и Джулия
получить все удовольствия, что и остальные барышни, хотя зачем это придумали
уезжать в Лондон в самую летнюю пору, когда сады в цвету, никогда не могла
понять. Прошлый вторник был здесь отец Фиппс, я так ему прямо и сказала,--
заключила она, словно тем самым ее суждение оказалось освящено его
авторитетом.

-- Ты говоришь, Джулия здесь?

-- Да, голубчик, вы, верно, с ней разминулись. Она у Консервативных
женщин. Должна была с ними заняться ее светлость, но ей что-то неможется.
Джулия долго там не пробудет, только произнесет приветствие и уедет, еще до
чая.

-- Боюсь, мы с ней опять разминемся.

-- А вы покуда еще не уезжайте, голубчик, то-то она удивится, когда вас
увидит, хотя к чаю ей все-таки лучше бы остаться, я ей так и сказала, ведь
Консервативные женщины ради этого и собираются. Ну а какие у вас новости?
Прилежно ли вы занимаетесь?

-- Боюсь, что не очень, няня.

-- Ну конечно, целые дни играете в крикет, как ваш брат. Но он все же
выбирал и для занятий время. С самого Рождества его здесь не было, теперь,
надо полагать, скоро приедет на аграрную выставку. Видели вы, что в газетах
про Джулию напечатано? Это она сама мне привезла. Конечно, она-то и не того
еще заслуживает, но написано очень даже хорошо: "Прелестная дочь, которую
леди Марчмейн вывозит в этом сезоне... столь же остроумна, сколь и хороша
собой... пользуется самым большим успехом". Ну что ж, все это чистая правда,
хотя ужасно жаль, что она отрезала волосы; такие были чудесные волосы,
совсем как у ее светлости. Я сказала отцу Фиппсу, что, по-моему, это
противоестественно. А он говорит "Монахини стригутся". А я говорю: "Надеюсь,
вы не хотите сделать монахиню из нашей леди Джулии? Подумать только!"

Они с Себастьяном продолжали разговор. Уютная комната имела необычную
форму, отвечающую изгибам центрального купола. Узор на обоях состоял из лент
и роз. В углу дремала лошадка-качалка, над камином висела олеография
Иисусова сердца, пустой очаг скрывали связки сухого камыша, а на комоде была
аккуратно разложена целая коллекция подарков, привезенных няне в разное
время ее детьми: раковины и куски лавы, тисненая кожа, крашеное дерево,
фарфор, мореный дуб, кованое серебро, синий флюорит, алебастр, кораллы --
сувениры многочисленных каникулярных поездок.

Спустя какое-то время няня сказала:

-- Позвоните, голубчик, мы выпьем вместе чаю. Обычно я спускаюсь к
миссис Чэндлер, но сегодня мы будем пить чай здесь. Моя прежняя девушка
уехала в Лондон вместе со всеми. А новая только что из деревни. Ничего не
знала и не умела поначалу, но делает успехи. Позвоните.

Но Себастьян сказал, что нам пора уезжать.

-- А как же мисс Джулия? Она, когда узнает, ужасно расстроится. Вот бы
для нее был сюрприз!

-- Бедная няня,-- сказал Себастьян, когда мы вышли.-- Ей очень скучно
живется. Я всерьез подумываю взять ее жить к себе в Оксфорд, только она все
время будет требовать, чтобы я ходил в церковь. Нам надо торопиться, пока не
возвратилась моя сестра.

-- Кого вы стыдитесь, ее или меня?

-- Самого себя,-- серьезно ответил Себастьян.-- Я не хочу, чтобы вы
знакомились с моими родными. Они все такие немыслимо обаятельные. Всю мою
жизнь они у меня все отбирали. Из-за этого их обаяния. Стоит только вам
попасть к ним в лапы, и они сделают вас своим другом, а не моим. А я этого
не хочу.

-- Ну хорошо,-- сказал я.-- Я удовлетворен. Но может быть, мне будет
позволено осмотреть дом?

-- Я же сказал, все заперто. Мы приехали навестить няню. В
тезоименитство королевы Александры доступ открыт, цена один шиллинг. Ну
ладно, пойдемте, если вам так хочется.

Через обитую сукном дверь он провел меня по темному коридору с лепным
сводчатым потолком и золотым карнизом, почти неразличимым во мраке; затем,
распахнув тяжелые резные двери красного дерева, ввел меня в высокий
полутемный зал. Свет просачивался только сквозь щели ставен. Одну из них
Себастьян, подняв щеколду, отодвинул, и мягкий предвечерний свет хлынул
внутрь, заливая голый пол, два одинаковых мраморных скульптурных камина,
высокий купол потолка, покрытый фресками, изображающими античных богов и
героев, зеркала в золотых фигурных рамах, пилястры из искусственного мрамора
и островки зачехленной мебели. Это был не более как мимолетный взгляд, какой
удается иногда бросить из проезжающего автобуса в окно освещенного бального
зала,-- в следующее мгновение Себастьян закрыл ставню.

-- Ну вот,-- сказал он.-- В таком роде.

У него заметно испортилось настроение с тех пор, как мы пили вино под
нашими вязами, а потом резко свернули по аллее, и он спросил: "Ну как?"

--Сами видите, смотреть совершенно нечего. Когда-нибудь я покажу вам
две-три хорошенькие вещички. Но только не сейчас. Впрочем, есть еще часовня
-- надо вам на нее взглянуть. Она в стиле модерн.

Последний архитектор, приложивший руку к Брайдсхеду, построил колоннаду
и два боковых флигеля. Один из них и был часовней. Мы вошли в нее через
публичный притвор, другая дверь вела прямо в дом; Себастьян окунул концы
пальцев в чашу со святой водой, перекрестился и встал на колени; я
последовал его примеру.

-- Зачем вы это сделали? -- раздраженно спросил он:

-- Из вежливости.

-- Если ради меня, то совершенно напрасно. Вы хотели смотреть, вот и
смотрите.

Весь старый интерьер был распотрошен и наново декорирован в духе
последнего десятилетия девятнадцатого века. Ангелы в длинных цветастых
мантиях, вьющиеся розы, усеянные цветами луга, резвящиеся ягнята, библейские
тексты, выведенные кельтской вязью, святые в рыцарских латах покрывали стены
замысловатыми узорами ярких холодных тонов. У стены стоял резной триптих из
светлого дуба, которому нарочно был придан вид лепнины. Светильник в алтаре
и все металлические детали были из бронзы, покрытой ручной чеканкой так
густо, что ее поверхность напоминала старую сморщенную кожу; на ступенях
алтаря лежал ковер цвета луговой травы с белыми и золотыми ромашками.

-- Ух ты! -- сказал я.

-- Это папин свадебный подарок маме. А теперь, если вы насмотрелись,
идемте.

По аллее навстречу нам проехал закрытый "роллс-ройс", за рулем сидел
шофер в ливрее, а сзади мелькнула девическая фигурка, и кто-то посмотрел
через окно автомобиля нам вслед.

-- Джулия, -- сказал Себастьян.-- Чуть было не попались.

Потом мы остановились поболтать с каким-то велосипедистом ("Это старина
Бэт",-- объяснил Себастьян), а затем выехали из ворот, обогнули башенку и
пустились по шоссе в обратный путь к Оксфорду.

-- Простите меня,-- сказал Себастьян через некоторое время.-- Боюсь, я
был нелюбезен с вами сегодня. Брайдсхед часто оказывает на меня такое
действие. Но я должен был познакомить вас с няней.