навсегда, возвратились, чтобы встретить лорда Марчмейна. В день прибытия
Корделия поехала на вокзал, мы же остались и должны были приветствовать его
дома. День был хмурый, дул порывистый ветер. Дома в деревне и павильоны в
парке были украшены; сначала предполагалось, что вечером разведут костер, а
на террасе будет играть деревенский духовой оркестр, но от этих планов
отказались, и только флаг, который не поднимали двадцать пять лет,
развевался над куполом и хлопал на ветру в низком свинцовом небе. Пусть
хриплые голоса беды надсадно кричали в микрофоны Европы и станки военных
заводов гудели от напряжения -- здесь приезд лорда Марчмейна в родные края
все еще оставался событием первостепенного значения.
Уилкокс, державший на проводе начальника железнодорожной станции, объявил:
"Поезд показался!" -- и еще через минуту: "Поезд у перрона! Его светлость на
пути домой". Мы вышли на крыльцо и стали ждать в окружении старших слуг.
Вскоре из-за поворота аллеи показался "роллс-ройс", за ним на почтительном
расстоянии следовали два фургона. Кортеж подъехал и остановился; первой
вышла Корделия, за ней Кара; потом произошла заминка, шоферу был передан
плед; подоспевшему лакею -- трость; и вот из машины медленно высунулась
нога. У дверцы в это время уже стоял Плендер; другой слуга --
камердинер-швейцарец -- выскочил из фургона; вдвоем они вынули лорда
Марчмейна из машины и поставили на ноги; он протянул руку за тростью,
схватил ее и несколько мгновений постоял, набираясь сил для восхождения по
плоским ступеням парадного крыльца.
назад в Монте-Карло, и тогда он был прямой и величественный господин, почти
не изменившийся с тех пор, как я познакомился с ним в Венеции. Теперь это
был старик. Плендер говорил нам, что его хозяин в последнее время
недомогает; к этому он нас не подготовил.
выбился у него из-под воротника, лоб закрывал низко надвинутый суконный
картуз, под ним белело морщинистое, старое лицо с покрасневшим от холода
носом; глаза слезились, но не от избытка чувств, а от восточного ветра; он
тяжело дышал. Кара заправила ему под воротник концы шарфа и что-то шепнула
на ухо. Тогда он поднял руку в детской серой вязаной варежке и устало
помахал собравшимся на крыльце; потом очень медленно, глядя себе под ноги,
поднялся по ступеням и вошел в дом.
была под шубой; лишенный этих оболочек, он казался совсем усохшим, но зато
более элегантным; неприглядность полного изнеможения оставила его. Кара
поправила ему галстук; он вытер глаза большим клетчатым платком и, опираясь
на трость, прошел к камину.
были расставлены в прихожей, наверное только ради замысловатых гербов на
прямых спинках,-- неудобные, с плоскими сиденьями, на которых никто, даже
усталый лакей в передней, ни разу не присаживался со дня их появления в
доме; здесь и уселся лорд Марчмейн и еще раз утер глаза.
непривычки совсем расклеился.
Это, казалось, его оживило. Он остался сидеть на стуле, все так же вытянув
перед собою длинные ноги и положив подбородок на костяную рукоятку трости,
стоящей между колен, но теперь он начал замечать нас, здороваться и отдавать
распоряжения.
переночевать в Дувре. Уилкокс, какие комнаты для меня приготовлены?
Нужно на первом этаже. Плендер, приготовьте мне постель на первом этаже.
задумался на мгновение.
ближайшие две-три недели.
войти-то по-настоящему было нельзя дальше тесного выгороженного веревками
пятачка сразу за дверью, где толпились посетители в те дни, когда в дом
открывался доступ для публики; это был нежилой роскошный зал-музей
чиппендельской резьбы, фарфора, лака и разрисованных драпировок; "королевино
ложе" тоже было музейным экспонатом под огромным бархатным балдахином, как в
соборе святого Петра. Неужели, подумал я, лорд Марчмейн еще в солнечной
Италии задумал для себя этот пышный смертный одр? Или мысль эта пришла ему в
голову под холодным, косым дождем во время нескончаемого, мучительного
путешествия? А может быть, она появилась только сию минуту, как некое
внезапно пробудившееся воспоминание детства, как давняя мечта -- "Вот стану
взрослым, буду спать на "королевином ложе" в Китайской гостиной",-- как
апофеоз взрослого великолепия?
который должен был стать торжественным, оказался наполнен самой утомительной
суетой; горничные растапливали камин, снимали чехлы, приносили простыни;
мужчины в фартуках, никогда прежде не появлявшиеся в доме, двигали мебель;
были приглашены столяры из деревни, чтобы внести и поставить "королевино
ложе". Его спускали частями по парадной лестнице, и это продолжалось с
перерывами до самого вечера: тяжелые спинки, изрезанные завитками в стиле
рококо; обтянутые бархатом карнизы; крученые, с позолотой и бархатной
обивкой колонны, служащие подпорками для балдахина; перекладины
неполированного дерева, не предназначенные для глаза и выполняющие невидимые
конструктивные функции под прикрытием драпировок; плюмажи из раскрашенных
перьев, торчащие из вызолоченных страусовых яиц, которые осеняли сверху
балдахин; и, наконец, матрацы, каждый из которых, надрываясь, тащило по
четыре человека. Лорду Марчмейну словно придавала силы вся эта сумятица,
порожденная его капризом; он сидел у огня, наблюдая за происходящим, а мы
стояли перед ним полукругом -- Кара, Корделия, Джулия и я -- и беседовали с
ним.
Поскольку мы здесь в узком семейном кругу,-- и его взгляд иронически
скользнул с Кары на меня,-- я могу говорить без обиняков. Я нахожу все это
достойным сожаления. Ее прежний супруг был, насколько мне известно, моряком
и, видимо, в связи с этим не отличался взыскательностью, но как мог мой сын
в зрелом возрасте тридцати восьми лет, имея к своим услугам, если только
Положение в Англии не изменилось самым коренным образом, весьма широкий
выбор, остановить его на... э-э-э... видимо, я должен называть ее так,
э-э-э... Берил...-- И он красноречиво оборвал фразу.
поэтому немного погодя мы придвинули стулья -- те самые геральдические
стулья с прямыми спинками, поскольку вся прочая обстановка здесь была
чересчур массивной,-- и расселись вокруг.
он.-- И полагаюсь на вас четверых -- вы будете меня развлекать.
он держался среди нас бодрее всех.
будущей супругой. Мы рассказали что знали.
способна родить.
война. Считается, что все "устроится". Джулия, ты, как я полагаю, больше не
имеешь доступа к политическим новостям? Кара вот у нас, по счастью,
британская подданная. Это обстоятельство она, как правило, не склонна
афишировать, но оно еще, может быть, окажется кстати. Официально она
именуется миссис Хикс, не правда ли, дорогая? О Хиксе мы знать ничего не
знаем, но будем ему очень обязаны, если дело дойдет до войны. А вы,--
перенес он огонь на меня,-- вы, я не сомневаюсь, станете штатным
рисовальщиком?
запаса.
Прошлую войну у меня был один при эскадроне, несколько недель -- пока мы не
вышли на передовую.
учтивых манер каменный костяк недоброжелательства, теперь же он проступил,
как нос, лоб, подбородок и скулы на его обтянутом кожей лице.
отправились посмотреть на него, возглавляемые лордом Марчмейном, который
теперь вполне бодро шагал через анфиладу комнат.
когда-то серебряный кувшин с тазом -- они, по-моему, стояли в комнате,
которую мы зовем Кардинальской гардеробной; что, если поставить их вот на
этой консоли? Теперь можете прислать ко мне Плендера и Гастона, а багаж
подождет до завтра, достаточно только дорожного несессера и моих ночных
вещей. Плендер знает. Если вы теперь оставите меня с Плендером и Гастоном, я
лягу. Увидимся позднее; вы будете ужинать здесь со мною и заботиться о том,