Куполе и на елке, что в автопарке, гасли огни. Он прошел
полмили мимо бараков до жилья Клары. Другие девушки ждали своих
мужчин, либо отправлялись искать их в Рекреаториуме, но дверь
Клары была замкнута. К ней была приколота записка: "Майлз,
ненадолго уезжаю. К." Сердитый и заинтригованный, он вернулся в
свое общежитие.
разбросанные по стране. После операции она стеснялась навещать
их. Теперь, как предполагал Майлз, она скрывалась у них. Именно
манера ее бегства, такая непохожая на ее мягкие привычки,
мучила его. Всю неделю он не думал ни о чем другом. В голове
его подголосками всей дневной деятельности звучали упреки, а
ночью он лежал без сна, мысленно повторяя каждое слово,
сказанное ими друг другу, и каждую минуту близости.
регулярными. Думы нестерпимо угнетали его. Он силился не думать
об этом, как силятся сдержать приступ икоты, но безуспешно.
Спазматически, механически он думал о возвращении Клары. Он
проверил по времени и обнаружил, что это происходило каждые
семь с половиной минут. Он засыпал, думая о ней, и просыпался,
думая о ней. Но все же временами он спал. Он сходил к психиатру
отдела, который сказал ему, что он мучается родительской
ответственностью. Но не Клара-мать преследовала его, а
Клара-предательница.
Еще через неделю он думал о ней нерегулярно, хотя часто; только
когда что-либо извне напоминало о ней. Он стал смотреть на
других девушек и решил, что излечился.
коридорам Купола, а они смело оглядывались на него. Потом одна
остановила его и сказала:
имени боль вытеснила весь его интерес к другое девушке. --
Вчера я навестила ее.
сверхсекретно. Я так думаю, что она попала в аварию, и там
замешан какой-то политик. Я не вижу другой причины всей этой
возни. Она вся в повязках и весела, как жаворонок.
день в отделе Эвтаназии, который был весьма важной службой. В
сумерках Майлз шагал к больнице, одному из недостроенных зданий
с фасадом из бетона, стали и стекла и мешаниной бараков за ним.
Швейцар не отрывался от телевизора, показывавшего старую
непонятную народную игру, в которую прошлые поколения играли в
День Санта Клауса, и которую возродили и переработали, как
предмет исторического интереса.
затрагивала службу материнства до начала дней Благосостояния.
Он назвал номер палаты, где лежала Клара, не отрываясь от
странного зрелища из быка и осла, старика с фонарем и молодой
матери.
творилось до Прогресса.
искомый отдел. Тот был обозначен "Экспериментальная Хирургия.
Вход только для Служащих Здравоохранения". Он нашел каморку.
Клара спала, простыня скрывала ее до глаз, а волосы разметались
по подушке. Она прихватила сюда кое-что из своих вещей. Старая
шаль лежала на столике у койки. К телевизору был прислонен
расписной веер. Она проснулась, глаза ее были полны искреннего
радушия. Подтянув простыню еще выше, она заговорила через нее.
зеркала, но говорят, что все прошло чрезвычайно успешно. Я
теперь важная персона, Майлз, -- новая глава в прогрессе
хирургии.
теперь уже все.
впоследствии. Я говорила тебе об этом. Потому-то я и перенесла
операцию Клюгмана, помнишь?
умном, новом докторе? Он все вылечил.
Ее назовут его, а может быть, моим именем. Он не эгоист и хочет
назвать ее Операция Клары. Он удалил всю кожу и заменил ее
чудесным новым веществом вроде синтетической резины, на которое
отлично ложится грим. Он говорит, что цвет не тот, но на сцене
не будет заметно. Погляди, потрогай.
было что-то совершенно нечеловеческое, тугая скользкая маска,
розовая, как лососина.
появились следующие персонажи -- Рабочие Пищевой
Промышленности. Казалось, что они объявили внезапную
забастовку, бросили своих овец и бежали от каких-то просьб
продавца в фантастическом одеянии. Аппарат разразился старой
забытой песенкой: "О, радость уюта и счастья, радость уюта и
счастья, радость уюта и счастья."
любовью и гордостью. Наконец, он нашел нужные слова; банальная,
традиционная сентенция, слетавшая с губ поколений сбитых с
толку и пылких британцев:
лежал навзничь, пока луна не заглянула в его окно и не уронила
свет на его бессонное лицо. Тогда он вышел и за два часа, когда
луна уже почти закатилась, забрался далеко в поля, потеряв
Купол Безопасности из виду.
знак, и он прочел: "Маунтджой, 3/4 мили". Он зашагал дальше, и
звезды освещали его путь к воротам Замка.
пенологии. Он проследовал по подъездной аллее. Все темное лицо
старого дома смотрело на него молча, без упрека. Он знал, что
требовалось. В кармане он носил зажигалку, которая часто
работала. Она сработала для него и на сей раз.
зажегся, как бумага. Краска и панели, лепные украшения,
гобелены и позолота покорялись объятию прыгавшего пламени. Он
вышел наружу. Вскоре на террасе стало жарко, и он отошел
дальше, к мраморной часовне в конце длинной аллеи. Убийцы
прыгали из окон второго этажа, а замкнутые наверху половые
преступники вопили от ужаса. Он слышал, как падали люстры и
видел, как кипящий свинец низвергался с крыши. Это было
получше, чем удавить несколько павлинов. Ликуя, он смотрел, как
сцена поминутно раскрывала свежие чудеса.
лилиями шипели падающие головни; огромный потолок из дыма
заслонил звезды, и языки пламени уплывали под ним в верхушки
деревьев.
сила огненной бури уже ослабла. Майлз поднялся со своего
мраморного трона и пошел домой. Он уже не был утомленным. Он
бодро шагал за своей тенью от затухавшего пожара, протянувшейся
перед ним на лужайке.
спросил:
Правительства?