Чтение 3–й страницы книги ~Бойня номер пять, или крестовый поход детей~

- Я вам отвела место, где вы сможете поговорить, там вам никто не
помешает,- сказала она.

- Отлично,- сказал я и представил себе два глубоких кожаных кресла у
камина в кабинете с деревянными панелями, где два старых солдата смогут
выпить и поговорить. Но она привела нас на кухню. Она поставила два жестких
деревянных стула у кухонного стола с белой фаянсовой крышкой. Свет
двухсотсвечовой лампы над головой, отражаясь в этой крышке, дико резал
глаза. Мэри приготовила нам операционную. Она поставила на стол один-
единственный стакан для меня. Она объяснила, что ее муж после войны не
переносит спиртных напитков.

Мы сели за стол. 0'Хэйр был смущен, но объяснять мне, в чем дело, он не
стал. Я не мог себе представить, чем я мог так рассердить Мэри. Я был
человек семейный. Женат был только раз. И алкоголиком не был. И ничего
плохого ее мужу во время войны не сказал.

Она налила себе кока-колы и с грохотом высыпала лед из морозилки над
раковиной нержавеющей стали. Потом она ушла в другую половину дома. Но и там
она не сидела спокойно. Она металась по всему дому, хлопала дверьми, даже
двигала мебель, чтобы на чем-то сорвать злость.

Я спросил 0'Хэйра, что я такого сделал или сказал, чем я ее обидел.

- Ничего, ничего,- сказал он.- Не беспокойся.- Ты тут ни при чем.

Это было очень мило с его стороны. Но он врал. Я тут был очень при чем.

Мы попытались не обращать внимания на Мэри и вспомнить войну. Я отпил
немножко из бутылки, которую принес. И мы посмеивались, улыбались, как будто
нам что-то припомнилось, но ни он, ни я ничего стоящего вспомнить не могли.
0'Хэйр вдруг вспомнил одного малого, который напал на винный склад в
Дрездене до бомбежки и нам пришлось отвозить его домой на тачке. Из этого
книжку не сделаешь. Я вспомнил двух русских солдат. Они везли полную телегу
будильников. Они были веселы и довольны. Они курили огромные самокрутки,
свернутые из газеты.

Вот примерно все, что мы вспомнили, а Мэри все еще шумела. Потом она
пришла на кухню налить себе кока-колы. Она выхватила еще одну морозилку из
холодильника и грохнула лед в раковину, хотя льда было предостаточно.

Потом повернулась ко мне,- чтобы я видел, как она сердится и что
сердится она на меня. Очевидно, она все время разговаривала сама с собой, и
фраза, которую она сказала, прозвучала как отрывок длинного разговора.

- Да вы же были тогда совсем _детьми!_- сказала она.

- Что?- переспросил я.

- Вы были на войне просто детьми, как наши ребята наверху.

Я кивнул головой - ее правда. Мы были на войне _девами_ _неразумными_,
едва расставшимися с детством.

- Но вы же так не напишите, верно?- сказала она. Это был не вопрос -
это было обвинение.

- Я... я сам не знаю,- сказал я.

- Зато я знаю - сказала она.- Вы притворитесь, что вы были вовсе не
детьми, а настоящими мужчинами, и вас в кино будут играть всякие Фрэнки
Синатры и Джоны Уэйны или еще какие-нибудь знаменитости, скверные старики,
котбрые обожают войну. И война будет показана красиво, и пойдут войны одна
за другой. А драться будут дети, вон как те наши дети наверху.

И тут я все понял. Вот отчего она так рассердилась.

Она не хотела, чтобы на войне убивали ее детей, чьих угодно детей. И
она думала, что книжки и кино тоже подстрекают к войнам.

И тут я поднял правую руку и дал ей торжественное обещание.

- Мэри,- сказал я,- боюсь, что эту свою книгу я никогда не кончу. Я уже
написал тысяч пять страниц и все выбросил. Но если я когда-нибудь эту книгу
кончу, то даю вам честное слово, что никакой роли ни для Фрэнка Синатры, ни
для Джона Уэйна в ней не будет. И знаете что,- добавил я,- я назову книгу
"Крестовый поход детей".

После этого она стала моим другом.

Мы с 0'Хэйром бросили вспоминать, перешли в гостиную и заговорили про
всякое другое. Нам захотелось подробнее узнать о настоящем крестовом походе
детей, и 0'Хэйр достал книжку из своей библиотеки под названием
"Удивительные заблуждения народов и безумства толпы", написанную Чарльзом
Макэем, доктором философических наук, и изданную в Лондоне в 1841 году.

Макэй был неважного мнения обо всех крестовых походах. Крестовый поход
детей казался ему только немного мрачнее, чем десять крестовых походов
взрослых. 0'Хэйр прочел вслух этот прекрасный отрывок:

_Историки сообщают нам, что крестоносцы были людьми дикими и
невежественными, что вело их неприкрытое ханжество и что путь их был залит
слезами и кровью. Но романисты, с другой стороны, приписывают им благочестие
и героизм и в самых пламенных красках рисуют их добродетели, их великодушие,
вечную славу, каковую они заслужили, возданную им по заслугам, и неизмеримые
благодеяния, оказанные ими делу христианства._

А дальше 0'Хэйр прочел вот что:

_Но каковы же были истинные результаты всех этих битв? Европа
растратила миллионы своих сокровищ и пролила кровь двух миллионов своих
сынов, а за это кучка драчливых рыцарей овладела Палестиной лет на сто._

Макэй рассказывает нам, что крестовый поход детей начался в 1213 году,
когда у двух монахов зародилась мысль собрать армии детей во Франции и
Германии и продать их в рабство на севере Африки. Тридцать тысяч детей
вызвалось отправиться, как они думали, в Палестину.

Должно быть, это были дети без призора, без дела, какими кишат большие
города, пишет Макэй,- дети, выпестованные пороками и дерзостью и готовые на
все.

Папа Иннокентий Третий тоже считал, что дети отправляются в Палестину,
и пришел в восторг. "Дети бдят, пока мы дремлем!"- воскликнул он.

Большая часть детей была отправлена на кораблях из Марселя, и примерно
половина погибла при кораблекрушениях. Остальных высадили в Северной Африке,
где их продали в рабство.

По какому-то недоразумению часть детей сочла местом отправки Геную, где
их не подстерегали корабли рабовладельцев. Их приютили, накормили,
расспросили добрые люди и, дав им немножко денег и много советов, отправили
восвояси.

- Да здравствуют добрые жители Генуи,- сказала Мэри 0'Хэйр.

В эту ночь меня уложили спать в одной из детских. 0'Хэйр положил мне на
ночной столик книжку. Называлась она "Дрезден. История, театры и галерея",
автор Мэри Энделл. Книга вышла в 1908 году, и предисловие начиналось так:

_Надеемся, что эта небольшая книга принесет пользу. В ней сделана
попытка дать читающей английской публике обзор Дрездена с птичьего полета,
объяснить, как город обрел свой архитектурный облик, как он развивался в
музыкальном отношении благодаря гению нескольких человек, а также обратить
взор читателя на те бес- смертные явления в искусстве, которые привлекают в
Дрезденской галерее внимание тех, кто ищет неизгладимых впечатлений._

Я еще немножко почитал историю города:

_В 1760 году Дрезден был осажден пруссаками. Пятнадцатого июля началась
канонада. Картинную галерею охватил огонь. Многие картины были перенесены в
Кенигсштейн, но некоторые сильно пострадали от осколков снарядов, особенно
"Крещение Христа" кисти Франсиа. Вслед за тем величественная башня Крестовой
церкви, с которой, день и ночь следили за передвижением против- ника, была
охвачена пламенем. В противовес печальной судьбе Крестовой церкви церковь
Пресвятой девы осталась нетронутой, и от каменного ее купола прусские
снаряды отлетали, как дождевые капли. Наконец Фридриху пришлось снять осаду,
так как он узнал о падении Глаца - средоточия его недавних завоеваний. "Нам
должно отступить в Силезию, дабы не потерять все",- сказал он.

Разрушения в Дрездене были неисчислимы. Когда Гёте, юным студентом,
посетил город, он еще застал унылые руины: "С купола церкви Пресвятой девы я
увидал сии горькие останки, рассеянные среди превосходной планировки города;
и тут церковный служка стал похваляться передо мной искусством зодчего,
который в предвидении столь нежеланных случайностей укрепил церковь и купол
ее против снарядного огня. Добрый служитель указал мне затем на руины,
видневшиеся повсюду, и сказал раздумчиво и кратко: "Дело рук врага"._

На следующее утро мы с девчурками пересекли реку Делавар, там, где ее
пересекал Джордж Вашингтон. Мы поехали на Международную: выставку в
Нью-Йорк, поглядели на прошлое с точки зрения автомобильной компании Форда и
Уолта Диснея и на будущее - с точки зрения компании "Дженерал моторс"...

А я спросил себя о настоящем: какой оно ширины, какой глубины, сколько
мне из него достанется?

В течение двух следующих лет я вел творческий семинар в знаменитом
кабинете писателя при университете штата Айова. Я попал в невероятнейший
переплет, потом выбрался из него: Преподавал я во вторую половину дня. По
утрам я писал. Мешать мне не разрешалось. Я работал над моей знаменитой
книгой о Дрездене. А где-то там милейший человек по имени Симор Лоуренс
заключил со мной договор на три книги, и я ему сказал:

- Ладно, первой из трех будет моя знаменитая книга про Дрезден...

Друзья Симора Лоуренса зовут его "Сэм"', и теперь я говорю Сэму:

- Сэм, вот она, эта книга.

Книга такая короткая, такая путаная, Сэм, потому что ничего
вразумительного про бойню написать нельзя. Всем положено умереть, навеки
замолчать, и уже никогда ничего не хотеть. После бойни должна наступить