Олесь Гончар
Твоя заря
иронии,- что самые верные люди на свете - конечно, дети. Что даже жизнью
своей он обязан тому славному степному народцу - хуторским мальчишкам,
которые в сумерках нашли его, поверженного аса, под какой-то там заячьей
кураиной в степи и на рядне приволокли в хуторок своим матерям на мороку...
воздушные бои, не раз и Заболотный появлялся в здешнем небе, с группой
"ястребков" прикрывая своих ребят, пока они бомбили раскинувшуюся среди
равнин, забитую вражескими эшелонами Узловую. А когда, отбомбившись,
улетали обратно за Днепр на свой полевой аэродром, оставив после себя
вулканы огня, подростки из окрестных хуторов прибегали к станции смотреть
на разгром, па эти клокочущие пламенем степные Помпеи. Затаившись по
ободранным садам, еще не попавшие под набор хлопцы и девчата жадно, с
радостным биением сердца наблюдали, как лопаются цистерны, как горят по
бессчетным колеям разбитые вдребезги фашистские эшелоны, как торчмя встают
раскаленные рельсы, по которым должны бы их вывозить в тот проклятый рейх!
Степная молодежь - парни еще безусые, девушки нецелованные,- они душой
улавливали, что здесь, в огнях Узловой, сейчас решается их будущая судьба,
разве же не образ ее является им здесь из хаоса покореженного,
раскаленного, пружинящего железа?
разрумянясь от пламени и переживаний, приносили рудые куски сплавленного
сахара,- спекшийся в камень, был он для них как бы подарком от своих, от
тех бесстрашных заднепровских соколов!
пунцовых щеках еще не развеянный пламень станционных пожаров, и только
шагнула в темноте на подворье, как Сенчик, младший брат, вымахнув из хаты,
огорошил ее своим, на всю степь слышным, заговорщицким полушепотом:
хлопотали, кого-то обмывали, тело юношеское, окровавленное, непривычно
сверкнуло, и Софийка, вспыхнув от смущения, стремглав бросилась из хаты.
Прижатый к груди еще теплый кусок сплавленного сахара только здесь, в углу
двора, выскользнул у девушки из-под фуфайки, глухо упал в бурьян, напугав
брата. Софийка с Сончиком просидели над своим станционным трофеем до
полуночи, настороженно караулили от ночных шорохов родную хату, всю теперь
переполненную другой жизнью - заботами о летчике.
освоившись в новой обстановке, будет коротать вечера у спасенного, летчик
однажды скажет ей:
найти... Только не слишком ли громкая молва пошла здесь о моей персоне?
конце концов, был рядовым. Сколько их падало тогда в леса, в степи, в
болота, чтобы обезвеститься навсегда, чтобы еще одной скорбью омрачить
товарищей где-то на далеких, исполненных тщетного ожидания аэродромах... А
этому вот, чуть живому, суждено было оказаться здесь, вблизи Узловой, на
исхлестанном ветрами хуторке, кем-то когда-то названном Синим Гаем. Хотя
какой там гай: оккупационные бурьяны шумят окрест, с десяток хаток, всем
ветрам открытых, жмутся среди степи друг к дружке. Тополь да явор у
чьих-то ворот, традиционные вишенки за хатами, два-три колодезных журавля
(па хвосте у одного большущий камень-грузило, что неизвестно откуда и
взялся здесь, в краю черноземов), поодаль от хутора ферма, длинная,
покосившаяся,- такой это мир...
работу как раз на станции, всю -жизнь топтали стожки туда да оттуда, хотя
расстояние изрядное, нс рукой подать. И Софийка, сколько помнит себя, вес
была связана с Узловой извилистой полевой стежкою, потому что отец работал
на станции машинистом, а жизнь машиниста известно какая: дома не
засиживается, побыл и подался, опять где-то там получает маршрут и, как
обычно перед выходом в рейс, проходит медосмотр... Кажется, работал он там
вечно, уставший, приходил после смены со своим промасленным сундучком и
гостинцами в нем. Узловая же позвала отца и в ту самую горькую ночь осенью
сорок первого, когда ветрище бесновался над степью, а Софийка, смущенно
простившись, потом долго гналась за отцом, взывая во тьм.у, что он забыл
свои часы... Тьма не откликнулась, никто тебя не услышал, или так надо
было - не услышать. И теперь отцовы часы, память семейная, идут да идут
себе, подвешенные сбоку на буфете, словно ожидая хозяина, ведя счет и дням
и секундам. Отец Софийки в ту осень повел один из последних эшелонов на
восток, повел ночью, тоскливо прокричав гудком на всю степь. Не было
ничего печальнее того прощального гудка; поглотили просторы самого родного
человека. Так с тех пор и живет он в этой хате только памятью, горечью
разлуки, только бесконечным ожиданием. Сколько раз вскакивала мать среди
ночи от постукивания в окно, а стучала, оказывается, всего лишь веточка
вишни...
никаких перемен. А вот со времени появления здесь этого летчика,
найденного детворой в синегайских кураях, все заметно изменилось в
Софийкиной жизни. Теперь есть кого спасать, есть кому каждое утро дарить
свою улыбку, есть за кого носить в себе постоянный страх и напряжение,
вздрагивая от каждого шороха ночи, каждый новый день встречая новой
настороженностью, опаской и беспокойством, неизменно ощущая в душе
неведомый раньше наплыв тепла и надежд. Хотя и при трагических
обстоятельствах, но явился он из того иного, желанного мира и самим своим
присутствием здесь, среди бесправных и вечно ожидающих, будто предвещает
то, что должно свершиться. С момента появления летчика, который отныне
всецело заполнил их жизнь, для хуторских начался новый отсчет времени.
Пусть и не все посвящены в эту историю, пусть и не всем выпало знать - где
он сейчас, у кого, за чьею печью сегодня его прячут,- однако догадывались
все: он есть, рядом где-то находится, сррдч них, этот их живой талисман!..
И когда, бывало, соберутся около него женщины, которые борются за его
жизнь, - даже в грубоватых шутках своих спасительниц оп улавливает, как
много значит для них само его присутствие на этом, затерянном в степях,
никакими законами не защищенном хуторке, где и его окончившийся неудачей
бои людям пришелся как будто кстати и нес в себе нечто похожее на отраду.
Ведь он невольно помог каждому из них лучше проявить себя, свою сущность,
дал возможность на какое-то время этим хуторским говоруньям забыть о
распрях, сплотиться, сквозь напускное недовольство проявить свой характер,
свою непоказную, но летчику хорошо видимую жертвенность. Замечал, как эти
артистки делали вид, будто досадуют на детей: откуда вы нам его притащили,
этого красавца, что и ходить не умеет, такой нам достался сокол!
полицаи, если только обнаружится, кого мы здесь укрываем... Да хоть бы
усатого нашли в бурьянах, а то даже безбровый и в дырах весь, уже и
полотен наших на него не хватает!.. От ворчливых нареканий и мнимого
недовольства спасительницы его нет-нет да и забегают мыслями в день
завтрашний, и вот тогда получалось, что летчик все же для них не лишний,
ведь когда придут наши да скажут: а ну-ка показывайтесь, какие вы здесь,
может, сякие-такие, а мы вам не сякие-такие, мы вот кого спасли, вы за это
каждой из нас еще и медалю выдать могли бы, разве нет?
Софийка остается со своим подопечным с глазу на глаз, она просит не
обижаться на теток хуторских за их шутки, уверяет, что оказался он среди
людей искренних, надежных.
воинственная складка:
стараться да замечать... Одним словом, чтобы нем был, как рыба, иначе
случится то, что с Попом Гапоном. Был здесь один такой: шнырял,
выведывал...
таки расскажет. Полицаичук, о котором он спрашивает, в природе
действительно существует время от времени наведывается в Синий Гаи. Когда